Мартышка для чемпиона (СИ) - Алекс Коваль

— Я не наваливаю на тебя ответственности, просто сообщаю, что без тебя никуда не уеду. Это должно было тебя успокоить, разве нет?

— Нет, — бурчу. — Это бесит!

— Недолго длилось наше перемирие, — закатывает глаза Арс. — Мы опять ругаемся, блть.

— Белый флаг сгорел, я пошла за гранатами!

— Ладно. Понял.

— Что ты понял?

— Иди-ка сюда…

Опомниться не успеваю, как Бессонов закидывает меня на плечо и решительно тащит вон из кухни. Широкими шагами топает в сторону спальни.

— Ты что задумал? — бью ладошкой по его ягодице. — Эй!

— План “А” провалился, переходим к плану “С, Г, Д” — совместный горячий душ. Или “Г, С, Д” — горячий секс в душе. Короче, выбирай сама, как тебе больше нравится.

— Я есть хочу!

— Поздно. Надо было на завтрак соглашаться, когда я предлагал.

— А если я упаду в голодный обморок?

— Откачаю, — умудряется пожать плечами этот неандерталец, удобнее меня перехватывая рукой за талию.

— А если нет? — щипаю его за ягодицу. — Неужели ты будешь так рисковать?

— Риск — дело благородное. Ты оставила меня голодным ночью, я буду менее жесток. Сначала тебя отлюблю, а потом обязательно накормлю. А потом снова отлюблю, и так по кругу. У нас целые сутки на примирительный секс. А помириться я хочу очень сильно! И не собираюсь терять ни одной минуты.

— Арсений! Наха-а-ал!

— Наглец, — поддакивает он, заруливая сразу в душевую.

— Невыносимый просто!

— Но обаятельный? — ставит меня на ноги, не выпуская из объятий.

— Невероятно обаятельный… зараза!

Арс хохочет. Я подскакиваю на носочки и клацаю зубами, прикусывая его за подбородок. Он подается перед и ловит мои губы поцелуем. Раз. Второй. Пара стремительных движений: моя футболка слетает, ноги оказываются на бедрах у Бессонова, а голая спина прижимается к холодной кафельной плитке, вызывая тихий стон на контрасте с разгоряченным телом.

Я облизываю губы. Бессонов шепчет, лаская их своим дыханием:

— Но ведь самый лучший зараза из всех зараз, да?

Я прохожусь ноготками по его плечам, слегка царапая. Перебираю короткий ежик волос на затылке и подаюсь вперед. Целую один уголок губ. Второй. Прихватываю зубами нижнюю губу. Оттягиваю слегка. Ловлю его рваный выдох. И кайф от того, как резко и грубо вжимается его тело в мое. Шепчу хитро:

— Таких зараз как ты, Бессонов, я еще определенно не встречала.

— М-м… правда?

— Правда. Тобой не переболеть. Иммунитет не вырабатывается. И лекарства от тебя нет. — Он смеется. — Теперь всю жизнь только поддерживающая терапия. Иначе все — летальный исход. Остановка сердца. Электрошок.

— Что ж, — мурчит довольным котом Арсений, — в таком вопросе медлить нельзя. Сердце — это орган серьезный. С ним надо работать. В связи с чем предлагаю начать нашу сегодняшнюю поддерживающую терапию с убойной кардиотренировки, — выкручивает вентили холодной и горячей воды, пуская ее через тропический душ у нас над головами, — возражения имеются?

— Ни единого.

— А пожелания?

— Одно, — вскидываю указательный палец.

— Интересно какое?

— Закрой уже свой рот и поцелуй меня.

— Слушаю и повинуюсь, — хохочет этот невероятный мужчина.

Мой. Мой невероятный мужчина.

Обалдеть, Марта…

О-бал-деть!

Глава 38

Первую из двух выездных игр Арса я смотрю в компании Авы и Димки у них дома, уютно устроившись в мягком велюровом кресле с тазиком сырного попкорна.

