Зимний сон Малинки (СИ) - Логвин Янина

- Дядя Дима, а где твоя шапка? – тем временем задал вопрос Лешка. Вытер подозрительно нос рукавом.

Ну, натурально тебе доморощенный Шерлок Холмс! Зря я во время беременности детективами увлекалась!

Гордеев не растерялся. Мужчине мужчину легче понять. Отодвинул меня немного в сторону и перехватил одеяло. Хм. Интересная бы сейчас картина открылась тому, кто вздумал бы в этот момент посмотреть на нас со спины.

- Не помню, Алексей. Холодно было, и я уснул. Наверное, олени съели.

Я чуть не простонала в голос. Твою ж петрушку! Нашел о ком вспомнить! Я тут всю неделю сыну костюм мастерю к утреннику! Сейчас это Лешкина любимая тема! Каждый вечер по дому с рогами носится!

Ну вот! Глаза загорелись и улыбка нарисовалась.

- А я в садике буду оленем! Но я не стану есть шапки. Они невкусные и колючие! Правда, мама?

- Да, лучше не ешь, сыночек. Ты же у меня не настоящий олень. Лучше яблочко съешь. Э-эм, на кухне.

Ох, кажется, забыли про папу. Я осторожно выдохнула. Уже легче. Теперь бы придумать, как малинок отвле

Чего? От такой наглости я постаралась удержать челюсть на месте. Ну и Дашка, ну и хитрюга! Значит, меня ей уже мало?! Я ведь знаю свою дочь, она себя в обиду никогда не даст. Дома от нее Лешке попадает, а в детском саду за него всегда заступается. Что она сейчас придумала?

Я ахнула:

- Даша, это что еще такое? Не будет дядя Дима ни с кем разговаривать! У него работы много. Я же сказала, что сама…

Гордеев мягко меня остановил, обняв рукой за плечо. Почему-то при детях такое прикосновение показалось слишком личным и неудобным. Я тут же сняла с себя его руку. До сих пор я принадлежала только им.

- Хорошо, Даша, - по-взрослому серьезно ответил Димка, глядя на мою дочь. – Я обещаю, что поговорю с папой Антона. – Он неожиданно сердито свел брови в кучу и добавил: - Ох, он у меня получит!

Дашка счастливо засияла, а я чуть не заскулила, чувствуя, что теряю почву под ногами. Повернулась к парню, выше подняв одеяло.

- Слушай, Гордеев, - строго сказала, не без надежды на понимание, - ты мне тут воду не мути! Это дети, а не собачки. Они все помнят и принимают за чистую монету. Ты сейчас наобещаешь с три короба, уйдешь в свою жизнь и забудешь, а они будут ждать. Давай я в своей жизни сама буду решать, с кем мне говорить и когда, как решала до сих пор.

- Не будешь.

- То есть? – я даже растерялась от такого упрямого заявления.

- Не будешь одна все решать, Маша. Я не забуду, раз пообещал. Я серьезно.

- Что ты серьезно, Дима?

- А ты как думаешь? Зачем я к тебе ночью пришел?

- А зачем ты пришел? – нахмурилась. - За тем, чего нам обоим хотелось, разве не так? – прошептала. - И я это понимаю, но обещать детям внимание – жестоко. Не надо с ними играть. И со мной не надо. Они для меня все.

Темные глаза Димки сверкнули.

- Я это знаю, Малина, поверь. Если ты не поняла, дай мне несколько дней, и я скажу зачем пришел. В моих правилах отвечать за свои слова. Ты достойна не обещаний, а уважения.

Вот и пойми этих гордецов. Я так и застыла. Но на всякий случай сказала:

- Я ничего не прошу.

- Знаю.

И вздрогнула, опомнившись, когда дочка подала голос:

- Мама, а что вы там делаете?!

У детей под кроватками были спрятаны сладкие подарки – покупала к празднику. Пришлось сказать таинственным голосом, что, кажется, в их комнату ночью залетал Дед Мороз и что-то там оставил. А когда они умчались, не очень вежливо толкнула Димку в плечи и скомандовала:

- Марш отсюда! Бегом! Пока малинки не вернулись!

- Маша…

- Гордеев, - взмолилась, - ну, будь человеком! И так стыдно перед детьми! Они же вернутся и тебя не отпустят. – Вскочив с кровати, кинулась к ночной рубашке, сброшенной на пол. Так и натянула ее – короткую, в простой кантик и горох. Взметнула рукой длинные волосы. – Скорей одевайся и захлопни за собой дверь, я их задержу!

Димка стоял и смотрел на меня, как завороженный, обвернувшись одеялом. Я оглянулась и застыла. Было что-то в его глазах такое, что я, не удержавшись, бросилась к нему, обхватила лицо и, привстав на цыпочки, поцеловала.

- Дима, - выдохнула в губы, - ну пожалуйста, уходи!

Вернувшись к детям, кое-как отвлекла их игрой и разговором. После того, как захлопнулась входная дверь, напоила чаем и включила любимый канал мультфильмов. Вспомнила о том, что даже не накормила Димку. Вспомнила, и неожиданно расстроилась.

Хотя, не до того нам было. Совсем не до еды, и все же… Вдруг захотелось увидеть, как он спокойно ест. И посидеть рядом.

Уже днем позвонила Феечке и призналась:

- Наташа, это какой-то кошмар. Я как голодная безголовая кошка, хочу его постоянно. Вот сейчас Димки нет, а я все равно хочу. Что со мной? Я думала, что такое только в кино бывает.

- Маруся, ну почему же сразу безголовая? У тебя просто давно никого не было, - ответила моя умная подруга. - Да и вообще по-настоящему не было, если брать в расчет серьезные отношения. Ты, можно сказать, до мужчины первый раз в жизни дорвалась, вот и загорелась! Я своего Жорика в дни любви тоже нагло эксплуатировала. Так у него здоровье хлипкое, приходилось беречь. А Гордеева чего жалеть? Ему тебя еще учить и учить…

- Наташка, ну ты скажешь тоже…

- А чего такого? Мы с тобой взрослые девочки! Буду я еще со своей лучшей подругой выражения выбирать!

Глава 34‌

‌Выбирать выражения с верной Феечкой мне тоже не хотелось, и во многом я была с ней согласна, просто я привыкла видеть себя мамой, не думать о личной жизни, жить домом, работой и детьми, и теперь странно воспринимала проснувшуюся во мне женщину. Эта женщина глупо улыбалась весь день, чувствовала в организме какую-то особую легкость, витала мыслями в облаках и все время поглядывала с надеждой в телефон...

С надеждой на что? Ответа я не знала, но избавиться от ощущения ожидания не могла. Словно ночь еще не закончилась, а мы с Гордеевым не расстались.

Но Димка не писал, а позвонить ему я не решалась. Да и что сказать? Я ведь сама попросила его уйти. Ох, Малина-Малина, и сама не знаешь, чего хочешь. То ли забыть обо всем, а то ли еще раз проснуться в горячих объятиях.

Немного прибрав по дому, одела детей потеплее, и вывела их на прогулку. Но прежде минут пять в прихожей умоляла малинок никому на улице не рассказывать о дяде Диме и оленях. О том, что старенький Дед Мороз ошибся.