Где-то Есть Ты (СИ) - Сокол Лена

Глава 17

Темнота. Пытаясь подняться, наваливаюсь на стену и обдираю плечо. Черт!

Мешает головокружение. Едва прихожу в себя, понимаю, что руки на этот раз скованы наручниками спереди. А это означает, что меня не держит возле себя горячая батарея, и я могу даже ощупать свое лицо. Эта мысль словно пронзает сталью мозг. От радости хочется поскорее подняться, но никак не получается.

Чудовищная слабость не позволяет мне встать даже со второй попытки, поэтому, подышав пылью, извиваясь, как червяк, я все-таки умудряюсь удержаться на четвереньках. Осторожно вытянув руки, нащупываю кувшин с ржавой водой и приникаю к нему губами. В голове немного проясняется.

В комнате по-прежнему царит адская жара. Что же он собирается со мной делать? Ему так нравится подчинять людей, обладать ими, унижать. Представляю, как он подходит ко мне, снимает футболку, джинсы, дышит перегаром в лицо, а потом целует, раздвигая своим языком мои губы. Как наваливается всем телом, сдирая с меня трусы. А мне приходится молчать, чтобы сохранить свою жизнь. Трясу головой от отвращения.

Вспоминая подробности недавнего события с погребением, снова утверждаюсь в решении бежать любой ценой. От этого у меня даже прибавляется сил. Превозмогая боль, встаю, отчего перед глазами начинают расплываться синие круги. Лучше, пожалуй, держаться за стену. Исследуя все ее шероховатости, двигаюсь в том направлении, где должна была находиться дверь.

Когда я выберусь отсюда, обязательно еще раз побываю в Питере. Да что там Питер, ведь на свободе нет преград… Махну в Лос-Анджелес. А еще открою свой ресторан. Или книжный магазинчик. Всегда мечтала. А еще поем клубничное мороженое и попрошу прощения у всех, кого обидела. Да.

Боль подстегивает меня, заставляя напряженно думать, искать выход. Уже не хочется мыться, мне все равно. Судорожно прощупываю каждый сантиметр стены. На всякий случай. Внутренний голос подсказывает, что нужно торопиться. Хватаюсь за ручку двери, дергаю, еще пару раз - никакой

надежды. Заперто.

Через крохотную щель тянет свежим воздухом, но увидеть ничего не удается. Опять становится больно и страшно. А что если он никогда больше не вернется? Тогда мне точно придется погибнуть, никакой надежды на спасение не останется. Как страшно быть похороненной заживо…

Возможно, люди найдут здесь когда-нибудь то, что от меня осталось. Мои кости. И никаких документов. Господи… Нужно хотя

бы нацарапать свое имя на стене. Опускаюсь на корточки возле двери и начинаю прислушиваться к звукам в тишине.

Ничего.

Абсолютно ничего.

Только я и непроглядная темнота. От злости хочется разнести на части всю комнату, вырвать из стены батарею и вогнать ее этому уроду прямо в глотку, да по самый желудок. Пусть жрет, тварь.

Борясь с отвращением, начинаю ощупывать пол, грязный и местами

склизкий, в надежде найти хоть какой-то путь к свободе. Мне попадаются

только крошки, шерсть, мусор, травинки, волосинки и прочая гадость. Продолжаю водить руками по полу. Отряхиваю их, как могу, и снова вожу. Ползаю в поисках призрачной надежды, как грязная подвальная крыса, вынюхиваю и, наконец-то… нахожу.

Маленький, согнутый в виде буквы «Г» металлический предмет.

Тяжело дыша, очищаю пальцами от пыли и мелкого мусора свою находку. Это гвоздик. Да. Не знаю, как, но он мне обязательно

поможет. Я жива, а значит, шанс еще есть. Пытаюсь отдышаться, но вдруг понимаю, что слышу его шаги.

Шых, шых, шых.

Накатывает страшнейший приступ паники. Кровь в голове

закипает, а сердце бьется, готовое взорваться. Дрожащими руками пытаюсь затолкать находку в задний карман джинсов, которые уже буквально болтаются на моих бедрах. Давай!

Давай!

Ну, давай же!

В горле пересохло, оно саднит так, словно мне приходится глотать сотню иголок. Едва я проталкиваю саморез в карман и отступаю в ту часть комнаты, где, по моим расчетам, находится подстилка, ключ в замке поворачивается, и он входит.

