Влюбляться нам нельзя - Фарди Кира

– Саш, не получается.

– Ты молодец, ноге стало легче.

– О, правда? Я сейчас…

Наваливаюсь снова…

– Тихо, слышишь?

Замираю: мне кажется, или издалека доносятся крики?

– Это наши… я сейчас… ты потерпи.

Дую в свисток изо всех сил и срываюсь с места…

Глава 29

Из леса выскакиваю, даже не притормозив, и сразу застываю в центре дороги, раскинув руки. Из-за поворота показывается машина с открытыми окнами, я слышу крики, вижу машущие мне руки и плачу… плачу навзрыд.

– Господи, Полина! – из джипа спрыгивает на землю Марина Николаевна и бежит ко мне.

– Пожалуйста… помогите… там… Сашка…

– Где? – только и спрашивает инструктор Олег.

Я несусь обратно.

Инструкторы приехали вовремя. У места окончания сплава нас всех ждали машины. Девчонок отправили в лагерь, а ребята отправились на наши поиски. Увидев, в какое положение мы попали, все ужаснулись и стали активно помогать взрослым.

Моя березка оказалась к месту. Мужчины сумели отодвинуть камень и вытащить Сашкину ногу. Скорая помощь, вызванная по рации, нас ждала на турбазе.

Я ни на шаг не отходила от Макарова: держала его за руку, сопровождала в больницу, ждала в коридоре вердикт врача и молилась: «Господи, помоги Сашке! Господи, я все для этого сделаю!»

Когда Сашку вывозят из рентгеновского кабинета, я бросаюсь не к нему, а к врачу.

– Скажите, что с ногой?

– Девушка, а вы кто? – доктор сердито смотрит на меня из-под густых бровей. – Где родители?

– Им уже сообщили, – говорит Олег Михайлович, который тоже нас сопровождал.

– Вот когда они приедут, тогда и поговорим.

– Нет, сейчас! – я догоняю врача уже возле приемного покоя. – Я Сашкина невеста и была с ним, когда это случилось. Или вы хотите, чтобы я сошла с ума?

– А не рано вам женихаться? – окидывает меня взглядом доктор.

– Любви все возрасты покорны.

– Ишь ты! Ну слушай, – он садится за стол, вставляет снимок в экран, берет ручку. – У твоего… хм… жениха… сложный перелом голеностопного сустава. Нужна операция.

– Нет, не может быть! – я в ужасе закрываю ладонями рот. – У нас через два дня первый экзамен.

– Ничем не могу помочь, – разводит руками врач. – Или операция, или хромота и инвалидность. Придется выбирать.

– А здесь и выбирать нечего!

От окрика сзади я вздрагиваю и оборачиваюсь: в кабинет входят родители Сашки. Мама всхлипывает, отец поддерживает ее за локоть, но смотрит при этом на меня.

– Нет, – мой голос внезапно садится, я отчаянно мотаю головой и отступаю. – Нет! Сашка же спортсмен. Он не может без него…

– Увы, этот перелом ставит крест на спортивной карьере вашего жениха.

– Жениха? – отец Сашки хмурится. – И когда мой сын заимел невесту? Почему я ничего не знаю.

– Ну…

– Полина, выйди, – суровый мужчина в летной форме мнет в руках фуражку, а костяшки пальцев белые от усердия. – И вообще, покинь больницу. Тебе здесь не рады!

От жестоких слов я задыхаюсь, пытаюсь что-то сказать, но голова идет кругом. Я выскакиваю из кабинета и в коридоре сползаю по стене на пол. Просто сижу, закрыв глаза, мозг плавится от обиды, отчаяния и несправедливости взрослых.

– Полинушка, поехали домой.

Открываю глаза: на меня смотрит мама. По щекам текут слезы. А за ее спиной топчется папа.

– Мам, пап, как же так? – всхлипываю и беспомощно хлопаю себя по коленям. – Меня выгнали, а я… не могу… уйти… просто не могу…

Родители подхватывают меня за локти и насильно сажают в машину. Домой едем молча, в тишине салона раздаются только мои и мамины всхлипывания. Я не знаю, о чем говорить. Просто не в состоянии сейчас думать, рассуждать, делиться новостями.

Я вообще впадаю в ступор: брожу по квартире из угла в угол с телефоном в руках и звоню периодически в отделение с вопросом:

– Операция прошла? Нет? О боже, как долго!

И бреду дальше. Наконец слышу в трубке:

– Операция закончилась успешно, пациент спит.

Без сил падаю на диван.

– Поля, ты не виновата, – уговаривает меня мама.

