Невеста на уикэнд (СИ) - Цыпленкова Юлия

Я скинула туфли, прошлепала в указанном направлении и бухнулась на свое законное место у окошка. Лёлик расположилась рядом и нацелила на меня штопор:

— Я хочу знать всё. Всё-всё-всё. Куда пропала, почему затихла, и зачем едет твой дядя. Надеюсь, он мой адрес не знает? Я ему дверь не открою. Даже не вздумай у меня прятаться.

— Не, я спрячусь дальше и надежней, — усмехнулась я.

— Подробности. Про всё-всё-всё.

— Про всё не могу. Только про дядю.

— Не поняла, — вкручивающийся в пробку штопор замер. Лёля устремила на меня недоуменный взор. Ну вот, теперь они с Шуриком стали еще ближе друг к другу, моя подруга тоже не может узнать правды. Договор и Костя… чтоб его.

Коротко вздохнув, я ответила:

— Договор о неразглашении.

— Ты во что ввязалась? Полиция? ФСБ? ЦРУ?! — округлила глаза Лёлик. — Мать, ты что творишь без надзора?

— Лёль, будь человеком! — возмутилась я. — У меня трагедия всей новой жизни, а ты ко мне с глупостями пристаешь.

— Ничего себе глупости, — проворчала подруга. — Новое платье не оценила, меня в нем не лайкнула. На звонки отвечаешь раз через десять. Темнишь, изворачиваешься, на работе не работаешь… О-па! — Лелик, уже откупорившая бутылку, отодвинула ее в сторону и прищурилась: — А ты-то почему не на работе? То тебя из офиса плюшками не выманишь, а то вдруг явилась ни свет ни заря.

— Болею я, — заявила я. — Душа у меня, Лёлик, болит, — и я ударила кулаком себя в грудь.

— Чего?!

Лёля внимательно осмотрела мой розовощекий облик, хмыкнула и разлила вино.

— Ну-ну, — изрекла она, поднимая бокал. — За здоровье.

— За душевное, — уточнила я.

— И за него тоже, — согласилась подруга, и мы чокнулись бокалами.

День покатился к вечеру со страшной силой. Лёля, как умная и коварная женщина, дала мне высказаться по поводу дяди, старательно наполняя наши бокалы. Поддакивала, возмущалась, стучала кулаком по столу — в общем, поддерживала, как могла. Толик, вернувшийся с работы домой, посмотрел на наш святой женский союз и ретировался, не забыв сказать свое веское мужское слово:

— Отдыхайте, девочки, не буду вам мешать.

— Умница моя, — умилилась Лёлик и сурово вопросила вслед: — Куда?

— К Димке схожу, — ответил опытный супруг.

— Смотри мне, — погрозила подруга мужу.

— Обязательно, — кивнул он и растворился за пределами квартиры.

— За умных мужиков, — предложила следующий тост Лёля, и я задрала нос:

— Не буду.

— Чего это? — опешила подруга.

— От умных все беды, — ответила я.

— Поясни, — посуровела Лёлик.

И я начала свои путанные и извилистые пояснения, всё еще избегая называть имена и события. Моя речь изобиловала всхлипами, трагическими нотками и восклицаниями на надрыве. Всё это было приправлено пьяными слезами и периодическими театральными паузами для усиления эффекта и попытками справиться с потоком откровений. Но винная бомба уже рванула, и меня несло по кочкам и выбоинам повествования.

Лёлька явно пыталась вникнуть в мою историю, но пока мало что вынесла из нее. Наверное, даже жалела, что мы допиваем вторую бутылку. В любом случае, как умная и, повторяю, коварная женщина, она своего добилась — часть правды я на нее все-таки вывалила.

— Я ж к нему всей душой! — в душевном надрыве восклицала я. — Себя не жалея, на кровати… А он глазами своими синими смотрит… — мой голос пошел на понижение и затих на трагическом полушепоте. Но уже через минуту умиленно всхлипнула: — А глаза какие… озера! Как посмотрю, так тону, только пузыри пускаю. А он… Он! Даже не позвонил…

— Имя, сестра! — сыпала цитатами подруга, заходясь от любопытства: — Скажи его имя!

— А имя какое… — продолжала я пускать розовые пузыри. — Какое у него имя…

— Какое?! — зарычала Лёлька. — Мать, не томи!

Я скинула голову и дала откровение:

— Чингачгук, — а после я откинулась на стенку, возле которой стоял мой табурет, мечтательно прикрыв глаза. — Большой змей.

— Э-э… в смысле, то самое?

