Темный полдень (СИ) - Костадинова Весела

Подарки от деревенских поступали почти каждый день. Это начинало уже серьезно напрягать — холодильник у меня был маленьким, а продукты уже некуда было складывать. Возникла мысль поговорить с Надеждой, чтобы остановить потом даров, однако и ее я никак не могла поймать в селе, а идти к дому Димы не хотелось от слова совсем.

От Андрея иногда приходили короткие сообщения, на которые я отвечала так же коротко и по делу. Его явно беспокоили знаки внимания местных, однако он понимал, что ничего криминального не происходит, и все же старался не выпускать меня из виду, впрочем особо и не навязываясь. Его деликатная забота грела душу, особенно в тот момент, когда я начинала тосковать о том, кто был для меня недосягаем. Иногда, когда его сообщения приходили в нужный момент, я ловила себя на мысли: а возможно ли что-то большее между нами? Но Андрей держался ровно, без намёков на романтическую привязанность. Его дружеская поддержка, столь уместная и ненавязчивая, казалась единственно верной основой наших отношений. И в этом была особая, редкая гармония, которой мне не хотелось нарушать.

В субботу после обеда, поставив еще одну отметку о еще одном подставном лице Баринова, я потянулась и устало вздохнула, бросив беглый взгляд на ноутбук, куда скачивались документы на несколько фирм, зарегистрированных на Кипре. Погода стояла настолько жаркой, что пить хотелось постоянно.

Убедившись, что документы продолжают скачиваться, я зевнула, собираясь немного проветриться и заодно заглянуть в магазин Натальи. У меня был огромный список документов, зарегистрированных на подставные лица Баринова, и мозг требовал подкрепления в виде сахара. Решив, что пара минут прогулки до магазина точно не повредит, я быстро собрала волосы в хвост и вышла со двора.

Однако, дойдя до магазина, я застыла, не ожидая увидеть Наталью, которая, раскрасневшись на солнце, ожесточенно скребла забор и стену магазина, пытаясь оттереть густую грязно-коричневую краску. Проклятия сыпались из ее уст, казалось, в ритм движениям щетки, которой она яростно драила испачканные доски и кирпичную стену.

— Ни хера себе, это кто так постарался? — подошла я ближе, рассматривая устроенное непотребство.

— Да совсем спятили, твари, — сквозь зубы выдохнула девушка, устало садясь на одно из поленьев. В ее карих глазах помимо злости, застыли и слезы.

— Вторая тряпка найдется? — спросила я, закатывая рукава рубашки.

— Тебе что ли делать больше нечего? — зло спросила она, но скорее срывая на мне свою обиду, чем действительно злясь на меня. — Что-то купить пришла?

— Ага. Колы. Есть?

— Ты Колу пьешь? — искренне удивилась девушка, — это ж вредно.

— Жить вообще вредно, — пожала я плечами. — И если ты дашь мне напиться, то у тебя появиться еще пара рук. Думаю, не повредит.

— А, и хрен с тобой, — махнула рукой Наталья, принося из магазина банку колы и пару щеток. — Суки! — это уже относилось не ко мне.

Я старательно терла следы, оставленные дурно пахнущей навозом краской и в глубине души понимала, что это совсем не краска. Кто-то экскрементами испачкал весь забор, а на стене вывел слово: ведьма!

— Знаешь, кто это сотворил?

— Катька с Машкой…. Они давно меня ненавидят, курицы. За Димкой увиваются, точно две телки, давно ему глаза строят. Словно он хоть раз на них посмотрит! Делать ему больше нечего! А вчера он из района вернулся, заехал ко мне, поболтали с ним немного, а эти уже углядели. Вот и постарались.

Я искренне пыталась понять о ком именно говорит Наталья, но увы не могла вспомнить местных девиц. Все они для меня были смазанными, на одно лицо. Неприятное, кстати, лицо. Еще две недели назад и на меня они смотрели волками, однако после истории с Сашко на глаза не попадались. Или вели себя настолько тихо, что я их не замечала. Слышала по вечерам, как гуляет молодежь, даже знала, что тут клуб или нечто вроде того есть, но сама никогда участия не принимала, а компании обходила стороной, памятуя о том, как прилетело мне в голову бутылкой пива.

— Значит, задело их… — я отпила колу, наслаждаясь холодом напитка. — Но ведь что Дима — взрослый человек, его воля с кем разговаривать.

