Дрожащей рукой освобождается от трусов и, запрокинув одну мою ногу за свое бедро, медленно толкается в тугое лоно.
Я напрягаюсь, потому что это далеко не язык. Меня обуревает страх, что я сейчас лопну, порвусь на куски.
Прикусив Антона за губу, испуганно смотрю в его глаза и постукиваю зубами.
— Тише, сладкая моя. — Он освобождает мои руки, позволив ногтями впиться в его спину. Целует меня, продолжая свое законное вторжение и нашептывая: — Сейчас будет хорошо… Еще чуть-чуть… Люблю тебя… Больше жизни…
Наконец меня пронзает ощущением бесконечного счастья и полета к самим небесам. Я выдыхаю, откинувшись на подушку и, прикрыв глаза, расплываюсь в блаженной улыбке. Секунда боли и страха того стоила. Теперь каждое движение, каждый толчок приносит дозу растущего кайфа.
Я утопаю в мягкости матраса, держась за Антона, как за спасательный круг. Отдаюсь ему целиком и полностью. Доверяю каждой клеточкой тела. Не боюсь. Жажду. Желаю. Люблю. И снова плачу, когда мы добираемся до финала, в объятиях друг друга.
Перестаю чувствовать тело и мыслить. Сквозь звон слушаю бешеное биение его сердца и цвету. С этой минуты я женщина и жена Антона Громова.
— Еще хочу, — толком не отдышавшись, говорит он.
— Так что же тебе мешает пойти на второй заход? — Кончиком носа трусь о его нос, обвивая его шею руками.
— Ты не выспишься.
— Я сюда не спать прилетела, милый.
— Учти, я могу работать на износ.
— Вперед, — улыбаюсь ему в губы. — Я на все согласна.
Наверное, мы уснем утром, под убаюкивающий шелест моря…
Конец
