Игра в дружбу (СИ) - Фант Карина

— Максим у нас наркотой торгует. Тьфу ты, — освещает он молодняк недовольным тоном.

Вообще-то, я никому здесь не рассказывал об этом, но пронырливый Федя вызнал у кого-то про Антона и родил свою историю моей жизни. Весьма правдоподобную, но слишком уж однобокую. Чувствую на себе взгляд новичка.

— Ого… Барыга, что ли? Чем торговал?

— Не доставай его. У него друга сегодня судят, да и самого скоро, того… — полушепотом остужает его дядя Федя, будто не он сам начал разговор, и принимается за новый рассказ.

Того… Как будто на казнь ведут, честное слово.

Заснуть у меня все-таки не получается, поэтому остаток дня довожу себя мыслями о безрадостном грядущем будущем. Перед ужином спускаюсь вниз и вместе с новичком наблюдаю за тем, как двое «своих» играют в самодельные нарды, а потом принимаю тарелку жуткой похлебки. Но приступить к трапезе так и не успеваю — из коридора меня окликает неожиданный гость и просит выйти на разговор.

— Чем обязан, майор Жевакин?

Михаил-сукин-ты-сын. Как ловко он заставил всех нас поверить в то, что работает на Рената, когда сам Ренат работал на него.

— Хреново выглядишь, — замечает он с тенью удовлетворения. Да уж, недельная щетина мало кого красит. — Я пришел новостями поделиться. Интересно?

И с чего бы такая честь?

— Выкладывай уже, — говорю недовольно, всей душой желая закончить с ним разговор так же сильно, как боюсь услышать продолжение.

— Десятка, — говорит деланно-бесстрастно, а у меня воздух застревает в горле. — Думал, хотя бы в полтора раза больше влепят, но нет.

Молчу. Потому что не знаю, что сказать. Десять лет — это ведь половина молодости, половина жизни…

— Курить хочешь? — спрашивает спокойно, разрывая повисшее молчание. Я не нахожу в себе сил отказать.

Холодный воздух из распахнутого окна обнимает за плечи. Судорожно выкуриваю вторую по счету сигарету в обществе майора полиции, давая ему насладиться своим беспомощным видом и уже и не ожидая продолжения разговора. А оно, оказывается, все-таки есть.

— Кто-то постарался или ты сам вирус на комп забросил? Признаю, сделали хорошо, — говорит негромко, без этого противного злорадства. И я уже за это ему почти благодарен.

А новость, действительно, хорошая. Чувствую, как в груди приятно теплеет.

— Ты рано радуешься, — усмехается Жевакин. — Думаешь, у нас других доказательств нет? Мы каждый разговор с вами записывали. Даже этого хватит, чтобы все доказать, и я уже молчу про грязное бельишко твоего руководства. Оно ведь есть, даже не скрывай. Такие ребята начинают работать чисто, только когда реальная угроза появляется.

Перевожу на него тяжелый взгляд. Продолжает упоительно:

— Ты ведь тоже сядешь. Может, и не на десять лет, как твой друг, но на пять точно.

Хочется ему врезать. Так, чтобы костяшки в кровь. Но гнев бурлит лишь внутри, снаружи же я остаюсь максимально хладнокровен.

— Спасибо за радужные перспективы.

Михаил криво улыбается.

— И хочется тебе этого?

— Ты что, пришел сюда, чтобы в душе у меня копаться? — шиплю и вдавливаю бычок в пепельницу. Давлю сильнее, пока пальцы больно не упираются в ее дно, не отводя от майора ожесточенного взгляда.

— Нет, чтобы поделиться новостями.

— Спасибо, тогда я уже могу идти? — не дожидаюсь его ответа, резко отстраняюсь и шагаю в сторону своей камеры.

— Эй, Власов! — окликает Жевакин слишком весело для сложившейся ситуации. Хотя, ему-то что грустить? — Я ведь не только об Антоне поговорить хотел!

Ужасно хочется продолжить свое шествие и уйти от него с глаз долой, но что-то заставляет остановиться.

— И о чем же еще? — интересуюсь едко, обернувшись к нему всем корпусом.

Майор довольно скалит зубы.

Эмилия

Сегодня — по-настоящему весенний день в начале ноября. Солнечный и теплый, с мокрым от подтаявшей ледяной корки асфальтом и мягким ветром, разносящим запах хороших перемен. Закрываю глаза и вдыхаю его полной грудью, заставляя себя поверить в искренность природы.

