Бархатная Принцесса (СИ) - Субботина Айя

Меня до сих пор никто не удерживает силой, и я упрямо идут к воротам, но Олег буквально вразвалочку настигает меня и подстраивается под мои шаги. Молчит, изредка покашливая в кулак, но не разрешает дойти до заветной цели каких-нибудь пару метров. Просто загораживает путь, и когда я пытаюсь его обойти, кладет ладонь мне на локоть со словами:

— Никуда ты не пойдешь, родная. И хватить пороть херню.

— Что? — не понимаю я, пытаясь стряхнуть с себя его прикосновение, будто меня сцапала хищная птица.

— Я про твой токсикоз.

Почему мне чудится ирония в его интонации, хоть я, кажется, вообще впервые слышу его ироничным и вот таким, убийственно-спокойным. И уж лучше бы бесновался, чем вот так лениво поглаживал топором по оголенной шее, оттягивая момент удара.

— Олег, пожалуйста, мы же можем поговорить обо всем завтра? Где захочешь, как захочешь. Я все подпишу, никаких материальных претензий.

У нас есть брачный договор, но я готова пообещать ему что угодно, лишь бы вырваться на свободу. Потому что с каждой минутой чувствую себя так, будто меня обернули в папиросную бумагу и раскуривают, вытягивая силы и превращая в дым и пепел.

Он даже дает мне пройти мимо, но все-таки делает контрольный выстрел, прямо в поясницу — так, что ноги подкашиваются, и я вынуждена взять его за руку, чтобы не упасть.

— Не беременных, родная, тошнить не может. Поэтому кончай ломать комедию.

Мне все еще кажется, что услышанное — просто плод моего воображения. Что этих слов не существует, что я сама их придумала, поддавшись уговорам воспаленного странной болью сознания. Это как будто услышать Лунную сонату в грохоте строительства за окнами или въедливом звуке автомобильной сигнализации.

— Ты просто не в себе, — бормочу первую же оформленную мысль.

— Я очень даже в себе, родная, а вот ты просто валяешь дурака. Пойдем, поговорим по душам.

Я хочу вырваться из его рук, но Олег крепко обнимает меня за плечи и со стороны мы наверняка выглядим просто идеальной семейной парочкой: жене стало плохо, и заботливый муж тут же подставил крепкое плечо. И плевать, что я, почти как капризный ребенок, упираюсь каблуками в землю, и Олег, теряя терпение, перехватывает мой локоть и ускоряет шаг.

— В чем дело, Дани? Не хочешь возвращать домой? Ты же так переживала, что перестанешь быть здесь полноценной хозяйкой.

— Отпусти меня, — слабо сопротивляюсь я.

Меня снова тошнит, бросает в холодный пот, мысли кувыркаются вместе с миром вокруг, и кажется, будто я стала антиподом и хожу вверх ногами. Но Олег сильнее, ему ничего не стоит затащить меня в дом, захлопнуть дверь и словно куклу усадить в кресло. Я закрываю ладонью рот, мычу, надеясь, что он поймет — это не игра, не притворство и меня, в самом деле, тошнит. И я даже не знаю, от чего тошнит больше — от вранья или от ужаса, что я заперта в огромном доме, который никогда по-настоящему не был моим.

Олег все-таки не удерживает меня, когда я бегу в туалет — и желудок несколько минут просто извергает из себя все, что я съела накануне. Не так много, потому что не хотела наедаться перед перелетом. Но даже немного успокоившись, все равно не спешу выходить. Сижу на корточках, уткнувшись лбом в прохладный кафель стены. Олег сказал что-то про беременность, которой нет. Но ведь там, на пляже — это было так похожее на токсикоз. И сейчас тоже.

И разве врачи в больнице не говорили…

Стоп.

Я хватаю эту мысль и быстро, чтобы она не сбежала, выдираю из нее крылья.

Впервые о беременности я услышала от Олега, в больнице, после аварии. И потом, когда мне стало плохо, он сам отвез меня в медицинский центр, где за мной присматривала выбранная им же врач. В меня что-то кололи, брали анализы, осматривали на «кресле», а когда я заикнулась про УЗИ, именно эта врач сказала, что в нем нет необходимости и с моим неблагоприятным прогнозом не рисковать.

Я окончательно запутываюсь, но с упорством муравья, который волочит в домик громадную гусеницу, продолжаю ковырять это непонимание.

