Юность под залог - Богданова Анна Владимировна

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53

Молодых поднимали раз двадцать, никак не меньше. Любаша сначала краснела от смущения, потом начала задыхаться от частых долгих поцелуев на счет.

Присутствующие быстро хмелели по причине изобилия водки и практического отсутствия какой бы то ни было закуски.

Очень скоро счастливый отец невесты захлюпал носом – скупая мужская слеза покатилась по его правой щеке, потом по левой, и Иван Матвеевич зарыдал.

– Тихо, Ванечка, тихо. Не порть людям праздник, – успокаивала мужа Галина Тимофеевна.

– Нет, я все-таки одного вот до сих пор понять не могу! Столько лет прошло! А я все никак не разберусь! – закаркал Иван.

– Ну началось! – обреченно пробормотал Василий Матвеевич. – Я вот это, Зин, ненавижу! Одно и то же! Одно и то же! Сначала поплачет, потом посмеется, и эта песня его в конце! Терпеть не могу!

– Да у меня у самой уж голова начинает болеть, – поддержала Зинаида Матвеевна старшего брата.

– А я тоже не пойму никак! Почему Дергач от меня к Клавке ушел? Вот вы мне скажите, чем она лучше меня-то? А? – спросила присутствующих Екатерина Гавриловна и шибанула с горя полбутылки портвейна.

– Я всю войну прошел! А до Берлина не дошел! Почему? Почему не я сорвал с рейхстага поганое фашистское знамя? Я вас спрашиваю!

– Тихо, Ванечка, тихо, не буянь!

– А я что ж, разве буяньлю? Не-е, я веселюсь! – И Иван Матвеевич вдруг неожиданно разразился сардоническим смехом. – Радуюсь я, – утвердительно сказал он и затянул свою любимую песню – со страстью, с нескрываемой патетикой, заглушая разговоры гостей. – Др-р-рались по-гер-ройски, по-р-русски два друга в пехоте морской. Один пар-р-ень бы-ыл калужский, др-ругой паренек – костромской...

– Я ему щас по морде дам! Он у меня допоется! – угрожающе воскликнул Василий, но Зинаида остановила его:

– Не надо, Васенька! Ты ж его знаешь! Сейчас заведется, психанет...

– Пап! Ну хватит орать-то! В самом деле! – не выдержала невеста.

– Это я ору?! Это я, по-твоему, ору? Это ты за все хорошее на отца родного такими словами последними?.. Да если ты хочешь знать... – Иван Матвеевич хотел было сказать нечто очень важное, но, переведя взгляд с дочери на стену, моментально отключился. – Подсолнечник! Смотрите! Подсолнечник! – вскочив из-за стола, он водил пальцем по обоям, выделив из тысячи желтых цветков один.

– Ну и что? Первый раз, что ль, увидел?! – раздраженно спросила Зинаида Матвеевна.

– Когда мы шли в атаку... В атаку шли мы... Боялись... Ужасно... Особенно я боялся... А что, если не вернусь, не увижу больше ни маму, ни тебя вот, Зинаид, ни Василия, ни Катьку, ни Павла – никого. И неба больше не увижу, не пробегусь босиком по раздольному, бескрайнему полю, не упаду потом в душистую траву. Умру. И все. Ничего не будет. Ничего. И последнее, что я запомнил, – это желтенький подсолнечник, потому что шли мы в атаку, а вокруг подсолнечники. Вот такие же, такие, – и Иван Матвеевич, обведя шершавым указательным пальцем, цветок на обоях, заплакал.

– Хорошо сказал!

– Молодец!

– Вань, а если б ты погиб тогда, у Любашки бы и свадьбы-то никакой не было, наверное, – глубокомысленно заметила Зинаида Матвеевна.

– Да уж, наверное, – криво усмехнулась Милочка, – как и самой Любашки.

– И не сидели б мы тут! – добавил Метелкин.

– Уж лучше б и не сидели! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! Тук, тук, тук, тук, тук, – Владимир Иванович со злостью постучал по столу.

– Да ладно тебе, Гаврилов! – поправляя вихор буйных кудрявых волос, молвила Калерина.

– А чо ладно! Чо ладно! Сидим в какой-то помойке! Жрать нечего! У, жлобы! Ненавижу!

– Выпьем за родителей! – прорезался Костик Зорин.

– А тебе, по-моему, достаточно! – стиснув зубы, проговорила Милочка и со всей силы наступила кавалеру на ногу.

