Предавший однажды (СИ) - Шнайдер Анна

Прочитав это, я в буквальном смысле схватилась за волосы. Написала второе длинное письмо на электронную почту, где всё-всё объяснила ещё раз, но… Ромка его просто проигнорировал. И в дальнейшем он если и отвечал, то только по работе — любые мои попытки вырулить на обсуждение чего-то личного пресекались на корню.

Я бесилась. Нет, «бесилась» — это какое-то слишком невнятное слово для той бури эмоций, что владели мной в эти полтора месяца. Да, полтора — не три! Позавчера я поговорила с Костей ещё раз и вынудила его признать, что ничего не получится, как ни старайся. Хотя он старался — это было заметно невооружённым глазом. Старался, как и прошедшие два года, но мне уже не были нужны эти старания. По двум причинам, причём Костя понимал лишь первую, а вторая прошла мимо его сознания — хотя я объясняла её несколько раз.

Первой причиной была моя любовь к Ромке, которую невозможно было игнорировать. Я думала о нём постоянно, переживала, беспокоилась и злилась, что он не воспринял всерьёз мои слова про обязательный развод. Он не верил в меня, и это было обидно, хоть и понятно, откуда растут ноги.

Со второй причиной сложнее.

Однажды я спросила Костю, почему люди — обычные люди, окружающие каждого из нас, — не грабят и не убивают. Ответ был предсказуем: «Потому что это аморально». Тогда же я поинтересовалась, почему в таком случае он прелюбодействовал, ведь это тоже аморально. И о воровстве, и об убийстве, и о прелюбодеянии сказано в Писании как о смертных грехах, без исключений и всяких приписок: «Если очень хочется, то можно пару раз».

Костя, само собой, отшутился в стиле известного мема «это другое», так и не осознав, что я хотела объяснить.

Сколько бы времени ни проходило — два года, три, десять или двадцать лет, — для Кости неверное поведение так и останется вариантом нормы и «это другое». Он может завязать себя в узел и перестать ходить налево, потому что не хочет развода — но не потому, что считает измену неприемлемой, аморальной.

И именно этот факт в конечном итоге меня не устраивал. Именно он сломал мою любовь к мужу. Для меня верность была таким же обязательным атрибутом порядочного и честного человека, как и остальное «не убий» и «не укради», и я просто не хотела больше тратить своё время на мужчину, который всегда будет считать иначе. Даже если он не будет изменять — он будет продолжать думать, что имеет право на измену.

Увы, но Костя этого так и не понял. Он упрекал меня в чувстве к Ромке, в недоверии, в излишней холодности и строгости — но так и не осознал, что причина, корень наших конфликтов, в том, что не исправить. Ходи или не ходи к психологу — неважно. Как сказано в одной старой сказке: «И никакие связи не помогут сделать ножку маленькой, душу — большой, а сердце — справедливым».

Лёва и Оксана восприняли весть о нашем с Костей разводе стоически. Я думала, будет хуже, особенно с дочерью, но она, увлечённая романом со своим молодым человеком и захваченная студенческими проблемами, отреагировала лучше, чем я думала. Естественно, ей было жаль, но Оксана честно сказала, что давно подозревала: несмотря ни на что, мы с её отцом всё-таки разведёмся. Лёва, живший в ожидании этого решения последние два с лишним года, и вовсе только плечами пожал.

Хуже всего отреагировали свёкры. Костя сам разговаривал с ними, и потом они начали бомбить меня звонками и сообщениями с просьбами ещё подумать, пожалеть, поразмыслить… В общем, всё как в прошлый раз, только теперь, в отличие от прошлого раза, я была готова к сопротивлению и не поддавалась.

Хватит. Независимо от того, получится у меня что-то с Ромкой или нет, — наш брак с Костей закончился.

Я заметила Ромкину фигуру в его неизменной куртке «стиль лейтенанта Коломбо» издалека и заскрипела зубами — до отплытия пять минут, а он вообще не торопится. А я тут, между прочим, уже почти замёрзла, на этом майском ветру, который будто бы колол мою кожу тонкими морозными иголочками.

Ненадолго спустившись вниз, на главную палубу, я оказалась перед трапом как раз в тот момент, когда по нему шёл Ромка. Смотрел он не вперёд, на меня, а себе под ноги — поэтому очутился передо мной в самую последнюю секунду.

— Привет, Надя, — сказал Ромка, слабо улыбнувшись. Он выглядел уставшим и очень похудевшим — уверена, если он снимет куртку, выяснится, что никакого намёка на возрастной живот не будет и в помине.

