Когда случились мы (ЛП) - Солис И. Б.

Между нами больше не проносится ни слова, только вздохи и стоны удовольствия, когда она прижимается ко мне. Я обхватываю ладонями её груди, разминая мягкую плоть, дразня пальцами её соски. Вот тогда она начинает подпрыгивать на моем члене, и я, блядь, схожу с ума.

Я не хочу кончать прямо сейчас, не заставив её развалиться на части по крайней мере ещё раз. То, как она сдается, полностью капитулирует, я не могу не испытывать удовлетворения, зная, что тоже свожу её с ума. Это лучшее чувство в мире, заставляющее такую богиню, как Луна, достичь вершины наслаждения.

Схватив её за бедра, я меняю наше положение так, что теперь мы лежим. Она лежит спиной на диване, а я сверху.

— Плохо? — спрашивает она, немного отстраняясь.

— Слишком хорошо, — обещаю я, целуя её тем неторопливым, чувственным способом, который, как я заметил, ей нравится. От этого у нас обоих перехватывает дыхание.

Сначала я двигаюсь медленно и глубоко, погружаясь в неё до конца. Когда я смотрю на неё сверху вниз, её зеленые глаза полны нежности, а её улыбка соответствует моей.

— Луна.

Моя Луна.

Она шепчет моё имя, касается моих губ. Я мог бы остаться здесь навсегда.

Мы движемся вместе. Луна отвечает мне толчком на толчок. Её пальцы скользят с моих плеч вверх по затылку, в волосы, и она притягивает меня для поцелуя.

Наш ритм ускоряется, наши движения набирают скорость.

Моя, я не могу не думать при каждом толчке.

Моя, я почти рычу, когда она выгибает спину и шире раздвигает ноги для меня.

Я вхожу в неё, жестко и быстро.

Моя. Моё сердце и душа, моё тело и мой разум — всё в полном согласии. Моя.

Тепло наших тел производит головокружительный эффект. Мы так идеально подходим друг другу. Я никогда ещё не был так близок ни с одним человеком. Слова не нужны.

Нарастает невероятное давление. Наши сердца бьются в унисон; дыхание учащается. Луна всхлипывает, когда удовольствие захлестывает её с каждым толчком, пока оно не переполняет её и это восхитительное чувство снова не овладевает ею.

— Генри, — кричит она, когда я чувствую, как она сжимается вокруг меня, уговаривая кончить за ней.

Мои пальцы скользят вверх по её талии. Слова, которые я всегда хочу сказать ей, исходят из моего сердца, разливаясь по всему телу. Но я сдерживаюсь, вместо этого целую её, полностью любя её, не высказывая этого вслух.

Я стону ей в шею, её ногти впиваются мне в спину, и ослепляющий экстаз захлестывает меня, когда я подвожу её к краю. Мои приглушенные звуки удовлетворения отпечатываются на её коже. Как хорошо с ней. Насколько она сексуальна. Как чертовски красива.

Пока я погружаюсь в абсолютное блаженство, слова, которые я никогда раньше не произносила первым, те, которые я сдерживал, вырываются наружу.

— Я люблю тебя, — шепчу я, а затем замираю.

Глава 22

ЛУНА

— Я люблю тебя.

Мне кажется, я ослышалась, но я знаю, что это не так. Это заставляет моё сердце петь и замирать одновременно. Внешне я никак внешне не реагирую, и Генри больше ничего не говорит.

Три коротких слова.

Слова, брошенные так небрежно, так часто, но это так много значило бы здесь — особенно здесь — в разделенном между нами пространстве. У меня голова идет кругом.

Может ли он вообще,…

Нет. Если он действительно сказал…что…это ничего не значит.

Во время секса все любят друг друга. Я стараюсь напоминать себе об этом.

Генри просто был захвачен моментом.

Однако на долю секунды, когда всё его тело напрягается и он перестает дышать, я в ужасе от того, что он скажет это снова. В ужасе от того, как сильно я хочу это услышать. Может быть, громче, отчетливее, чтобы не было ошибки в том, что произошло. Но этого не происходит, и я заставляю себя снова расслабиться. Даже пошутила, сказав ему, что земля содрогнулась и я подумала, что вернулась в Лос-Анджелес.