Наталья хмыкнула, отводя взгляд.

— Ага, объясни им это. Думаешь, понимают? — Она вздохнула, и на мгновение в ее глазах мелькнуло что-то большее, чем злость — усталость. — Вот такие тут законы. Тебе, наверное, и привычно уже, что нас, как по полочкам, раскладывают. Вон, уже все село в курсе, что в воскресенье тебя Андрей домой вечером привез, — ее глаза сверкнули любопытством и немного ревностью. Она и злилась на меня, и понимала, что Андрей, как и Дима, тоже обладает свободой воли.

— Боюсь представить, что они на моем заборе напишут, — поморщилась я, то ли от запаха, то ли от досады.

— На твоем — не напишут. Тебя старая ведьма под крыло взяла, они Надежду как огня бояться. Да и дед Волег трогать не позволит. Надька в тебе подругу для Димы видит….

— Да что мы им тут: племенные коровы что ли? — щеки вспыхнули пламенем. — Хворостов с тебя глаз не сводит. Смотрит на тебя и…. Да блин! Это заразно! — я с досадой кинула щетку в ведро с водой и чертыхнулась, когда брызги полетели на меня.

Наталья невольно рассмеялась, глядя на мои мокрые и очень ароматные рукава. От моих слов о Диме, ее щеки слегка заалели.

— Дима хороший человек, — наконец, сказала она, снова и снова оттирая навоз. — Да. Но….

— Наташ, — на этот раз щетку я поставила аккуратно. — Хватит мечтами жить. Ты сама себе образ придумала и сидишь над ним, как Аленушка над водой, — ох как не просто дались мне эти слова. Боль и ревность жгли изнутри калёным железом, но моя гордость и самолюбие были сильнее. — Посмотри правде в глаза, Андрей — простой человек, мужчина. Со своими слабостями и особенностями. Ты прости меня. Что в лоб говорю: но ты — дура. Придумала себе героя, романтический образ, ухватилась за него и ничего по сторонам не замечаешь!

Наталья замерла, ее руки остановились на полпути к забору, и она посмотрела на меня так, словно я только что раскрыла ей какую-то неприятную тайну. На мгновение мне показалось, что она сейчас взорвется от ярости, но вместо этого Наталья опустила взгляд, вздохнула и, казалось, потеряла пыл в своей работе.

— Да, может, и дура, — пробормотала она, выжимая тряпку так, что капли воды потекли ей по пальцам. — Только что у меня есть, кроме этих мечтаний? Он красивый, добрый, спокойный…. Надежный.

— Верно, все так. А Дима, разве нельзя и про него сказать все тоже самое? С одной только разницей — Андрея ты совсем не знаешь, а Дима…. Он рядом, он с тобой и он…. Похоже… — горечь сдавило грудь. Имела ли я право вот так влезать в чужие жизни и ломать свои чувства?

Наталья чуть напряглась, ловя мои слова, словно еще не до конца в них поверила. Она прижала тряпку к забору, ее пальцы слегка побелели, будто удерживая что-то невидимое, и на мгновение в глазах промелькнула тень надежды.

— Дима… — она произнесла его имя едва слышно, как будто пробовала на вкус возможность, о которой раньше не задумывалась. — Он ведь совсем другой… с ним не бывает страшно, даже если весь мир перевернется. Но… не могу перестать думать о нем как о друге, понимаешь?

— Я скажу это один раз, Наталья. Только один раз. И больше не стану. Если ты не возьмешься за ум, я тоже перестану себя сдерживать. И тогда, моя дорогая, ты завоешь и локти кусать начнешь, но увы — не дотянешься! Поняла меня!

Она осела на пень, хлопая на меня своими рысьими глазами.

— Так ты….

— Так я, Наташа. И не смотря, на это, сейчас объясняю тебе на пальцах что к чему. Пора взрослеть, девочка. Ты обвиняешь всех вокруг в своих проблемах, неудачах, ненавидишь это село, но ты и палец о палец не ударила, чтобы хоть что-то изменить. Ты умна и красива, только кичишься этим, глядя на всех свысока. Вспомни, как меня встретила? И с Димой себя так ведешь, словно он вечно рядом с тобой будет. А если нет, Наташ? Если ему надоест тебя ждать? Если, разрывая себе сердце, он найдет ту, которая будет любить его? А? Проверить хочешь?