Эверест (СИ) - Свирская Дарья

Рыжая вдребезги разбила все мои стереотипы, наглядно убедив, что не подходит ни под один из них. И мне сейчас на многое нужно научиться смотреть под другим углом…

Закинув вещи в зал повышенной комфортности аэропорта, я повел ее гулять по городу. Наблюдая за тем, как она радуется зимнему солнцу, снегу, ледовым фигурам и обычной пешей прогулке, я поражался ее эмоциям. Изучая ее, я все время сравнивал эти сведения с тем, что знал о женщинах раньше. Но, то ли я не с теми женщинами общался, то ли она — действительно уникальный экземпляр, предугадать ее реакции на обычные слова или действия мне было сложно.

К обеду мы зашли в ресторан, но есть совершенно не хотелось, а в голове снова поселился странный шум. Поэтому я с энтузиазмом воспринял ее предложение направиться в сторону аэропорта. Когда мы туда добрались, меня стало потряхивать. Я забрался под горячий душ, после которого, вроде, попустило, но в самолете, чувствуя крайнюю разбитость, попросил не будить, проспав всю дорогу до дома.

ГЛАВА 18

ЛЕРА

Дима проспал всю дорогу, попросив не будить даже на перекусы, а после приземления взял два такси вместо одного, чтобы разъехаться в разные стороны…

Что бы это значило? Он все еще дуется на меня из-за поступка своего друга? Ревнует? Считает, что я должна была вести себя по-другому?

Оттуда мы летели на полчаса дольше, ведь вращение Земли никто не отменял, и, пока самолет был в воздухе, столица пыталась от нас «убежать». А новая смена часовых поясов, теперь уже в другую сторону, выбила из колеи: из Владика мы вылетали в шесть вечера, а домой вернулись к восьми, хотя по нормальному ходу времени должно было быть три утра.

Слишком уставшая, чтобы что-то додумывать, я с облегчением вхожу домой, где меня с горячим ужином ждет радушная Мариванна. Я оставила ей записку о тогда еще предстоящем отъезде, и теперь отвертеться от подробных расспросов, чувствую, не получится.

Так и выходит: почти до утра мне приходится развлекать ее рассказами о проведенном на Дальнем Востоке времени и внимательно слушать, как провела праздники она.

Добравшись до подушки почти под утро, проваливаюсь в тяжелый сон, из которого выныриваю с ощущением внутренней тревоги. С чего бы?

После обеда приезжаю на работу, с удивлением обнаруживая отсутствие шефа. Составив авансовый отчет, сдаю его в бухгалтерию, откуда решительно шагаю к Татьяне Петровне.

На вопрос, почему Димы нет на месте, она буркает что-то вроде «вы как помощник должны лучше знать», но я прошу ее набрать его номер.

— Не отвечает, — удивленно вскидывается она на меня.

И снова то самое нехорошее утреннее чувство напоминает о себе…

Я тут же извлекаю из кармана собственный смартфон и у нее на глазах набираю шефа.

Гудки пошли. Но ни после первого, пятого и даже десятого никто не отвечает…

Закусив губу, я, внутренне сжавшись, жду обратную связь. Но ничего не происходит, и телефон после какого-то очередного гудка умолкает. Но я уперто набираю еще раз, чтобы пережить повторение сцены. Петровна безотрывно смотрит на меня, но, когда я в третий раз безуспешно проделываю ту же операцию, пишет что-то на бумаге и передает мне.

— Тут его адрес. На всякий случай…

Я, судорожно сглотнув, благодарю ее, и выхожу, чтобы, забрав свои вещи, отправиться по буквам на листочке…

ДМИТРИЙ

Прибыв на родную землю, понимаю, что отдых в самолете особо не спас. Ломота в теле, разбитость и слабость сигнализируют о какой-то гадости, что все же прицепилась ко мне. Поэтому, чтобы уберечь рыжую, беру нам разные машины.

Дома, едва переступив порог, бросаю у порога вещи, и, разувшись и сняв пальто, иду в спальню, чтобы, завернувшись в одеяло, как в кокон, прямо в одежде провалиться в сон.

Утро начинается с тяжелых век, туманной головы и вялой разбитости. Наверное, нужно сходить в аптеку и что-то купить. Эта мысль пляшет на периферии сознания, пока я снова не отключаюсь в спасительном сне, из которого меня выдергивает настойчивая трель.