– Нет, виновата! Если бы хорошо держала весло! Если бы…

– Полюшка… – мама плачет. – Полиция уже разбирается, как в лодке оказалась пробоина, как инструкторы сплава позволили школьникам одним сесть в байдарку.

На другой день с утра я пропадаю в больнице, сижу в коридоре возле отделения реанимации. Когда вижу маму Сашки, сразу бросаюсь к ней.

– Как он?

– Все нормально, не волнуйся, – Евгения Михайловна за одну ночь осунулась и постарела. – Прогноз хороший, но…

Она судорожно всхлипывает и отворачивается, часто дышит, подавляя приступ отчаяния. А я обмираю на месте, в голове проносится куча мыслей.

– Ч-что?

– Сашке придется перенести экзамены на следующий год.

От шока я теряюсь, делаю шаг назад, плюхаюсь на стул. Я совсем забыла о выпускной аттестации. Мозги кипят от напряженной работы.

«Как перенести? А поступление? – со скоростью света проносятся вопросы. – А мечты? А если…»

Черт! И как я раньше не сообразила!

И вдруг такое спокойствие наваливается на грудь, такое умиротворение, что даже слезы высыхают.

– Евгения Михайловна, я не допущу этого.

– Чего? Да и что ты можешь сделать, Поля?

– Я смогу! Вот увидите! Я Сашку не оставлю, тоже не пойду на экзамены.

– Спятила, девчонка! – Евгения Михайловна вскакивает. – Даже не смей о таком думать! Уходи!

– Нет, вы не поняли! Я поговорю с папой о переносе ЕГЭ на июль. Так можно. К этому времени Сашка оправится, я ему помогу подготовиться. И буду с ним рядом.

С этой мыслью и уверенностью в принятом решении сразу еду домой.

– Полина, ты на экзамен завтра какую блузку наденешь?

Мама стоит с плечиками в руках и разглядывает мои наряды.

– Я на ЕГЭ не пойду.

– Что? – у мамы глаза округляются одновременно со ртом и становятся похожи на две буквы «о». – Отец, ты слышал, что она говорит?

– Мама, я приняла решение.

– Полина, ты же свою судьбу рушишь! – из кабинета показывается папа. – Этот вопрос не обсуждается.

Он мрачнее тучи, так и кажется, что сейчас прогремит гром и засверкают молнии.

– Папа, я не пойду.

Я упрямо сжимаю кулаки…

Любимые родители в одно мгновение становятся врагами. И не потому, что я строптивая и неблагодарная. Нет, они просто не понимают меня. Совсем! Будто никогда сами не были молодыми.

«Бесит! Как же бесит! Стыдно за них! Дура, зачем сказала? – смотрю на них и ругаю себя последними словами. – Не пришла бы завтра на экзамен, и все».

Я пытаюсь бочком прорваться к себе в комнату, но родители загораживают дорогу.

– Я тебе не позволю одиннадцать лет учебы спустить в унитаз! – уже кричит папка. – Если бы я знал, к чему приведет ваша дружба, на порог бы не пустил Макарова!

Он не похож на себя, зациклился на этом унитазе. Все неприятности принимал стойко и разрешал, не дрогнув бровью, а сейчас просто сошел с ума.

И я меняю тактику, хотя трясусь от страха, от злости и ледяного холода, который разливается в груди. Впервые смею перечить своим близким.

– Пап, не кричи, не пугай соседей.

– Чт-о-о-о? Ты на отца? Как смеешь?

Папа вдруг замахивается журналом, который держит в руке,

– Нет, Ваня! Нет! Поля…

Мама бросается между нами. Но я упрямо выглядываю из-за ее плеча:

– Пап, есть выход. Послушай…

– Выходы она предлагает, как же!

Отец швыряет журнал на стол, тот падает мимо и прямо на напольную вазу, роняет ее. Мы с мамой подпрыгиваем от грохота и звона разбитого стекла. Крохотный осколок впивается мне в руку, но плевать, боли даже не чувствую.

– Я сдам ЕГЭ, клянусь! – вскидываю, как пионер, ребро ладони ко лбу. – Клянусь!

– Отлично! За ум взялась?

– Сдам… – оглядываюсь и отступаю. – Во второй срок. Вместе с Сашкой.

Говорю и несусь в кухню, закрываю дверь и прижимаю ее спиной. Глупый, детский поступок, но ничего не соображаю, меня просто трясет от ужаса. В квартире на миг устанавливается тишина. Слышу только грохот, вскрик мамы, перепалку родителей.