Грешу на то, что надел слишком тесные брюки. Хотел показать, что я в хорошей форме, а теперь… Не знаю, куда деть себя. Только если прижаться теснее.
— Рома, если я согласилась на свидание, это не значит, что я давала тебе согласие на то, чтобы ты оттанцевал меня на виду у всех. Руки подними, ты мою задницу лапаешь.
— Хорошая задница. Я по ней соскучился, — не могу сдержать улыбку. — Я бы поехал в другое место, а ты? Сегодня погода нелетная для прогулок… А у меня дома - новый камин.
Эпилог. Он
— Новый камин? А старый?
— Ну, что старый. Старый устарел. И вино твое любимое есть.
— Ой, хватит. Ладно, поехали… Хочу посмотреть на твой камин, достаточно ли он жаркий, — Ника скользит немного поплывшим взглядом по моему лицу и опускает его куда-то в район моей груди.
Рубашка распахнута на несколько пуговиц, Ника смотрит так, словно хочет меня.
Ох, черт… Неужели тоже готова выпрыгнуть из одежды?
Осторожно иду на контакт в машине.
Беру за руку — не отдергивает.
Чуть-чуть поворачиваюсь — она тоже поворачивается ко мне.
Смотрит.
Дышим часто.
Делаю движение вперед.
Замерла, не двигается. Но и не пытается оттолкнуть, когда я медленно выдыхаю ей в губы:
— Ника, я такой болван.
— Согласна. Ты болван.
— Голодный болван. Съем тебя. Если поедешь ко мне, то это… все! Понимаешь? — трусь об ее губы своими, дышу так, словно иду по минному полю.
— Целуй уже, что ли. Или разучился?
— Сейчас как поцелую, не отъедем же далеко.
С удовольствием зарываюсь пальцами в ее темные волосы, обхватываю затылок и, наконец, присасываюсь к ее горячему рту глубоким, жадным поцелуем.
Губы сталкиваются. Языки сплетаются в танце — яростном, глубоком и страстном.
Поцелуй приходится разорвать с сожалением.
Иначе точно никуда не уедем.
— Это означает — да? — уточняю на всякий случай.
— Я думала, поцеловать тебя и уйти, — признается Ника.
Я возмущенно смотрю на нее.
— Не думал, что ты такая жестокая.
— Еще эгоистичная, ужас. Не хочу лишать себя удовольствия…
Эти слова подстегивают меня и наполняют воодушевлением. Я немедленно срываюсь с места, машина вклинивается в поток автомобилей.
Мы словно плывем по величественной огненной реке, нетерпеливо ждем момента, когда сможем оказаться наедине, вдали от посторонних глаз.
***
Быстро переступаем порог нашего дома.
У меня был момент отчаяния, когда я решил: да гори оно все, продам.
Но не продал.
Не поддался.
Оставил.
Теперь мы здесь, вдвоем.
Я чувствую, как дыхание Ники учащается, как ее пальцы слегка дрожат. Мы оба знаем, что это лишь начало. Начало чего-то большего, чего-то, что давно зрело в наших сердцах.
Начало, новый виток, откровенный порыв.
— Камин, действительно, хорош.
Ника садится на диван напротив, вытягивает длинные ноги. Я, как загипнотизированный, наблюдаю за краем ее платья, задравшегося чуть выше колена.
Такая сдержанная и сексуальная.
Ничего лишнего, напоказ, но пробирает до мурашек, до сухости во рту…
Медленно сажусь рядом.
— Вина?
— Надеешься меня напоить и совратить?
— Второе. Без первого, — отвечаю, не раздумывая. — Чтобы у тебя не было причин наутро сказать, что ты была пьяна и провела эту ночь со мной лишь по этой причине.
— Целую ночь? Вот это у тебя аппетиты!
— Я соскучился, — отвечаю просто. — Очень.
Глаза Ники загадочно мерцают.
Она не говорит мне «да», но и не отказывается, поэтому я двигаюсь вперед и целую ее.
Словами она не признается, что скучала, но жестами, действиями, ооо…
Кажется, эта ночь будет жаркой.
Не предлагаю подняться наверх, в спальню.
Кажется, Нику все устраивает здесь, в гостиной, у камина, в котором приятно потрескивают дрова.
Все идет как по маслу.
На нас все меньше одежды, поцелуи все откровеннее. Я спускаюсь губами все ниже и ниже, слизывая запах и вкус ее кожи, и вдруг…
СТУК В ДВЕРЬ!
