Те, кого нет (СИ) - Климов Андрей

Здесь все оставалось почти по-прежнему. Даже новые обои и линолеум были тех же тонов, что и раньше — теплых, с преобладанием бежевого. Ее старый письменный стол, компьютер — слабенький по сегодняшним меркам, но все-таки подключенный к сети. Наташа шагнула к платяному шкафу, открыла — там в полном порядке висели ее старые вещи — платья, юбки, блузы, серый блейзер, который полагалось надевать в банк, белый пиджак для особых случаев, махровый халат.

Наташа прихватила халат и направилась в ванную комнату, на ходу заглянув в кухню и спросив у матери, где взять банное полотенце.

Андрей Петрович сидел за столом, прихлебывая чай из цветастой чашки; при ее появлении он поставил чашку и сказал:

— Ну, здравствуй, девочка!

— Здравствуйте! — хмуро отозвалась она.

— Это наш Захар. — Андрей Петрович кивнул на рыжую гладкошерстную таксу, сидевшую у его ног. Пес поднял на Наталью породистую сухую морду, повел влажным носом, принюхался и отвернулся.

— Славный кобелек, — сказала она. — Мама, куда положить грязное?

— В корзинку. Там, в ванной, — засуетилась Наталья Всеволодовна. — Или сразу в стиральную машину… Доченька, нас до вечера не будет, обедай сама, все найдешь в холодильнике.

— Поняла.

— Ты куда-нибудь собираешься?

— Да. Не забудьте оставить ключи, — проговорила она и заперлась в ванной.

Когда оба они наконец-то ушли, Наташа загрузила машину, потом развесила выстиранное на балконе, порылась в шкафу, нашла то, что требовалось, и выгладила. Джинсы цвета стоялых сливок стали великоваты, — и она направилась в комнату матери поискать какой-нибудь пояс. Все это время пес безмолвно лежал в прихожей, но как только она открыла дверь комнаты, угрожающе зарычал.

— Умник! — усмехнулась Наташа. — И ты туда же? Ну иди, иди со мной, Захар, будешь свидетелем, что я ничего не украла. Просто кое-что одолжу на время…

Пес и в самом деле поднялся и последовал за ней. Озадаченное выражение не сходило с морды рыжей таксы.

Подходящий мужской ремень нашелся в мамином шкафу. Там же скопом висели вещи Андрея Петровича — очевидно, их поспешно эвакуировали сюда этой же ночью. У дальней стены — новая двуспальная кровать под ярко-оранжевым покрывалом. На стене, прямо над любовным гнездышком, — пятилетней давности ее собственная фотография в буковой рамочке: скромная трудолюбивая девушка из приличной семьи. Длинные волосы сколоты на затылке, нежное и слегка простоватое лицо, прямой носик, отложной воротничок, сережки с крохотными камешками в маленьких мочках.

Наташа прищурилась: знала бы мама, как они ей пригодились, эти сережки, подаренные к двадцатилетию. Она их не снимала, и в колонию пошла в них, несмотря на запрет и советы: отдай своим, все равно отметут. От кривой злобной дуры, верховодившей в отряде, она отбилась — Анюта помогла, а вот от контролера, положившего на нее глаз, пришлось откупаться этими самыми сережками. Видно, понравились его жене, от нее в конце концов отстали. Тогда же она остригла свои пышные волосы под ноль и впервые закурила…

— Пошли со мной, песик, перекусим, угощу тебя сыром, — вздохнув, сказала Наташа. — Подкрепимся для новой жизни…

Спустя час она уже энергично вышагивала по городским улицам, нацепив солнцезащитные очки, с пачкой денег в заднем кармане джинсов, которые по-прежнему то и дело сползали с бедер.

Ремень не пригодился: брюшко у Андрея Петровича оказалось чересчур солидным, а новую дырку прокалывать она не стала, решив где-нибудь купить собственный. С Захаром они поладили, и пес провожал ее до дверей в превосходном настроении. Наташа тоже чувствовала себя по-другому: ее состояние определялось одним словом: «наплевать».

