Маска (СИ) - Лётная Марина

— Какая ты возбужденная, — мне давно было неизвестно, что ему отвечать. — Хочешь кончить?

Я бы хотела взорваться…

Одним рывком Лекса заставил меня сесть и избавился от колготок, оставивших на коленях заломы, и трусиков. Кажется, его совсем не интересовало кружево. Мне плохо удавалось соображать. Подол проскользил вниз, накрыв подрагивающие онемевшие ноги, пока Муратов отважился разобраться с каждой мелкой пуговицей на моей груди.

Два лоскута ткани постепенно раскрылись по разные стороны, демонстрируя ему бюст, обтянутый чёрным бельём. Я умоляюще выгнулась. Под пристальным взглядом Лексы было невыносимо дышать.

Он оттянул лифчик, нарочно упираясь пальцами в соски, и приподнял грудь так, чтобы она оголилась у его лица.

— Прекрасный вид. Можно я тебя покусаю? — он лукаво заглянул мне в глаза, чтобы проверить, как сработала эта непристойность.

Едва живая я нервно кивнула. От каждой его реплики ныло в груди и промежности. Муратов придержал меня между лопаток, приблизившись к «прекрасному виду». Под его лихорадочным дыханием кожа покрылась крупными мурашками, и я не сдержалась, двинулась навстречу губам.

Лекса осторожно обхватил набухший сосок и слегка потянул, сжимая кожу на моей спине.

Я намокла ещё сильнее, когда во рту прогудел низкий стон, страдальчески вздохнув в ответ. В ход пошли зубы.

Его явно заводило то, какие звуки вырывались в зал. Обычно за этим столом он играл со струнами гитары, а не с грудью своей преподавательницы.

Искусав меня до приближающегося экстаза, Муратов быстро задрал платье и опустился вниз. Ещё ни один мужчина не садился передо мной на колени…

— Подвинься ближе, — его слова зазвенели в горящих ушах. Муратов похотливо облизал губы.

Что он собирается делать…

— Ох, ну… После такого… Реально придётся исправить твою тройку, — я смущенно пожала плечами, пытаясь отодвинуться.

— Оставь её уже в покое.

Не сводя с моего лица чёрного взгляда, исполненного поволоки, потрёпанный Лекса ухмыльнулся и прикрыл глаза. Боже…

Его жаркий влажный язык прикоснулся ко мне и начал блуждать по наливающейся восторгом коже. Напряженный кончик языка нашёл клитор, выписывая медленные распаляющие круги. Я задрожала, чувствуя, что нахожусь на грани.

Муратов обнял меня за голые бёдра, закинув их себе на плечи. От переизбытка чувств, я чуть не сдавила его голову, на что он лишь крепко сжал меня, притягивая поближе. Пришлось послушно приспуститься со столешницы.

— Мне кажется, я сейчас сойду с ума… Не надо…

Совсем не контролируя ситуацию, я попыталась приспособить руку на его кудрявую кивающую голову. Но вместо пощады ощутила, как умелый язык скользнул неприлично глубже.

Я тихо заскулила, понимая, что окончание неизбежно.

— Лекса…

Может, обойдётся?

Он сладко и громко прохрипел, то мокро целуя меня, то проникая внутрь. Я уже давно задыхалась от темпа, но как только ощутила его стон между своих ног, прикрыла глаза и отпустила контроль.

На секунду мне показалось, что по промежности что-то потекло. Это было лихорадочно распространяющееся облегчение, сковавшее мышцы, а между ними — шаловливый язык Муратова. Вспышка блаженства не помешала мне почувствовать, как он улыбнулся, мучительно замедляясь. Его ладони нежно огладили меня по бёдрам, вторя тому, как моё истекающее удовольствием тело с силой сжимало его язык. Это было чудовищно непристойно и приятно.

Стало трудно пошевелиться от воцарившегося самозабвения.

Муратов дождался последнего ослабевающего импульса и осторожно отстранился. Ему показалось хорошей идеей заглянуть в мои напуганные глаза, облизывая мокрый раскрасневшийся рот.

— Как дела? — я ошалело втянула спертый воздух.

Серьезно? Из всего многообразия вопросов именно этот?.. Я с силой прошлась нижними зубами по верхней губе и натянула лифчик на грудь.

— Поехали ко мне домой? — переоценив свои возможности, я спустилась перед ним на пол и тут же облокотилась на столешницу. Ноги приятно подкосились.

— Кхм, поехали. Но сначала нарядим актовый зал, — Муратов, как ни в чем не бывало, распрямился и уложил своего неудовлетворенного друга обратно в штаны.

