После него (СИ) - Хаан Ашира

Мне ведь туда надо!

Так ведь?

Остаток полета мы молчали или общались по бытовым вопросам.

Максим выбрал за меня курицу с рисом вместо рыбы с картошкой. Я так и хотела, но почему-то вместо благодарности испытала раздражение.

И когда он попытался меня поцеловать, вновь почувствовала тошноту. На этот раз мне не понравился запах тушеной рыбы с маринованной морковью, который исходил от него.

Я сбежала в туалет, попросив прощения, и там просто стояла и смотрела на себя в зеркало, включив горячую воду.

Тошнота отступала, но ненадолго и недалеко.

Вернувшись, я закуталась в плед и притворилась спящей до конца полета. Максим не беспокоил меня, наоборот, даже укрыл получше. От накатившего запаха парфюма пришлось прятать нос в синтетическую ткань, пахнущую пластмассой.

Из самолета мы вышли последними и терпеливо отстояли во всех очередях на границе. Мой багаж остался на ленте последним, выделяясь среди серо-стального пейзажа своим провокационным цветом.

— У тебя вроде желтый чемодан был? — нахмурившись, спросил Максим.

— Он сломался.

— Что нужно делать с чемоданом, чтобы он сломался… — проворчал он.

Когда мы проходили через зеленый таможенный коридор, я запоздало сообразила, что не выбрось я «Сердце океана» в море, пришлось бы его декларировать. И тогда у мужа появилось бы очень много вопросов.

Нам и так предстояло разбираться с тем, что во время «развода» мы оба друг другу вроде как изменили. Это сулило несколько тяжелых бесед. Может быть, даже на всю ночь, как это бывало раньше.

Я заранее почувствовала себя уставшей. Ощутила на языке привкус остывшего кофе и песок под веками. Услышала мертвую тишину спящего дома, в котором горит только наше кухонное окно. А за ним — мы. Сидим друг напротив друга за кухонным столом и снова, снова, снова разбираем плюсы и минусы, ошибки и неточности. Чтобы такое больше не повторялось.

Только раньше речь шла о более безобидных вещах — новой работе, беспочвенной на первый взгляд ссоре, разбитом мной экране телефона.

О разводе мы будем говорить не меньше недели.

Без сна и отдыха. Бесконечный марафон рефлексии и занудства.

— Максим! — позвала я, когда мы выбрались из толпы встречающих и таксистов. — Постой.

— Что ты хочешь? Кофе, как всегда? — обернулся он с раздражением. — Агата, давай дома уже. Я устал, хочу скорее уехать отсюда.

— Нет, Максим, — я остановилась посреди зала. — Мы не поедем домой.

— Почему? Что ты придумала опять?

Он остановился и грохнул колесиками чемодана так, что я испугалась, что они отвалятся.

— Я ничего не придумала. Просто не хочу.

— Что это значит? Причина какая? — поморщился он. — Я тебе уже говорил, что не бывает просто «не хочу». Всегда есть мотив.

— Бывает! Просто! Не хо-чу!

— Агата, не кричи, люди смотрят! — прошипел Максим, оглядываясь. — Вот я об этом говорил! Обязательно здесь отношения выяснять?

— Обязательно! Пусть смотрят! — я раскинула руки и повернулась вокруг себя, ловя взгляды всех проходящих мимо. — Эй, люди! Тут семейная ссора!

— Агата! — он дернул меня за руку к себе. — Что ты за инфантильное существо! Повзрослей уже!

— Чтобы быть взрослой надо заботиться, что о тебе подумают окружающие?

— Да!

— А иначе никаких мне шуб, бриллиантов и круизов, да, Макс? — я вырвала у него руку и сощурившись посмотрела в лицо. Он даже побледнел — то ли от гнева, то ли от стыда за меня. — Может быть, ты даже отзовешь свое предложение снова пожениться? Ах да! Ты ведь его даже не сделал еще!

— Агата!

— Что — Агата? Я так и не поняла — ты меня любишь? Или просто решил, что со мной удобнее? Зачем ты меня хочешь вернуть? Чтобы было, кого строить?

— Прекрати!

— А если не прекращу?

— Тогда я уйду.

— Уходи!

