Чужие лица (СИ) - Рэйн Ирина

— Что? — Паша.

— Уверена? — Мирон.

— У нас будет ребенок, — и голос ее в этот раз звучит убежденно и громко. — У. Нас. Будет. Ребенок, — с паузами, чтобы точно дошло до ее мужчин.

Пашка первым приходит в себя, кричит «ура» во весь голос, чем пугает кошку, которая прячется за вазу с цветами и роняет ее. Вода течет по кафельной плитке, осколки разлетаются под столом, никого не задев. Олеся пугается и неосознанно жмется к Мирону, который тут же обнимает любимую.

— Это на счастье, — выдыхает ей в волосы.

Она поднимает взгляд и встречается с его глазами, которые блестят от радости.

— Думаешь?

— Уверен.

И она верит ему, ведь маленькое счастье у них уже есть.

25

— 25 -

Кто-то придумал, кто-то собрал

Из нужных деталей меня для тебя.

Среди холода лиц я разыскал

Искру огня.

И ничего не достанется нам -

Ни неба, ни слез, ни черной земли.

Мы собраны по частям,

Мы созданы для любви.

Дельфин — Роботы

День рассеивает утреннюю морось, гоняет по небу бывшие еще недавно тучами облака. Черный мотоцикл проносится по городским улицам и резко останавливается около старинного здания Дома для детей-сирот. Хромированные детали неярко блестят в свете высоко стоящего солнца, тепло которого уже начало проникать сюда, но пока слишком слабое, чтобы можно было говорить о приходе настоящей весны. Это только начало перемен.

— Ты бы не лихачил так. Снег еще не до конца сошел, асфальт мокрый — опасно гонять, — Антон протягивает руку и приветственно улыбается. Нет, он совсем не похож на заботливую мамочку, но действительно переживает за жизнь и здоровье Полунина, ведь это друг, которого нет ближе.

Мирон спрыгивает с «железного коня», снимает шлем, тут же затылком ощущая прохладу, и отвечает на рукопожатие.

— Ты просто не понимаешь, я столько времени ждал, чтобы снова иметь возможность сесть на мотоцикл… Да и разогнаться в городе невозможно, везде камеры видеонаблюдения и светофоры. Для этого нужно на трассу, но я пока не рискую.

— Олесю уже катал?

Полунин чуть грустнеет.

— Только Павла, он в восторге. Сказал, что в будущем тоже хочет мотоцикл, если мама позволит. Думаю, мы ее уговорим, а если нет, то всегда есть мой… А Олесю, скорее всего, не скоро удастся промчать с ветерком, — голос становится тише, а уже задумчивое выражение лица меняется на чуть заговорщическое, а затем сильно счастливое и довольное. — Не стал тебе по телефону ничего говорить — такими новостями делятся лично. У нас будет ребенок.

Антон присвистывает и хлопает друга по плечу.

— Поздравляю! Это так здорово… Ты ведь хотел, да?

Мирон даже немного смущается.

— Случайно вышло, мы не планировали так рано, но это даже к лучшему. Олеся — именно тот человек, с которым я вижу общее будущее. Других давно перестал замечать. Наконец нашел то, что искал: спокойствие, уверенность — что-то настоящее, понимаешь? — смотрит, как друг кивает. Конечно, тот понимает, знает, что такое семья и как она важна для мужчины. — Будущий старший брат тоже, кстати, счастлив. Впрочем, на тренировке увидишь его — сияет, как начищенный пятак. Всем друзьям уже растрепал.

— А Олеся? — осторожно. — Не ожидала, наверно.

Мирон переступает с ноги на ногу.

— Плакала, но… Это нормальная реакция, я думаю. Мы поговорили и решили, что от судьбы не уйдешь. Готовимся к переезду, чтобы она встала на учет ближе к дому. И Павла будет удобнее возить в школу утром. А квартиру на Наличной, хоть и делали под себя, решено пока сдавать, Олеся уже переживает, что у нее временно не будет собственных денег и заработка. Я пытаюсь ей втолковать, что она и дети не будут ни в чем нуждаться, но пока это бесполезно… Собственно, я потому тебя и попросил о встрече… Будешь моим свидетелем?

Улыбка Антона становится еще шире.

— Конечно! Сочту за честь. А кто свидетельница?

