Прекрасное безумие (ЛП) - Рид Д. С.

Это не так уж много.

Мне жаль его.

Наконец, я делаю глубокий вдох и медленно выдыхаю, прежде чем сказать:

– Ты мог бы попробовать. Я должна была понять.

– Да. – Он съеживается. – Кроме того, что ты ненавидишь «Mile High», и ты журналист. Отличная комбинация.

– Я не ненавижу «Mile High», – слабо протестую, игнорируя последнюю часть.

– Ты сказала, что сделала. Ты хочешь, чтобы я повторил твои точные слова? – Он отпускает мою руку. – Ты назвала нас скучной, сверх того, переоцененной, бездарной кучей идиотов.

Я так сказала?

Я ухмыляюсь перед выбором слов.

– Мне очень жаль. Я могла бы сказать все это, и я признаю, что это ужасно. Правда в том, что у тебя потрясающий голос. Я теперь знаю. Но я никогда не слушала твоих песен. Мои родители пристрастили меня к музыкальному бизнесу и ко всему коммерческому. К музыке в целом. Но то, что я не фанат, не значит, что я ненавижу группу. Я просто не хотела давать вам шанс. Вот и все. И я буду честна с тобой, только потому, что ты вокалист, это не значит, что я изменю свое мнение о том, что означает музыкальная индустрия. – Слова вылетают, прежде чем я могу их остановить. Я чувствую обиду в воздухе, и я не могу винить его, если он повернется и уйдет без оглядки.

Я ожидаю, что Келлан разозлится на меня, но он просто смеется.

– Я знаю, и я бы никогда не ожидал другого от тебя, – говорит он.

– Послушай, мне тоже тяжело.

Я не одобряю его слов.

–Что для тебя тяжело?

– Наш бизнес. Волноваться по этому поводу. Я ненавижу свою работу.

Не уверенная, правильно ли я его услышала, я смотрю на него.

– Я ничего не понимаю. Я думала, это была твоя мечта. У вас с братьями была группа.

– Есть разница между хобби, когда делают это для удовольствия, и работой, которая в основном заставляет тебя продать свою душу и убивает любое творчество, – говорит Келлан. – Теперь не пойми меня неправильно. Я благодарен за то, что я сделал, но эта работа, этот образ жизни… – он качает головой, – не получилось так, как я ожидал. Мне все еще нравится делать музыку. Я люблю писать песни, но, в конце концов, Лейбл решает, какие песни записать. Большинство из них даже не мои.

Я молчу, пока он продолжает:

– Давление. Известность. Постоянные путешествия. Застрять в экскурсионном автобусе. Не иметь возможности петь свои песни и играть свою музыку. Это слишком много. Я вроде как понял, что быть известным и под крылом огромного лейбла – это не то, как я представлял свою жизнь. Мои собственные песни похоронены только потому, что они не понравятся тринадцатилетним девочкам. – Он вздыхает. Я чувствую, что будет продолжение, поэтому молчу из страха, что, если подтолкнуть его, это может иметь обратный эффект. – Послушай, я не отрицаю, что люблю петь и играть на гитаре, но я не хочу заниматься этим профессионально. Все, что ты видела там, на сцене... это не мое. Все равно не настоящий я. Никогда не был. Я просто наткнулся на это. Спроси моих братьев, и они расскажут тебе, как меня обнаружили.

– Как? – мягко спрашиваю я.

– Мы играли на выходных в местном баре. Это был наш способ общения с друзьями и семьей. Кто-то загрузил нас в Интернет. Однажды продюсер увидел нас вживую, и ему понравилось то, что он увидел. Следующее, что я узнал, мне предложили должность вокалиста в группе, над созданием которой он работал. Я принял его предложение, потому что – он снова вздыхает, – ну, я был молод и тщеславен, и да, я хотел быть богатым.

– Это не обязательно плохо, – говорю я.

– Ты должна понять. Моя семья просто обычные люди. Мы не были бедными, но и не были богатыми. Это была моя возможность поддержать мою семью и людей в этом городе. Так что это была закрытая сделка. Пять дней спустя я переехал в Лос-Анджелес, где познакомился с Каспером, Дерриком и Роком. Они стали моими новыми участниками. Оттуда весь наш образ создавался для нас, и нам говорили, что делать, с кем встречаться и как одеваться. Это все часть брендинга и имиджа. Мы начали шесть лет назад, и теперь у нас есть шесть студийных альбомов, два ремикса, а у меня имущество в девяносто пять миллионов.