За родителей пили раз пять – никак не меньше, потом решили, не чокаясь, помянуть Авдотью Ивановну – Аврорину бабку. Засим решили, что несправедливо поминать бабку и не помянуть деда – Матвея Терентьевича Редькина, умершего в начале двадцатого века от двусторонней пневмонии.

– А меня Гаврилов заразил лобковыми вшами! – не без гордости заявила Калерина, склонившись над ухом падчерицы.

– Да вы что?! – поразилась та. – Пап, это правда?

– Слушай ее больше! Т-п, т-п, т-п, т-п, т-п! Тук, тук, тук, тук, тук.

– Да-да! Теперь чешемся ходим! – с нескрываемой радостью проговорила мачеха. – Говорит, что у себя в НИИ подцепил, в туалете, но я уже не верю.

Авроре стало как-то не по себе – столь интимные рассказы о своем отце слушать ей было неприятно, и она метнулась в гущу народа, которая, уже разгоряченная и мало чего соображающая, устроила конкурс красоты. Спустя пятнадцать минут первой красавицей единогласно была выбрана, естественно, наша героиня. Аврора стояла посреди большой комнаты в бумажной короне на голове, ища в толпе своего мужа. Отчего это он не радуется за нее? Не поздравляет? Странно, очень странно. И Аврора, сняв корону, отправилась искать его. Она заглядывала в комнаты, высунулась на балкон, вышла на лестничную клетку, но Метелкина нигде не было. Из ванной весьма довольный, с пурпурным лицом, лукаво покашливая, выкатился Алексей Павлович. «Может, Юра в туалете?» – подумала Аврора и осторожно приоткрыла дверь в отхожее место. Там на шикарном голубом унитазе действительно сидел Юрик. Но не один. У него на коленях уютно пристроилась Людочка (та самая, что отчаянно жаждет выйти замуж в свои восемнадцать лет) и, обвив шею Метелкина, слилась с ним в упоительном, страстном поцелуе.

– Ну ты и гад! – воскликнула Аврора и, захлопнув дверь, вернулась к столу. Множество мыслей роилось в ее голове, но одна перевешивала все остальные – вернее, это была даже не мысль, а желание или навязчивая идея – напиться во что бы то ни стало.

Аврора подсела к свекрови – та хлестала шампанское.

– Что, Басенка, не в настроении? – безразлично спросила Ульяна Андреевна.

– Мам, налей мне тоже.

– Конечно! – И две женщины, мужья которых были слишком заняты (один – клизмами, другой – чужими девицами), целенаправленно принялись доводить себя до нужной кондиции. С игристого они как-то незаметно перешли на водку и в момент окосели.

– Я вот что тебе, Басенка, скажу! – икая и рыгая, затянула Ульяна Андреевна после восьмикратного признания своей невестке в любви. – Ведь Юрка – это ж зверь! Это ж подонок! И на все ему плевать! На все! Недостоин он тебя! – с пьяной уверенностью выдавила она из себя и, пропустив рюмку, обняла Аврору.

– Мать! Ты вот скажи честно! – уставившись в одну точку, растягивая слова, попросила Аврора.

– Все скажу! Как на духу! Спрашивай!

– Он от меня гуляет?

В ответ свекровь поджала губы и пригрозила Авроре пальцем.

– Пшли на улицу! – предложила Ульяна Андреевна и, стянув бутылку со стола, потащила за собой невестку.

Они расположились на бревне возле подъезда, сидели, вели мирный разговор, то и дело прерываемый икотой, пока из окна первого этажа не высунулся парень лет двадцати пяти. Он присвистнул и крикнул:

– Петька! Ты только посмотри, какая нимфа у нашего подъезда сидит!

– Эта старуха, что ль?

– Да вон! С длинными волосами! Девушка, а девушка! – позвал он Аврору. – Красавица, не зайдете к нам чайку попить?

– Кто – я? – переспросила Аврора, глядя на молодых людей косыми глазами.

– Вы! Вы!

– А что! Иди! Чайку-то грех не выпить! – поддержала ее Ульяна Андреевна и упала без чувств с бревна на землю.

– Вас как зовут? – спросил блондинистый, стройный юноша довольно привлекательной наружности. Но в глазах нашей героини он был размытым огромным пятном с сомнительными контурами и границами.

– Аврора, – тяжело дыша, ответила она.

– Как, как?

– Аврора! Чего тут непонятного! Меня Лелик – Олег, – представился другой, не менее стройный и привлекательный молодой человек с темно-каштановой шевелюрой. – А моего брата – Шурик.

– Да. Вот именно. Позвольте узнать, а что девушка столь небесной красоты делает возле нашего недавно отстроенного дома? – полюбопытствовал Лелик.

Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53