Я скрестила руки на груди, со злорадным удовольствием наблюдая за тем, как он краснеет, снова бледнеет, идет пятнами, стискивает зубы и постоянно, постоянно оглядывается, паникуя от внимания окружающих.

— Я еду домой. Успокоишься — адрес знаешь! — наконец бросил он зло и, не оглядываясь, направился к выходу.

И я осталась одна с ярко-красным чемоданом посреди зоны прилета, где люди встречаются после долгой разлуки, плачут от счастья, обнимаются.

А я вот — снова разрушила свой брак. На этот раз окончательно.

Выдохнув, я подхватила ручку чемодана и покатила его к ближайшему месту, откуда пахло кофе. Мальчик-бариста с десятком колечек в левом ухе с некоторой опаской мне улыбнулся — он отчетливо видел и слышал наш скандал — но вежливо спросил:

— Что желаете?

Почему-то эта вымученная улыбка и вообще весь его испуганный вид снова вызвали у меня тошноту.

Я помотала головой и отправилась на поиски кофе, который не вызовет у меня отвращения.

Но почему-то каждый мужчина, мимо которого я проходила — вонял! Вонял уверенностью в своем превосходстве, наглостью и очередным тошнотным модным парфюмом.

Пришлось даже забиться в уголок и сесть на корточки у стены, чтобы переждать дурноту.

Ладно, обойдусь без кофе.

Вызову такси и поеду домой.

Но пришлось посидеть еще минут пять, чтобы откопать в навалившейся усталости хоть немного сил. Хотя бы выйти из здания аэропорта.

На свежем воздухе мне стало полегче. Я с наслаждением набрала в легкие запах бензина и пыльного асфальта и тут услышала:

— Агата!

Обернувшись на голос того, кого тут быть не могло, я увидела у края дороги большую черную машину с тонированными стеклами.

И Тимура.

Сделать пару шагов к нему было труднее всего на свете.

Он сам подошел.

Забрал чемодан и уложил его в багажник.

А потом открыл дверцу машины.

— Садись, поехали.

— Ну уж нет! — я упрямо мотнула головой. — Сначала скандал!

54. Скандал

Тимур огляделся по сторонам.

Кругом сновали люди, таща за собой тяжелые чемоданы и неудобные сумки, гудели машины, такси с трудом протискивались через толпу. Место и время для скандала я выбрала, конечно, максимально неудобное.

Но он только хмыкнул и уперся ладонью в крышу машины.

Кивнул:

— Давай.

— Это правда? — сразу начала я.

— Что именно? — поднял бровь Тимур.

— Все!

— Нет. Все — неправда. — спокойно ответил он. — Что-то да. Что-то нет.

— Например?

Тимур глубоко вздохнул и принялся загибать пальцы:

— Жена Макрона — не мужик. Голуби — не шпионские дроны правительства. Химтрейлы — бред.

— Тимур! — возмутилась я.

— ВИЧ, напротив, существует, — невозмутимо продолжил он. — Как и сыворотка правды. И арктическая база нацистов, где разрабатывались оккультные ритуалы.

— Тимурр-р-р-р-р! — зарычала я.

— Мур-мур-мур? — с коварной полуулыбкой уточнил он.

— Не мур-мур! Я не про голубей! Я про тебя и ту… эту… Веру! Это правда?

— Правда.

Он ответил абсолютно серьезно и спокойно.

Ни единого шанса подумать, что это продолжение балагана с оккультной базой нацистов.

Почему-то мне стало так тяжело на сердце, будто я все еще надеялась, что Максим врал.

И что дальше?

Я вздохнула развернулась и гордо направилась куда-то вдоль сигналящей череды машин, выстроившихся в очередь вдоль здания аэропорта.

Не знаю — куда.

Потом остановилась.

Вспомнила, что чемодан у Тимура в багажнике.

Вернулась.

Зыркнула на него крайне мрачно.

Он терпеливо ждал с открытой дверью машины, не обращая внимания на яростное гудение машин и ругань таксистов за спиной.

С независимым видом я залезла в салон. Тимур нырнул следом, и водитель сорвался с места, так ловко выруливая из пробки, словно тренировался в автошколе для поклонников фильма «Форсаж».

Пока мы выбирались с территории аэропорта и неслись по трассе в окружении густых лесов, я молчала и только изредка косилась на Тимура, на лице которого все шире расплывалась наглая усмешка.