Почему не сделала простой тест на беременность? Потому что мне и в голову не могло прийти, что Олег обманет меня в таких вещах. Потому что мы были мужем и женой, и в наш медовый месяц врать мне про ребенка было бы слишком жестоко.

Но было еще кровотечение, после которого меня положили в больницу. Что это? Просто задержка? Гормональный сбой?

Когда выхожу из туалета, Олег стоит рядом и протягивает стакан с водой. Руки так дрожат, что приходится вцепиться в него двумя руками. И зубы выстукивают на стекле чечетку.

— Не нужно так волноваться, родная, — без намека на сочувствие говорит Олег.

Мы так и стоим в коридоре, разделенные полуприкрытой дверью туалета, и я знаю, что Олег не даст мне выйти, пока не выставит условия, после которых я сама попрошу захлопнуть клетку. Но продолжаю верить в лучшее.

Глава тридцать восьмая: Даниэла

— А был вообще ребенок? — спрашиваю я, прислоняясь плечом к стене.

Я хочу, чтобы он сказал, что просто зло надо мной пошутил. Он имеет право злиться. Имеет право орать и ругать меня самыми последними словами. Я покорно приму весь гнев, склоню голову и не буду роптать. Я готова на все, лишь бы мы переварили эту огромную проблему и вышли из нее хотя бы не врагами, потому что на большее в нашем случае рассчитывать не приходится. И на миг даже кажется, что Олег тоже не хочет доставать мечи, но он улыбается — и от моей надежды не остается ровным счетом ничего. Она громко лопается, словно слишком надутый воздушный шарик.

— Ты ведь бесплодный, — говорю я. Почему тогда так охотно поверила в чудо? Потому что хотела верить, что судьба сжалилась. А что осталось теперь? Ничего, просто… придуманная беременность и придуманный же токсикоз?

— Мне просто нельзя иметь детей, родная, — вдруг признается Олег. Он спокоен, словно убийца, который знает, что жертва все равно в его лапах, и есть возможность облегчить душу перед тем, как собственноручно отправить ее на небеса. — По некоторым причинам. Я старался, чтобы этого не случилось, но, как видишь, бывают осечки.

— Почему нельзя?

Он поднимает руку, удерживая меня от дальнейших расспросов, и продолжает в удобном ему темпе.

— Ты действительно забеременела, и это стало огромной проблемой. К счастью, природа умнее нас.

— Можно без фальшивой философии и пространных фраз? — Я не знаю этого человека, который назвал меня женой чуть больше трех месяцев назад. И не хочу с ним знакомиться.

— Ты забеременела, потом у тебя случился выкидыш, а чтобы ты не рехнулась, я решил побыть Санта Клаусом в ноябре и подарить тебе немного самообмана. Я люблю тебя, родная, хоть ты последняя растраханая сука. Я просто надеялся, что хотя бы беременность вправит тебе мозги. Жаль, что даже мысль о ребенке в животе не помешала впустить в себя чужой член.

Я жмурюсь, но не от обидных слов, а от того, что меня обманули, как сопливую девчонку. Завернули кусок пластилина в яркую обертку, и я легко заглотила наживку. И думала, что поступаю неправильно, пуская в свою жизнь другого мужчину, беременная от законного мужа.

Абсурдность и нелепица, хоть смейся, но плечо снова ломит так сильно, что приходится прижаться к стене. Кажется, еще немного — и упаду к ногам своего обвинителя ему на радость.

— В общем, родная, погуляла и хватит. У меня на тебя большие планы. Мы же семья? И ты вроде хотела ребенка? — Он разводит руки, словно иллюзионист пред толпой. — Я дам тебе ребенка.

Последние слова звучат так… холодно, будто он уже все решил, будто в его собственной вселенной нет и не может быть места моему «нет». И этот разговор — он словно разговор двух случайных попутчиков, которые пытаются делать вид, что понимают друг друга с полуслова, а по факту просто говорят невпопад.

— Я не погуляла, Олег. Я от тебя ухожу. И я не хочу от тебя детей.

Он вздыхает, придвигается ко мне, словно хочет привычным жестом поцеловать в макушку, но вместо этого хватает за плечи и разворачивает к себе, буравя взглядом из-под очков. И я вижу в стеклах собственное бледное отражение и понимаю, что никогда-никогда не была счастливой: ни в этом доме, ни с этим мужчиной, ни на этой дурацкой планете! Что мое счастье там, где Кай. Замерло крохотным воспоминанием со вкусом ванили в том супермаркете детских вещей, где мы вместе выбирали вещи для выдуманного ребенка.