— Светлана. Вот приглашение, — протягивает вытащенный из кармана кусочек картона. — Свадьба будет только для самых близких через две недели на Английской набережной, сумел договориться, чтобы побыстрее. Затем фотосессия в оранжерее, потому что погода и положение невесты сейчас не позволяют длительных прогулок, и ужин в ресторане. В свадебное путешествие решили пока не ехать, если будет позволять здоровье жены, то летом все вместе отправимся куда-нибудь в Европу.

Друг, будто опомнившись, тянет Мирона в спортивный зал.

— Идем, нечего на улице стоять, обсудим все. Или ты еще куда-то хотел? — останавливается.

— Нет, только к Алле Николаевне нужно зайти, поговорить о делах и попросить отпустить Никиту с Викой на день бракосочетания, — перехватывает шлем удобнее. — Тепловы просили посодействовать.

— Я думаю, тебе она не откажет, — спустя паузу протягивает. — Неужели ты наконец-то остепенишься…

Полунин смеется. Будто он раньше не хотел иметь семью. Очень хотел, просто не было рядом нужного человека, а теперь есть. Более того, у него еще появился Павел, а скоро — и родной ребенок. Подарок судьбы, не иначе. За долгое ожидание или за что-то еще — не знает, но верит, что за исправление собственных ошибок. К концу подошло заключение в карцере собственных мыслей, от глотка чистого воздуха голова идет кругом. И хочется делать, просто действовать, чтобы все было хорошо и дальше.

Друзья заходят в здание, которое сегодня кажется не таким мрачным, как обычно.

***

Сашка лежит на диване, закинув ноги на спинку, и качает головой в такт орущей из колонок музыке. Тело приятно побаливает после тренировки.

— О, вот тут прикольное место, мне нравится, — «подпевает» словам, не успевает за артистом. — Как он так быстро говорит? Язык в узел может заплестись!

Пашка смеется, облокачиваясь на спинку кресла на колесиках, вращается вправо-влево. В руке — блокнот и шариковая ручка, но звучащие чужие рифмы мешают писать что-то свое. А может, все дело в том, что он хотел придумать стихотворение о ребенке, но пока это кто-то эфемерный и непонятный, пусть уже и любимый. Есть шанс, что получится после рождения малыша.

— Поэтому он — звезда, а ты нет… Короче, я тут прикинул, если будет мальчик, то назовем его Адамом, как первого человека на земле. Даже маме уже сказал об этом. Она хоть и улыбнулась, но обещала прислушаться.

Якунин недоуменно смотрит на друга.

— Серьезно? Почему тогда не Петром? Есть же… как это? — трет лоб, вспоминает. — Петр, Павел час убавил. Вот! Будет у вас один праздник на двоих.

Пашка перестает крутиться.

— Петр Миронович? Неее… Не звучит.

— Адам Миронович тоже не очень, знаешь ли, — фыркает Саня, спуская ноги на пол. — Заниматься не будем?

— Лень, — Войтович выключает громкую музыку, убирает свои вещи в рюкзак и встает. — Давай лучше поедим. Хочешь, пиццу закажу?

Сашка охотно кивает.

— Я за, дома все равно есть нечего…

Пашка достает телефон и копается в приложении службы доставки.

— Хорошо, когда нет проблем с деньгами… Идем на балкон, покурим. Я и раньше при матери не курил, а теперь даже запах боюсь в дом приносить. Мирон тоже пытается бросить, но, похоже, у него ничего не выходит. Даже книга не помогла, которую обычно для этого читают. Не говоря уже о пластырях и прочей ерунде.

Они доходят до общего балкона, хлопают дверью и тут же ежатся от сильного ветра. Якунин достает из кармана зажигалку и пачку сигарет, вертит последнюю в руке. Можно было бы стрельнуть у Пашки, он теперь курит дорогие, но совесть не позволяет, и так будет бесплатная пицца. Друг же, заметив, что запасы Якунина заканчиваются, сам протягивает свою пачку. Саня не отказывается.

— А мать?

Войтович закуривает вслед за Якуниным, распространяя вокруг себя дым, который тут же растворяется в воздухе, оставляя лишь терпкий запах табака и вишни.

— Не курит. И не ест. Токсикоз… Чай пьет только, говорит, от него не тошнит. Мирон переживает, что она худеет вместо того, чтобы поправляться, а та только пожимает плечами и пытается его успокоить. Что же делать, если от еды воротит?