— Привет, — ответила я, ощущая радость пополам с робостью. Господи, я столько ждала его! Теперь бы ещё правильные слова найти. — Тебя, я смотрю, голодом морили последние полтора месяца.

— Угу, — кивнул он. — Вот я поесть и пришёл. Шеф ещё премию обещал.

— Шеф — молодец, — искренне сообщила я, а затем взяла Ромку за руку.

— Какая ты ледяная, — ужаснулся он. — Ты не внутри, что ли, была, а на палубе гуляла?

— Я тебя ждала, — призналась я. — Нам надо поговорить.

— Надя… — тут же напрягся Ромка, но меня сейчас было не остановить — я провела его внутрь теплохода, а затем потащила вверх по лестнице, не заворачивая в ресторан. Наверху была веранда с лавочками, стульями и столиками — для тех, кто хочет посидеть на воздухе, — но сейчас здесь никого не было, все грелись в ресторане.

Солнце стояло почти в зените, отражаясь в воде слепящими глаза бликами, и я, подведя Ромку к поручням, на мгновение зажмурилась — то ли от яркости окружающего мира, сине-белого и обманчиво тёплого, — то ли от страха, что ничего не получится.

— Я развожусь, — начала я с главного, и Ромкина ладонь в моей руке дрогнула.

— Шутишь? — поинтересовался он удивлённо, и я, разозлившись, повернулась к нему лицом.

— Ага, видишь — клоунский нос даже нацепила, — съязвила я, потрогав свободной рукой кончик носа. Холодный, кстати. — А чего ты не смеёшься? Я же типа шучу!

— Надюш, — извиняюще улыбнулся Ромка, — не злись. Просто… ты же писала мне про три месяца. Они ещё даже не прошли.

— Три месяца — да, не прошли. Зато желание играть в семью у меня прошло полностью. А твоё? А то я о тебе ничего не знаю, из-за чего мне периодически хочется тебя убить!

Я сказала это, по-видимому, с такой экспрессией, что Ромка не выдержал — и рассмеялся, сразу став намного менее напряжённым. И более тёплым, родным, знакомым до тянущего сладкого чувства в груди.

— Я всё расскажу, обещаю. Если ты не пере…

— Убью! — погрозила я ему пальцем. — Ой, смотри! Отплываем.

Теплоход действительно медленно, бочком отползал от берега — и мне казалось, что вместе с этим берегом от меня отдаляется моя прошлая жизнь. В чём-то хорошая и даже счастливая, в чём-то — не очень, но какая уж есть.

— Да, — тихо откликнулся Ромка, не выпуская моей руки. — Как отреагировали твои дети?

— Сносно. А твои?

— Лучше, чем я ожидал. И в целом всё проходит лучше, чем я ожидал. Пока нас не развели, но процесс запущен, и Лена вроде бы смирилась. Я живу на съёмной квартире в паре остановок от своего прошлого места обитания, с детьми вижусь часто — по выходным даже забираю их, да и по будням они ко мне захаживают. А ты останешься там же или переедешь?

— Костя предлагал остаться, но я не хочу. Квартира всё-таки его, у меня своя есть. Через неделю оттуда съедут жильцы — и мы с Лёвой туда переедем. Оксана пока останется с Костей, она не хочет заморачиваться с переездом перед сессией, будет шевелиться летом. Впрочем, я вообще сомневаюсь, что она ко мне переедет.

— Почему?

— У неё молодой человек есть, — я вздохнула. Несмотря на то, что Паша, с которым Оксана познакомила нас с Костей примерно неделю назад, мне нравился, я пока не осознала до конца, что у дочери теперь присутствует личная жизнь, не связанная с нашей семьёй. — В общем, Оксана пару раз высказывала мысль, что хочет попробовать жить вместе со своим Пашей. Костя даже пообещал ей помочь со съёмом квартиры на первых порах, пока оба учатся.

— Быстро выросли наши дети, — усмехнулся Ромка. — Мой тоже вовсю женихается, вот только девочки не очень удачные. Правда, в последнее время Илья стал переписываться с одной вполне нормальной — нашей соседкой и его одноклассницей, — и я в очередной раз понял, какой он ещё ребёнок. Я вижу, что она ему нравится, и даже очень, но у девочки лишний вес, и Илья её стесняется. Кто-то что-то ему по этому поводу сказал — и пошло-поехало…