Пока сестра с племянником болеют за своего Ярика, я не свожу глаз с другого образчика мужской красоты. С Бессонова. Все три часа трансляции, как сталкер, выискиваю взглядом парня в черно-золотом свитере с игровым номером “сорок четыре” на спине. А когда нахожу…

Ну, словами эти чувства точно не передать. Это как дрожь без дрожи. Как шторм в спокойном море. Колбасит не по-детски. Теперь я отчасти понимаю, почему все жены хоккеистов такие «наседки» и постоянно кудахчут. Когда в груди встречаются чувства гордости за своего мужчину с чувством дикого возбуждения от того, какой первобытной животной красотой от хоккеистов веет — происходит фееричный взрыв! Особенно, когда подспудно ты понимаешь, что вот этот красавчик «мой»! На него смотрят тысячи женщин, а он «мой»! Я буду его обнимать. Я буду его целовать. Я буду его любить. Только мне он будет шептать на ушко пошлые глупости. И только со мной он будет засыпать и просыпаться каждый божий день.

У-у-ух… до мурашек!

Я провожаю взглядом каждый жест, взгляд, взмах и движение Арсения, внутренне все сильнее сжимаясь от тоски. Наши мужчины улетели только вчера, а я уже скучаю…

Наши мужчины?

Как приятно звучит.

Мур-мур.

Улыбаюсь, закидывая в рот горсть попкорна. Хорошо, что этот нахальный тип перед отъездом оставил мне целый арсенал горячих воспоминания.

Сутки до отлета Арсения вышли у нас насыщенными на… нет, не на события. На оргазмы. Сногсшибательные оргазмы. Негодяй не обманул. Помириться он хотел “очень сильно”. И делал для этого все возможное, раз за разом доводя меня до исступления.

Душ, кухня, гостиная. Стол, стена, кровать, диван. Господи! Кажется, не осталось ни одной поверхности, на которой меня в тот день хорошенько бы не поимели, доказывая свою звериную выносливость и железобетонную необходимость присутствия в моей жизни. Доказывали так самоуверенно, что я уверовала. С мыслью о том, что Бес — это зараза, от которой у меня нет лекарства — смирилась. А к вечеру была готова молить о пощаде.

Серьезно! После бешеного суточного “марафона”, отъезд Бессонова на шесть ближайших дней уже казался мне благословением небес, а не проклятием.

Но только ровно до сегодняшнего дня. Когда все, что я могла, это смотреть на наглую моську по телику, а хотелось бы вживую. Желательно нос к носу, губы к губам. Затискать его и заобнимать после игры, которая выходит сегодня вязкой и тяжелой.

Все три периода матч держит в тотальном напряжении. Никто из соперников не хочет ударить в грязь лицом. Каждый игрок бьется за шайбу, как за мать родную. А ближе к концу третьей двадцатиминутки страсти накаляются до предельных значений. Счет у команд “два-два” и следующий гол может стать решающим.

— Надо забивать…

— Запихать им в раздевалку!

— Ни в коем случае нельзя доводить до овертайма…

— Замедляются, блин!

— Выдохлись что ли?

Переговариваются Ава с Димкой. Я ровным счетом не понимаю ни-че-го. Голова делает “бдыщ”! Что значит “запихать в раздевалку” и что за зверь такой “овертайм”? Кто-нибудь мне объяснит?!

Но момент для ликбеза явно не подходящий — до финальной сирены остается меньше трех минут. На льду начинается суета. Ощущение, будто сами операторы трансляции плохо понимают, на ком из команд им держать фокус.

Шайба скачет с одного крюка, на другой.

Передачи, передачи, передачи…

Оу, Арс хорошенько припечатывает одного в борт!

А вот Ремизов вовремя уходит от летящего на него бугая-защитника.

Кровь пульсирует в ушах.

Команда соперника наступает на наши ворота. Наши парни откатываются. Зажимают их в углу. Возня, мельтешение, борьба за шайбу. Бросок…

Вратарь тащит!

— Вот это сейв! — вскрикивает Димка.

Шайба отскакивает прямо под ноги к Бессонову.

Я задерживаю дыхание.

Тройка нападения во главе с Яриком тут же включает скорости и рвет к воротам соперника. Их защитники не успевают. Наши парни быстрее в разы.

Выходят три в два.

Передача.

Шайба скачет.

Ярик, Арс, Виктор, снова Ярика — водят защитников соперника за нос.

Замах Ремизова…

Мое сердце “бум-бум-бум”.

— Гол!!!

Подскакиваем мы втроем.

— Да, да, да!!!

Визжим мы с Авой, надрывая глотки.

— Рано радуетесь, — осаждает нас племяш. — Две минуты в хоккее — это еще до фига. Теперь главное удержать свое преимущество. Щас по нашим будут лупить.