Меня не пригласили в качестве свидетеля, и Константин Валентинович расценил это как подарок свыше. Значит, им нечем крыть. Значит, мы почти победили. Он, вообще, настоятельно рекомендовал мне не появляться в зале суда и не мозолить глаза присутствующим, поэтому сейчас я сижу здесь, в машине Руслана, и старательно дышу свободой через опущенное окно.

Два дня назад Антона Степанова приговорили к десяти годам лишения свободы. Даже влияние его отца вкупе с работой дорогостоящего адвоката смогли добиться лишь смягчения наказания, и этот факт здорово пошатнул мою веру в хороший исход. Тем не менее, прогнозы Константина Валентиновича были весьма утешительными — максимум полгода за сокрытие преступления, ведь про причастность агентства к распространению наркотиков так никто и не заговорил. Везение или следование заранее продуманному плану? Мне отчаянно хотелось верить лишь в первое, поэтому я именно так и делала, устав от постоянного страха.

— Эми! — вдруг окликает меня Руслан, возвращая на землю.

Резко вскидываю взгляд на здание суда, замечая, как ощутимо дернулось в груди сердце. Через открытые двери неспешно выходят люди, но среди них не видно никого знакомого. Дышу через раз и медленно дергаю за ручку двери, отчаянно вглядываясь в лица. Макса все нет. Колонну завершает Константин Валентинович, неспешно спускаясь по каменной лестнице. С трудом проглатываю ком разочарования и выпрыгиваю на улицу, семеня к нему быстрым шагом.

— Ну, что?! — голос срывается, ударяясь о стены здания. Его лицо не выражает никаких эмоций, или я попросту их не вижу, и это совершенно сбивает с толку.

Мужчина не успевает ничего ответить — из дверей суда вдруг выходят последние люди, я и уже забываю о своем вопросе. Застываю, смотрю на него в окружении семьи, и… совершенно теряюсь. Впадаю в ступор просто потому, что не верю своему счастью. Так вот, значит, как выглядят папа-инженер и мама-профессор. Максим вдруг смотрит прямо на меня и останавливается. Если честно, я видела нашу встречу несколько иначе. А мы просто стоим как два истукана и не знаем, что делать.

Хотя, Макс, кажется, все-таки знает.

Он быстро спускается по ступенькам и, приблизившись, сгребает меня в охапку. Крепко прижимаюсь в ответ и зажмуриваюсь, вдыхая родной запах. Дышу так, будто пробежала стометровку на время, и чувствую горячее дыхание на макушке. Макс осторожно отстраняется и обхватывает ладонями мое лицо. Вглядывается в глаза, и мне и не нужно слов, чтобы понять его, а потом медленно улыбается. Улыбаюсь в ответ и тихо говорю, едва сдерживая подступившие слезы:

— Вот видишь, я же говорила, что все будет хорошо.

Макс наклоняется и целует меня, но я не даю ему разогнаться, не забывая о невольных зрителях. С трудом отрываемся друг от друга и поворачиваемся к застывшим людям. Смущенно улыбаюсь, прячась за рукой Макса.

— Мам, пап, — обращается он к родителям. Бросает на меня короткий взгляд, крепче сжимает ладонь и уверенно говорит: — Знакомьтесь, это Эмилия, моя девушка.

***

Катька гордо вышагивает по гладкому полу, везя за собой два здоровенных чемодана, и улыбается как победитель лотереи. Тетя Света радостно машет ей ладонью, дядя Коля с улыбкой упирает руки в бока, а Степа задумчиво интересуется:

— Капец, она там на всю семью шмоток, что ли, набрала?

Мы обнимаемся так, будто не виделись минимум год, а потом все вместе едем домой праздновать возвращение блудной дочери с бабушкиным пирогом.

— Со мной даже прощаться не хотели! Сказали, что я лучший работник из всех приезжих! — довольно хвастается подруга в машине.

— А как Жан отреагировал?

Катька больно пихает меня локтем, но тетя Света все равно чует неладное со своего переднего сиденья:

— Жан? Какой еще Жан?

— А… Да так, — устало тянет подруга. — Болван один.

Прошла любовь, завяли помидоры?

Посылаем с Катькой друг другу многозначительные взгляды и тихо смеемся, ловя на себе скептический взгляд Степы. В груди разливается тепло. Впервые за долгое время я вдруг чувствую, что все скоро точно встанет на свои места.