Настойчивый, долгий стук в дверь.
— Не открывай, — просит Ника со стоном.
Моя рука прокралась под ее лифчик, впереди — самое интересное и вдруг:
— Папа, открой! Папа, я знаю, что ты дома. Ты привел домой мымру какую-то! Я видела издалека, как ты вошел не один. ОТКРЫВАЙ!
Замираем, смотря с Никой друг на друга, как нашкодившие малыши.
— Как она меня назвала? Мымра? Совсем охренела деточка, — шипит Ника.
— Она считает, что у меня кто-то появился, но не подумала, что это можешь быть ты. Ты хорошо конспирируешься, — снова тянусь к губам.
— Пусть уходит.
— У МЕНЯ ЕСТЬ КЛЮЧИ, Я СЕЙЧАС ЗАЙДУ! — пригрозила Марина.
— Вот черт! Мы ее плохо воспитали, почему ты не порол ее ремнем? — возмущается Ника, в панике натягивая на себя тонкий плед. — Задержи ее, а я… уйду потихоньку.
— Куда ты уйдешь? Обалдела, что ли? Нет! Я сейчас ее прогоню!
Встаю, шагаю к двери, немного пошатываясь — так сильно впечатлен жаркой прелюдией.
— Ширинку застегни! — летит мне вслед.
Я все-таки успеваю словить дверь ладонью до того, как она распахнулась настежь.
— Ты совсем охренела, Марина? — бросаю сразу.
За спиной дочери стоит ее муж, улыбается неловко.
— Здрасьте, я не мог отпустить Марину одну.
— Ясно. Забирай жену и уматывайте отсюда.
— Вот уж нет. Папа, ты пожалеешь! Ты тысячу раз пожалеешь! Ты уже связался один раз с шалавой какой-то и сейчас привел какую-то выдру! Ты зря это делаешь!
— Закрой рот, пожалуйста.
— Что? Да как ты…
— Марина! — почти рычу. — Не вынуждай меня захлопывать дверь у тебя перед носом!
— Я тебя найду, сучка драная! — грмоко выкрикивает Марина.
Так громко, словно хочет, чтобы моя мифическая любовница ее услышала.
Вот только моя любовница — это моя бывшая жена, которая не хочет, чтобы кто-то узнал, что мы снова вместе.
Откровенно говоря, еще ничего на эту тему не было сказано.
Ни одного слова.
Но мы же снова вместе, да? Я жизнь готов положить на то, чтобы Ника снова согласилась стать моей.
— Я все волосы тебе выдеру! Ты не на того мужика залезла, слышишь?! Он занят! Несвободен! — громко выкрикивает Марина.
Такая смешная, с этим большим животом, а ее муж стоически терпит ее выходки и всем своим видом показывает, что готов подстраховать.
— Марина, ты о такой вещи, как личные границы, слышала или нет? Вот сейчас ты нарушаешь мои личные границы и личные границы той женщины, что…
— Все-таки женщину привел! Ты… дурак!
— Завтра же сменю замок на калитке. И на входной двери. Я все замки сменю! — заявляю я в лицо дочери. — Так, Алексей, пакуй эту малахольную и езжайте к себе!
Марина смотрит на меня с обидой, на глазах закипают слезы.
Обстановка накаляется, а я полон желания и нетерпения продолжить начатое с Никой, как вдруг за моей спиной раздается голос бывшей жены.
— Ты почему отца не слушаешься? Сколько раз он дал понять, что сейчас он занят? И с каких пор ты решила бросаться оскорблениями в ту, кого даже в глаза не видела?!
Ника отчитывает Марину тонко, умело.
Ни одного лишнего или обидного слова не было сказано, но как же филигранно это у нее вышло!
Во мне заиграла гордость.
Я взглянул на Нику: она кое-как привела свою одежду в порядок, но по ее припухшим губам видно, что нас оторвали от приятного занятия.
Марина аж рот открыла.
Стоит, не дыша.
Глаза как большие чайные плошки.
— Ма… Мама?! Ты?! Ты и папа… Вы… Вы, что, вместе? И давно? — возмущается. — Почему вы мне ничего не сказали! И брату — тоже!
— Потому что мы не вместе. Просто беседуем.
— А еще…
— Марина, — негромко произносит Алексей.
Но с нужным нажимом.
— Поехали домой, Марина. Нам есть, чем заняться. Не правда ли?
