Строптивая для негодяя (СИ) - Шикова Илона

Даже Сазонов, которого встречаю в коридоре по дороге в свой кабинет, не рискует пошутить, глядя на мое выражение лица.

— Стоять, — хватаю его за руку, когда он собирается прошмыгнуть мимо меня.

— Я очень занят, Громова, — пытается вырваться из моего захвата, но это не так-то и просто сделать. — Честное слово, дел, — проводит рукой по горлу, — немеряно.

— Придется еще одно себе взять, — головой подзываю Макса подойти поближе. — Забери этого оболтуса на пару часиков, пока я завалы разгребу. Иначе боюсь, что он под горячую руку попадет.

— И всё? — Юрка делает круглые глаза и удивленное лицо.

— Дашь ему уголовный кодекс, — снимаю дубленку, отдавая ее Сазонову, так как заходить в свой кабинет надобность отпадает, раз Макса пристроила. — Пусть изучает, начиная со сто пятой. Лично буду проверять, — тычу в парнишку пальцем. — Хоть одну статья не будет отлетать от зубов, прикончу на месте, даже имени не спрошу. А я к прокурору, — не даю вставить Юрке ни слова, и он закрывает рот, не пытаясь возражать. — Ох, сейчас влетит мне за сегодняшнюю самодеятельность.

— Ты там поаккуратнее, — Сазонов берет мою верхнюю одежду и смотрит, как я поправляю волосы. — Он с утра лютует. Ему вчера областники по шапке настучали, так он разгон дает всем подряд, даже не вникая в суть дела. Все по норам запрятались и не высовываются, боясь попасть под гнев царя, — усмехается, после чего переводит взгляд на Макса, который топчется на одном месте

— Час от часу не легче, — вздыхаю, разворачиваюсь и направляюсь в кабинет к своему шефу.

А за спиной слышу веселые голоса мужчин:

— Юрий!

— Максим!

Интересно, что смешного они нашли в этой ситуации?

— Тогда пошли кодекс учить, пока твоя наставница не вернется. Еще и мне до кучи прилетит. Ее злить нельзя.

Конечно, прилетит, если ты сейчас не заткнешься, друг мой ненаглядный.

Перед дверью в кабинет делаю глубокий вдох, затем выдох, и вхожу.

Василич орет так, что стены трясутся. Вспоминает все мои грехи, о которых я и сама давно забыла. Вот ведь память у человека, мне бы его боевой запал. Молча слушаю, считая мысленно до десяти, чтобы не сорваться и не попасть под горячую руку. В таком настроении лучше прокурора не злить. А то из белого и пушистого котика он превратится в рычащего тигра, если я еще подолью масла в огонь своими пререканиями.

За мое сегодняшнее поведение в зале заседания выносит мне выговор. Правда, пока только в устной форме.

— И то, — усаживается в кресло, выдыхаясь, — потому что судья за тебя просил. Что с тобой, Громова? Я тебя в последнее время не узнаю.

— Стресс, Сергей Васильевич, — отвечаю довольно спокойно, не собираясь ничего объяснять в подробностях.

Если бы я еще сама знала, что говорить. Мыслей много, но как-то в одну полную картинку они никак не хотят складываться.

— Может, тебе отдохнуть? — смотрит на меня исподлобья.

Он всегда так — сначала орет, как ненормальный, а потом жалеет. По крайней мере, меня, так уж, точно.

— Была уважительная причина, поверьте, — мой голос звучит ровно. — Я всё уладила, больше такого не повторится.

— Ладно, — ворчит и машет рукой. — Иди, работай.

— Есть, — улыбаюсь, разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и выхожу из кабинета прокурора.

Слава Богу, пронесло.

Два часа разгребаю бумаги на столе. Со своими переживаниями и постоянными мыслями о Пашке совсем запустила рабочий процесс. А он, как известно, не стоит на месте, при этом регулярно дает о себе знать в виде новых дел и бесконечных протоколов.

Макс тихонечко заходит ко мне в кабинет, садится на стул и не пытается со мной заговорить, а только раскрывает уголовный кодекс и внимательно читает. Краем глаза наблюдаю за его сосредоточенной физиономией и усмехаюсь.

От бумажек отрывает звонок Пашки. Сообщает, что уже начало восьмого, и он ждет нас с Максимом внизу. Как же быстро время пролетело, а я даже и не заметила.