Странное дело — ведь в прошлом, которое она про себя называла «до», Наташа любила этого человека, брата ее отца, чудом уцелевшего в той давней кровавой мясорубке. Даже мечтала, что когда-нибудь он станет мужем ее матери. Так и вышло. Чего же она хотела на самом деле? Свалиться на голову: мамочка, дорогая, теперь моя очередь заботиться о тебе, я сильная, я сумею!.. Облом. Вместо этого двое пожилых людей станут ее жалеть, кормить, тревожиться о ее судьбе. Счет в банке, квартира, блин!..

В первом попавшемся джинсовом бутике Наташа купила крутой ремень, а в электронном супермаркете в двух кварталах — навороченный смартфон. Присела поблизости в скверике, установила чип и позвонила Анюте.

— Ну? — с ходу заверещала та. — Чего так долго молчала? Как там у тебя?

— Нормально.

— Как тебя встретили?

— Супер.

— Что собираешься делать, подруга?

— Иду в бар, собираюсь подцепить жениха.

— Ого!

— А ты как думала, Анюта? Что я всю жизнь в целках пробегаю?

— …

— Чего онемела? — Наталья повертела в пальцах незажженную сигарету. — У меня, да будет тебе известно, вся жизнь впереди.

— Ты вот что, поосторожней там с женихами, — послышался озабоченный далекий голос. — Они сейчас знаешь какие…

— Да ладно тебе. Уж и пошутить нельзя. Ты себя береги…

Наташа отключила телефон, сунула в нагрудный кармашек холщовой рубашки, а из другого выудила зажигалку.

Еще оставалось время, чтобы просто посидеть на скамейке и ни о чем таком не думать.

Молодежное кафе, которое Наташа помнила еще по студенческим временам, находилось в трех кварталах от центральной площади, можно доехать троллейбусом. Тогда там было запросто — молодежь забегала перекусить, выпить кофе или пивка, вечером — потусоваться со своими.

Когда она вошла в стеклянные двери заведения, бар уже работал, хотя народу почти не было. Веселье закрутится потом, ближе к ночи, она знала. Однако и здесь все разительно переменилось, — отметила Наташа, — даже панели на стенах другие. Не говоря уже о людях.

Впрочем, какая разница, если она не собирается здесь задерживаться? План на сегодняшний вечер созрел у нее, когда она еще сидела в скверике: не возвращаться домой, а снять на ночь номер в хорошем отеле с телевизором и джакузи, надраться и завалиться спать…

Того, кто был ей нужен, Наташа заприметила сразу. Парень сидел у окна в расслабленной позе, один как перст. На столике перед ним стояли пара пустых бутылок из-под «Сармата» и блюдце с орешками. У него были сильные плечи, обтянутые белой футболкой, и светлый, высоко подстриженный затылок. Лица она со своего места не видела, только крупный, с горбинкой, нос и скулу, когда он отпивал из бокала.

Устроившись на высоком табурете за стойкой, она придвинула к себе пепельницу и сказала вертлявому черноглазому бармену, похожему на турка:

— Водку с соком.

— Хотите «Зауэр?»

Она кивнула, понятия не имея, что это такое. В колонии приходилось пить всего несколько раз — в основном разведенный спирт. Анюта предпочитала какую-то кислятину, запивая ею пирожки с капустой и абрикосами. Совсем недавно была хорошая водка — в компании со слесарем, менявшим у подружки прохудившийся стояк. Напиток ей пришелся по вкусу — не расслаблял, не глушил, и наутро не болела голова. Хотя в общем к алкоголю она оставалась равнодушной.

Наташа выкурила сигарету, оценила смесь и заказала вторую порцию. Лимон сжевала вместе с подсахаренной корочкой. Бармен покосился насмешливо, и она, прихватив высокий холодный стакан, поднялась и направилась туда, где дожидался ее одноразовый мачо…

— Привет, — с наглецой произнесла Наташа. — Можно здесь присесть? Этот бармен мне не нравится. Слишком много о себе мнит. Если я мешаю, то на нет и суда нет.

Парень поднял к ней вспыхнувшее румянцем лицо, указал взглядом на стул напротив, и она едва не охнула: симпатичный, но какой же молоденький бычок!

Пиво было так себе, а его руки — крепкими и загорелыми. По крайней мере, с виду.

— Спасибо, — чопорно проговорила Наташа, усаживаясь. Водка таки зацепила ее. — Вы очень любезны… Предпочитаете пиво?

— Выходной, — сказал парень. — Мне тоже этот Мишка не нравится. Сынок нынешнего хозяина заведения.