Я не сразу понимаю, что это: будильник? Телевизор? Телефон?

Но, проморгавшись, все-таки врубаюсь: дверной звонок…

ЛЕРА

Я стою и трезвоню в двери. Уже четвертый раз подряд. И не была бы такой настойчивой, если б не знала наверняка, что он дома. Эту информацию подтвердил консъерж, пристально оглядывая меня, влетевшую в подъезд и с ходу потребовавшую от него отчет по Диминой квартире.

Когда в странно дрожащих пальцах недостает сил для того чтобы жать на кнопку дальше, всю меня, от макушки до пят пронизывает мысль: а ведь он может быть не один… Именно поэтому не отвечает на звонки — телефонные и дверные…

Это предположение наваливается словно из ниоткуда, как гром среди ясного неба, на мгновение парализуя, и я уже не чувствую себя столь уверенной. Сюда я спешила, подгоняемая беспокойством, а теперь даже не представляю, что делать дальше…

ДМИТРИЙ

Щелчок замка и я открываю, опираясь рукой на дверной косяк.

Лера…

Что она здесь делает?

ЛЕРА

Открывающаяся дверь для меня как откровение: что ждет меня за ней? Неужели, снова разочарование? Только смогу ли перенести его?

Окунувшись в озеро одолевающих меня сомнений, не сразу поднимаю глаза. Но, решившись на это, замираю: Дима стоит на пороге, прислонившись к стене, изможденный, неестественно бледный, в той же самой одежде, что был в самолете. Он, что, не переодевался со вчерашнего дня???

Его волосы в беспорядке, под глазами залегли тени, а впечатление в целом такое, будто он сейчас упадет мне под ноги, не пройдя и пары шагов…

— О, Боже, Дима, как ты себя чувствуешь? — Первое, что могу вымолвить я.

— Как будто по мне танк проехал, — сообщает он, не заостряя внимания на моем обращении.

— Ты вызывал врача? Принимал лекарства? — Засыпаю я его вопросами.

— Все в порядке, отлежусь и буду как новенький, — отвечает он, и, развернувшись, уходит вглубь квартиры.

Мне приходится разуться, и, прикрыв дверь, проследовать за ним, попав в огромную комнату холостяцкой квартиры, где все минималистично, дорого и как будто необжито, хотя я, кажется, слышала о том, что Дима уже не первый год здесь обитает.

Он лежит на кожаном диване в гостиной, просто упав на него и положив голову на подлокотник, закрыв глаза и отрешившись от всего мира. Я щупаю ладонью его лоб, — горячий.

— Дим… — Шепчу я, — кажется, у тебя температура. У тебя есть хотя бы градусник?

— Не уверен, — не разлепляя век отвечает он.

— Объясни, что у тебя болит, — решительно требую я, заставляя его поморщиться.

— Не беспокойся, что-то простудное. Переохладился во Владике. Через пару дней пройдет, — отчитывается он, усаживаясь на диване.

— А когда ты ел в последний раз? — Снова пытаю его я, вспоминая, что в самолете он не притронулся к еде, а до этого, кажется, ограничился лишь чашкой чая за завтраком.

— Лера, мне, конечно, приятна твоя забота, — через силу отвечает он, но иди-ка ты, лучше домой, чтоб не подцепить от меня какую-то гадость.

— Я пойду, Дим, но только не домой, а в аптеку. Где ключи?

— В ключнице, — на автомате отвечает он, и я отправляюсь на поиски. Оборачиваясь в проеме двери, бросаю:

— К моему возвращению, будь добр, переоденься и приведи себя в порядок!

ДМИТРИЙ

Рыжая беспокоилась обо мне? Тревожилась? Переживала?

Видимо да, раз набросилась на меня с вопросами еще в коридоре, отбросив все эти «выканья» и вид, что мы чужие люди.

Меня не может не радовать этот факт, как не может не огорчать другой: какой мужик мечтает предстать перед своей женщиной доходящей развалиной?

Поэтому, прислушавшись к ее словам, собираю волю в кулак и отправляюсь в ванную.

ЛЕРА

Я возвращаюсь примерно минут через сорок. Именно столько потребовалось, чтобы купить лекарства и продукты, которые, я была уверена, у Димы отсутствовали.

Входя с двумя полными пакетами в кухню, встречаюсь с Димой, который, с волосами, мокрыми после душа, в трикотажных спортивных брюках и футболке с длинным рукавом, пристроился там на очередном диванчике.