Но сама сказала, чтобы приехал вовремя, поэтому часть бумаг забираю с собой, а остальные убираю в сейф. Одеваемся и направляемся к выходу.

— Ты мне скажи, — произносит Паша, обращаясь к брату, когда мы ужинаем в тишине. Слышен лишь звон вилок о тарелки. — Какого хрена ты этому долговязому в глаз бил?

— Балабанов, — укоризненно смотрю на парня, сидящего напротив. — За словами следи.

— А куда надо было бить? — Макс игнорирует меня, глядя удивленно на Пашку.

— Завтра вечером возьму тебя с собой на тренировку, там и объясню, — усмехается мой, так называемый, кавалер, вызывая немое изумление на моем лице.

Вот это номер, ну, надо же. Неужели решил исправиться и начать уделять мальчику внимание. Под большим секретом еще в первый вечер пребывания здесь Макс поведал мне о том, что Пашка в детстве увлекался волейболом, а сейчас периодически ходит в зал бокса. И мальчик очень расстраивается, потому что этот упрямый баран не хочет брать его с собой.

Максим цветет и пахнет, бесконечно улыбается, быстро доедает ужин и уходит в комнату доучивать уроки.

— Красавец, — смотрю Балабанову прямо в глаза, в надежде, что в моих он прочитает исключительно восторг.

— В прямом или переносном смысле? — на его лице появляется кривая ухмылка.

Вот не может он без своих бесконечных подколок. Ведь прекрасно знает, в каком значении я произнесла это слово. Но обязательно должен съязвить по этому поводу, чтоб ему пусто было.

— В обоих, — назло ему выпаливаю, встаю со стула и двигаюсь в спальню. — Посуду помой, сегодня твоя очередь, — бросаю на ходу.

Сажусь на кровать, раскладывая перед собой бумаги, правда, оставляя дверь открытой. Слышу, как Балабанов ворчит, включает посудомоечную машину (лентяй), и несколько минут его не видно.

Боковым зрением наблюдаю, как Пашка подходит к дивану, пододвигает журнальный столик с ноутбуком, после чего садится и ставит рядом с гаджетом чашку с чаем. Мог и мне предложить, в конце то концов. Хотя бы из вежливости, потому что я, вообще-то, гостья в его доме, а не прислуга или нянька для его брата.

— А мне чай можно? — нагло кричу из спальни и поворачиваюсь лицом к двери.

— У нас рабовладельческий строй отменили, не помню, в каком веке, — ворчит Балабанов, правда, тоже одарив меня своим коронным взглядом “Я тебя съем”.

— Статья сто двадцать семь, пункт два, — кричит Макс из своей комнаты. — До пяти лет лишения свободы можно получить.

— Вот, — Балабанов берет чашку и делает глоток, продолжая на меня пялиться со своего места. — Макс, а за хулиганство много дают? — кричит Пашка громко.

— Статья двести тринадцатая, — прилетает в ответ с соседней комнаты. — Тоже до пяти лет, но можно штрафом отделаться.

— Ну, с моим адвокатом, — снова этот негодяй делает демонстративно глоток чая, ехидно мне улыбаясь, — я точно отделаюсь денежной компенсацией.

— Балабанов, я тебя когда-нибудь придушу, — шиплю довольно громко, вызывая очередную порцию смеха.

— Дарина, — кричит мальчик. — Статья сто пятая, до пятнадцати лет дают. Лучше завтра давай, после того, как он меня с собой на бокс возьмет.

— Вот, — теперь моя очередь ехидничать. — Завтра, так завтра, — и снова утыкаюсь в бумажки.

— Никакой личной жизни, — ворчит Балабанов. — И мужской солидарности, — теперь уже кричит, как я понимаю, адресуя данную фразу Максиму. Но спустя минут пять возникает на пороге моей спальни с чашкой дымящегося чая. — Это спасибо за сегодня.

Поднимаю глаза вверх. Глядя на его веселую физиономию, желание злиться пропадает. Совсем, всерьез и надолго. Хоть он и любит поумничать не по делу, все равно очень добрый и отзывчивый.

Забираю кружку из рук Пашки и отвожу взгляд, так как чувствую, что начинаю краснеть. Он все больше и больше заставляет меня переосмысливать мое мнение о нем, а также расставлять приоритеты заново. Никогда бы в жизни не подумала, что Паша принесет мне чай, особенно, если я перед этим язвила. Мелочь, а приятно, но не это главное. Внимание с его стороны ко мне — самое важное, что может между нами происходить.