Он смеется с явным облегчением, и тогда я понимаю, что он действительно сказал то, чего не хотел.

Хорошо.

Это хорошо.

Я улыбаюсь Генри и не обращаю внимания на то, как моё сердце бешено колотится в груди.

После того, как я принимаю душ и надеваю серую толстовку и носки, которые оставил для меня Генри, я спускаюсь на кухню. Поскольку в его дорожной сумке был только один комплект чистой одежды, он отдал мне верхнюю, а сам взял нижнюю. Я могла бы легко надеть свою блузку и юбку-карандаш, но его одежда намного удобнее.

Кухня просторная и хорошо освещенная. Белые стены, белые шкафы, много места на стойке и островок посередине с четырьмя стульями по одну сторону.

У плиты Генри взбивает яичницу, одновременно готовя вафли для меня и блинчики для него. Я молча зачарованно наблюдаю за низко сидящими его серыми спортивными штанами. Я не тороплюсь, любуясь гладкими, четко очерченными линиями его тела, пока он двигается по кухне. Тот, кто сказал, что парни выглядят сексуально в серых спортивных штанах, был абсолютно прав. Хотя я почти уверена, что Генри хорош во всём.

Я продолжаю прокручивать в голове то, что он сказал. Как он замер, когда слова слетели с его губ. Я говорю себе, что это не имеет значения. Ничего не изменилось. Я не ищу…этого. И теперь я знаю, что он тоже не ищет. Это хорошо.

Почему же тогда мне не по себе?

Я отбрасываю эти мысли, когда слышу, как Генри напевает под музыку.

— Могу я помочь? — спрашиваю я, подходя. Он улыбается мне через плечо.

— Можешь составить мне компанию.

Я останавливаюсь прямо за ним, обвивая руками его обнаженную талию. Покрывая поцелуями его лопатки, мои руки исследуют его тело. Он вызывает привыкание, и мне нравится прикасаться к нему.

— Луна… — он снова прижимается ко мне.

— Да, Генри? — шепчу я, когда моя правая рука исчезает за поясом его брюк.

Я не ожидала, что он будет стонать так громко.

— Ты сказала…что проголодалась, — ему удается произнести достаточно связные слова, несмотря на скользящие движения моей руки.

— Я голодна.

Этого достаточно, чтобы Генри выключил плиту и уделил мне всё своё внимание. Полчаса спустя мы оба сидим на диване в кабинете, наши тела покрыты капельками пота, и мы чувствуем себя невыносимо расслабленными. Так продолжается до тех пор, пока мы не улавливаем запах чего-то горящего. Затем нам приходится открыть все окна, чтобы проветрить кухню от дыма, потому что ни один из нас не потрудился выключить вафельницу.

Сидя за кухонным столом и завтракая в полночь, пока на заднем плане играет музыка, мы с Генри оба сдерживаем улыбки. Тепло окутывает меня, и я проклинаю себя за то, что была так нелепо увлечена им. Всё, что он делает, я нахожу восхитительным. То, как он хмурит брови, когда говорит о своих предстоящих проектах. Когда уголок его рта приподнимается, когда он пытается уследить за моими запутанными рассуждениями о книгах. Я говорю ему, что мечтаю об огромной библиотеке с раздвижной лестницей.

— Библиотеке?

— Большой, — говорю я и смотрю, как он спрыгивает со стойки и встает у меня между ног.

Когда его руки скользят по моим бедрам, моё сердце бешено колотится.

Мы стоим так, прижавшись друг к другу, грудь к груди. Его прикосновения обжигают мою кожу самым лучшим образом. В его глазах вспыхивает необузданное желание, когда я провожу по твердым мышцам кончиками пальцев. Не торопясь, я провожу руками вниз по его торсу, вдоль восхитительной формы его пресса, вниз по V-образной форме, которая исчезает за поясом его серых спортивных штанов. У меня из горла вырывается какой-то звук, и Генри криво улыбается.

— Что ты там говорила?

— Эм…

— Большой? — предлагает он с самодовольной улыбкой на лице.

— Верно, — я прочищаю горло.

Теперь он ближе, его глаза прикованы к моим губам, его руки скользят вверх по моим бедрам.