Я чуть не задохнулась, потрясенная, что он так честно разглашает эту последнюю информацию.

– Поразительно. Это большие деньги.

Я не знаю, как это воспринять.

Это большие деньги. Неудивительно, что он никому не доверяет.

– Да, это так, – говорит Келлан. – Но это не имеет значения, если это делает меня несчастным. Я пришел к тому моменту, когда я понял, что я так много хочу сделать со своей жизнью, но у меня так мало времени, чтобы исследовать мои интересы. Райдер любит свою работу. И наличные деньги создали целую цепочку ночных клубов из «ничего» и превратили их в огромный успех за ночь.  Он смотрит на меня, его глаза встречаются с моими, и его выражение смягчается. – Это одна из причин, по которой я уволился.

– Ты уволился? – Я спрашиваю, совсем запутавшись.

Я что-то пропустила?

Что он оставил?

Быть рок-звездой?

Звучит слишком надуманно, недоверчиво.

– Я вышел из своего контракта четыре недели назад, – продолжает он объяснять. – Я больше не вокалист «Mile High».

 Четыре недели назад?

Это было примерно в то время, когда я выиграла билеты.

– Сегодня был мой последний концерт. Все началось здесь, и на этом все и заканчивается.

– Я не знаю, что сказать. – Обхватывая руками талию, я смотрю на него, мой разум лишен каких-либо мыслей. – Это то, чего ты хочешь?

– Да. – Его руки обхватывают мою талию, и он прижимает меня к груди. –Это то, чего я хочу.

Слабый лунный свет омывает его лицо золотым сиянием. Я принимаю его красивые черты, мягкую улыбку на губах, и не могу не задаться вопросом, действительно ли кто-то вроде него может быть доволен относительно скучной жизнью здесь – по сравнению с рок-звездой, конечно.

– Что привело к такому важному решению?

Он пожимает плечами.

– Ты знаешь, как люди говорят, что слава и богатство меняют вас? Это правда. Я вырос здесь, я укоренен в этой жизни, и все же жизнь в дороге изменила меня. Рок попал в наркоманию. Восьмилетний брак Деррика распался, потому что он не мог держать член в своих штанах. И Каспер самоубийца, потому что он гей и влюблен в нашего визажиста, но его контракт предусматривает, что он должен оставаться один. – Келлан качает головой. – Это изменило нас всех к худшему. Даже меня. Помнишь, ту ночь, когда ты встретила меня? Я был засранцем. Я не понимал, почему ты не бросаешься к моим ногам.

Его честность лишает меня дара речи.

– Моя жизнь состояла из фанаток, вечеринок, секса. Повсюду были наркотики, – продолжает Келлан.

– Похоже, мечта каждого парня сбылась, – бормочу я.

– Вначале это было, – говорит он, – его губы дергаются, но не с юмором. –Я устал от этого довольно быстро. Впрочем, легкий секс расслаблял меня. Я думал, что все женщины одинаковые.

Думаю, Мэнди упоминала фанаток. Я помню баннеры на сегодняшнем концерте и не могу не ревновать ко всем женщинам, которых Келлан, должно быть, встретил и трахнул.

Как будто читая мои мысли, он нежно касается моей щеки.

– Никто из них не имел значения, Ава.

Я знаю это, иначе он не был бы здесь со мной, и еще…

– Это твоя жизнь. То, что ты делаешь, не мое дело, – говорю я. Его хватка сжимается вокруг моей талии. Я чувствую его взгляд на себе. Он смотрит на меня. Через меня. Его глаза проникают в каждый слой моей души, оседая где-то глубоко внутри меня.

– Ты спросила, что заставило меня уйти, – мягко говорит он. – Это была смерть моей сестры. Это был звонок для пробуждения. Если бы не этот чертов тур, я бы видел ее перед смертью. Возможно, она передумала возвращаться. –Дрожащее дыхание ускользает от его губ. Я протягиваю руку, чтобы коснуться его щеки, как он коснулся меня несколько минут назад.

– Мне очень жаль.

Его глаза мерцают в слабом свете луны.

– Она всегда беспокоилась обо мне. Да, это была просто работа, но, если бы не она, я думаю, я бы попал в обычную наркотическую зависимость. Но она обязательно звонила, когда могла. И она всегда слушала. Я до сих пор помню последний раз, когда мы разговаривали по скайпу. Она умоляла меня уйти.