Ему не удастся избежать расплаты!

Я фыркнула, чувствуя, как на лбу выступает испарина. Волосы прилипли к влажной коже.

— У нас ещё будет время. Поехали сейчас.

Пока я испытывала остатки пульсации между ног и лёгкую неловкость, он вдруг резко переменился в лице.

— Не будет.

Э-э-э… Что это значит?

Я почувствовала, как что-то опускается внутри, отрезвляя меня от затянувшегося экстаза.

— Н-не будет? — оттолкнувшись от стола, я приблизилась вплотную к оцепеневшему Лексе. — Как?

Оказывается, моё лицо прежде идиотски улыбалось, но не теперь.

Ну… Он снова будет занят? Ничего страшного… Я подожду.

— Виолетт… — Муратов схватил меня за ладони и истошно сжал. — У меня появился продюсер.

— Ого… Здорово, — я слишком медленно захлопала ресницами, не понимая, как реагировать. Но потом вспомнила, что для него нет ничего первостепеннее музыки… — Ты действительно талантлив. Я рада за тебя.

Лекса с усилием сжал губы и, кажется, даже задержал дыхание.

— Ну, говори, — по тому, как громко колотилось его сердце, можно было сверять метроном. — Что ещё?

— Послезавтра я уеду из города. Меня согласились продюсировать при условии, что я стану сессионным музыкантом. На год…

Я разинула рот, чувствуя, как в глазах уже скапливаются мерзкие непрошеные слёзы.

Но я всё ещё мало понимала…

— Подожди! Ты уезжаешь на год?

— Да.

Но это же какое-то сумасшествие! У нас всё только началось!

— Л-лекса… Лекса! А к-как же уч-чёба? — у меня задрожал подбородок, хоть я и пыталась изъясняться понимающе, по-взрослому.

Он тяжко втянул воздух, страшась шелохнуться.

— Я взял академ.

Боже, он уже всё решил…

— А… А отец? Ты же соб-бирался съездить к нему в т-табор? Для ч-чего…

— Я разочаровался в нем, после… Того, что рассказала мама. Все откладывал, и так и не съездил. Может, по возвращению…

Солёные жгучие слёзы растеклись по моим щекам, заползли на шею и грудь. Непоколебимого Лексу сдавали с потрохами желваки, что заиграли на его острых скулах. И кажется, его побледневшие не моргающие глаза были на мокром месте.

— Виолетт, иди сюда, — он практически удушающе сжал меня в объятиях, не гнушаясь лавины соплей и нюнь, которыми я заплыла. — Я люблю тебя. Мой отъезд не значит, что мы расстаёмся.

В груди досадливо колыхнулось сердце. Ты даже не представляешь, что это значит!

Я порывисто схватила его суровое лицо, старающееся спрятаться в кудрях, и горько поцеловала сквозь стекающие слёзы.

— Лекса, я очень люблю тебя. Очень… Я живу мыслями о тебе. Но я не верю в отношения на расстоянии.

Глава 24, разбивающая сердце

Нина готовила документы медленно, да и вообще, собиралась в отпуск на дачу. Расчищать сугробы, жарить шашлык. В субботу она оказалась на рабочем месте чисто случайно, поэтому я, как могла, с нелегким сердцем и периодически дрожащим подбородком способствовала Муратову в дооформлении академа. Две ночи он не появлялся у себя дома, а в моей квартире временно поселилась лакированная чёрная гитара, так хорошо вписавшаяся в угол между креслом и шкафом.

Мы прощались.

Как я и представляла, полуголый кудрявый Лекса спал в моей постели. Это свершилось. Он тихонько сопел, пока я разглядывала его подрагивающие ресницы и приоткрытые губы, беззвучно заходясь плачем. Почему так жаль… Очень жаль. И глупо. Вряд ли ему будет приятно узнать, что непробиваемая Вилка впала в уныние из-за его отъезда. Там, в актовом зале — не считается, это первая реакция… И сейчас тоже не считается! Ерунда! Просто…

Просто он уедет. И станет самым популярным музыкантом, я знаю. У него всё для этого есть: внешность, голос, талант и желание. У него есть возможность. Муратов не упустит её, а я… Что я? Так и останусь преподавателем электротехнического факультета. Возьму ещё больше часов, чтобы свихнуться от переработок, а не от ожидания, стану организовывать мероприятия… А ведь Лёша даже не успевал попасть на бал! Но разве это сейчас было важно?