От яркого света приходится зажмуриться и отойти к стене.

– Садись, – в его руках железная миска с чем-то жидким.

– Привет, – пытаюсь улыбнуться я и тут же понимаю, что делаю

ошибку. Его лицо остается непроницаемым.

– Держи, – Гена протягивает мне миску.

Сажусь на матрац и вытягиваю руки. Он ставит на них миску, которая

оказывается холодной, почти ледяной.

– Открывай рот, – он зачерпывает алюминиевой ложкой серую жидкую массу и протягивает мне.

Облизываю разбитые губы и открываю рот. На вкус эта мерзость походит на холодную тугую овсянку без соли и сахара. Приходится проглотить.

Мужчина, не отрываясь, следит за мной.

– Спасибо, – наконец, шепчу я, закончив есть.

– Пошли, – он впивается пальцами в мое предплечье, оставляя там багровые следы, – помоешься.

– Хорошо, – соглашаюсь я, заранее зная, что выбора нет. Однако все

мое существо ликует в надежде на побег.

Замечаю, что на нем все те же треники с вытянутыми коленками и свитер, замазанный жиром и пропахший едким потом. Мы выходим из комнаты, ставшей местом моего заточения, и попадаем в коридор со стенами,

выкрашенными в мрачный темно-синий цвет. Вяло перебирая ногами и запинаясь, еле поспеваю за ним. Он идет впереди, дергая меня за цепочку от наручников.

На одной из стен замечаю круглое зеркало, вытягиваю шею и вижу мельком свое отражение: маленькое испачканное личико с огромными

испуганными глазами и разбитыми губами. В первую секунду даже себя не

узнаю, настолько мой образ напоминает несчастного, приговоренного к расстрелу. Волосы – как провода, прилипшие к голове, а футболка совершенно черная от грязи и прилипшая к телу.

Это вызывает во мне такой приступ ярости, что хочется проломить

Гене его жалкий череп. Кто он такой, чтобы так истязать людей? Возомнил себя Господом Богом?!

Останавливаюсь, наткнувшись лбом на его спину, и чуть не падаю.

Похоже, что мы пришли на кухню. В нос бьет запах тушеной капусты. Оглядываюсь. Свет падает от маленькой лампочки с потолка. Крошечное

окошко завешано плотным полотном черного цвета. Посредине стоит

покосившийся стол, рядом – два стула. Старый кухонный гарнитурчик зеленого цвета разбавляет серость помещения, а на убогой советской плите стопкой грудятся кастрюли всех мастей.

– Здесь есть газ? – спрашиваю первое, что приходит мне в голову.

– В баллоне, – сухо отвечает он и подводит меня к большой железной

ванне, стоящей на полу слева от стола. Ванна похожа на те, в которых купают младенцев, только в несколько раз больше, и заполнена водой почти до краев. В таких посудинах купались барышни в прошлом столетии.

– Здесь нет печки, но есть батареи, – чувствую, что нужно хоть

о чем-то говорить.

– Здесь все есть, – прошивает меня насквозь недоверчивым взглядом Гена.

– А откуда тепло?

– Слушай, заткнись ты уже! – Грубо хватает меня за футболку и тянет на себя. – Раздевайся!

Страх ледяными копьями пронзает мой позвоночник

– О, – пытаюсь отодвинуться и тяну время, – здесь все современно, похоже, что ты неплохо обеспечен…

В эту секунду моя голова отлетает в сторону от громкого хлопка. Его ладонь, кажется, рассекла мне щеку. Место удара горит огнем, ноги подкашиваются, но я по-прежнему стараюсь удерживать равновесие. Смотрю в глаза своему мучителю и не вижу в них ничего, кроме ненависти.

- Хватит тратить мое время, - цедит он, обдавая меня тяжелым запахом гниющих зубов и кислого перегара. – Раздевайся!

Его руки вцепляются в край моей футболки. Мои тоже. Его тянут вверх, мои сопротивляются – мертвой хваткой удерживают ткань на месте. В его взгляде появляется угроза. Сейчас мне достанется что-то посильнее, чем просто пощечина.

– Нет, не надо, – спину прошибает холодный пот, – хочу помыться в

одежде. Пожалуйста!

– В одежде?