Я приоткрыла глаз и посмотрела на подругу. Она, как завзятый рыболов, развела руки, пытаясь изобразить потенциальный размер того самого. Я отмахнулась и протянула:

— Каа-а. А меня, знаешь, как называет? Тигрик, — я снова вздохнула и вдруг с силой ударила кулаком по столу: — Два дня не звонит!

— Гад какой, — снова посуровела Лёлик. — А ты звонила?

— Я за мужиками не бегаю, — ответила я. — Гордая.

— Все наши беды от гордости, — вздохнула подруга. — И от мнительности. Ты вот сопли на кулак наматываешь, а он, может, в делах весь.

— Конечно, в делах, — возмутилась я подругиным сомнениям. — Мы же завтра во Францию улетаем. На неделю.

— Ну, ты вообще-е, — протянула Лёлик, разом теряя женскую солидарность. — Ее мужик во Францию везет отдыхать, а она сидит на него жалуется. Меня бы Толик позвал, я бы пищала и визжала от радости, а ты… ты неблагодарная, — вынесла она вердикт.

Я оскорбилась:

— Да что б ты понимала! Это же не по любви, это по делу!

— Так, — мотнула головой подруга, — давай сначала. Ты была с ним, знаешь, что у него большой змей, а летите не по любви, а по делу?

Я поморгала, пытаясь понять, о чем она говорит. Осознала и округлила глаза:

— Дура что ли?! — возмутилась я, покрутив пальцем у виска. — Ничего у нас не было! Он змей по своей сути, а про это я понятия не имею. Больно надо, — я фыркнула и передернула плечами, а в глазах Лёли мелькнула жажда убийства.

Она громко сгрызла половинку яблока, после нацелила на меня палец и вопросила:

— Так было у вас что-то или нет?!

— Конечно, нет, — ответила я, качая головой. — Ну, ты совсем уже.

— Это ты, мать, совсем, — ответила подруга и постучала кончиком указательного пальца по лбу. — И меня с ума сведешь. То кровать, то ничего не было. Отношения деловые, а рыдаешь, что не звонит. Еще и во Францию на неделю. И в глазах тонешь. Что происходит?!

— Полный бред, — махнула я рукой, и Лёлик подвела итог:

— Факт.

Мы замолчали. Я продолжала свои страдания, усиленные возлияниями, подруга о чем-то думала. Наконец, отодвинула тарелку с фруктами и шлепнула по столу ладонью.

— Давай, звони ему, — велела она.

— Зачем? — удивилась я.

— Надо выяснить всё раз и навсегда, — безапелляционно заявила Лёля. — Что он порядочной девушке голову дурит? Дурит же?

— Ну…

— Значит, дурит, — уверенно кивнула моя подруга. — Звони.

Мне вдруг показалась эта идея правильной и даже логичной. Я полезла в сумочку, нахмурилась и перевернула ее над столом, вытряхнув всё содержимое — телефона не было. И тут моя затуманенная винными парами память нарисовала мне журнальный столик, на котором стоял портрет Костика, а рядом телефон. Взбодренная звонком дяди, а после приглашением подруги, я, кажется, оставила опасный носитель информации дома.

— Ну? — спросила Лёлик.

— Не буду звонить, — хмуро ответила я. — Телефон дома забыла.

— Звони с моего.

— Я номера не знаю, — снова всхлипнула я. — Он мне сам его забил, а я не запоминала. Еще и назвал, знаешь как? Любимый, эх….

— Ну, сволочь! — вознегодовала Лёля. — Любимый, значит, а сам хвостом вертит? Где ты его откопала?

— Сам пришел, — буркнула я и поднялась на ноги.

— Ты куда? — спросила подруга.

— К нему, — мрачно возвестила я. — Если змей не ползет к пиранье, пиранья сама приплывет. — И отмахнулась: — Не забивай голову.

— У меня уже нет головы, — честно призналась Лёлька. — Ты мне ее взорвала вместе с мозгом. — Она пару секунд подумала: — А может не надо домой? Ты такая… уставшая. По телефону-то не видно. А тут завалишься, раскрасавица.

— Я в порядке, — заверила я, придерживаясь за край стола.

— Может я с тобой?

— Нет. — Я потянула носом и мотнула головой. — Сама.

— Мать, ты ненормальная, — произнесла Лёлик: то ли с восхищением, то ли увещевая — я не разобралась. Но сильно настаивать ни на своей компании, ни на том, чтобы я отказалась от затеи, не стала. Если нетрезвая женщина что-то втемяшила себе в голову, она — локомотив. А Лёля на путях стоять не хотела.