Глава 47. Смена жанра
Горе мне хорошо давалось. Некоторые прячут боль, притворяясь, что все в порядке. Таким храбрецам нужно вручить медаль. У меня никакой отваги и в помине не было, но рыдания — вот мой конек. Они исходили откуда-то из живота и сотрясали меня, пока я не могла дышать. Я плакала в душе или поздно вечером, чтобы Мерси не услышала. Когда мне стало совсем худо, я позвонила своей матери, чтобы она забрала Мерси к себе. Добро пожаловать в следующую стадию горя — уставиться на стены. Сколько дней я так провела? Два? Три? Я не ела и не пила, и будто замерла на одном месте. На этой стене я видела последние три года моей жизни — ухаживания, глубокие сообщения вроде «Я хочу дать тебе то, чего у тебя никогда не было. Испытать то, чего ты никогда не испытывала. Я хочу, чтобы ты почувствовала то же, что чувствую я.» Нерешительный первый поцелуй, и мягкая ранимость последующих дней. Страстное ожидание надежды и будущего. Вспоминались первые дни с памперсами и бутылочками — будни очень уставших молодых родителей, которым было так хорошо посреди хаоса. Я помнила нежность, с которой он смотрел на меня, когда я возвращалась домой после очередной встречи с читателями или путешествия — как загорались его глаза на выдаче багажа, и как он сжимал меня в объятии. Я помнила ощущение безопасности и покоя, то, как я любовалась этим прекрасным мужчиной. На стене словно проигрывалась пленка из многочисленных Дней Благодарения, рождественских каникул, дней рождения и отпусков. Готовка, еда, пьяные поцелуи у костра и последующие трепетные занятия любовью. Один, два, три года лжи. Как я могла быть такой глупой? Неужели я была настолько сломлена, чтобы, не замечая очевидного, пытаться сохранить что-то настолько ненастоящее?
Так и случается, когда твое сердце разбито. Сначала вспоминаешь хорошее, то, по чему будешь скучать. А когда ярость отступает, начинает играть новая пленка. Твои мысли из романтической комедии превращаются в психологический саспенс. Смена жанра. Между хорошими воспоминаниями вклиниваются ссоры, сообщения, разногласия. Вспоминаешь, какой одинокой ты себя ощущала, и мрачные кусочки пазла становятся все более заметными. Они сдвигали хорошие воспоминания в сторону, пока не уничтожали их совсем. И вдруг ты ловишь себя на мысли: «Так вот почему он тогда отстранился. В тот день у него не встал, а на тот День Благодарения он выглядел таким рассеянным.» Круг сомкнулся. Трудно осознавать, что твоя жизнь была вовсе не чудесной, а сомнительной и полной тайн. А человек, которого ты больше всего на свете любила, наносит тебе удары, которые ты еще не прочувствовала.
Он звонил. Отправлял километры сообщений, моля простить его. Для меня оставалось загадкой — зачем молить о прощении того, к кому ты настолько наплевательски относился? Вскоре его мольбы превратились в обвинения — он пытался сделать меня во всем виноватой. Он не мог во всем признаться, даже когда я указала ему на все улики. Я узнала о судебном процессе, о клиентке, с которой он переспал, и которая его вывела из себя. Он трахал этих баб с самого переезда в мой дом, еще до рождения Мерси. Их истории это подтверждали. Когда я рассказала об этом ему, он обрушил на меня свой гнев и сказал, что я намного хуже него.
— Ты пытаешься найти что-то, чтобы уравновесить то, что ты делала с Райаном! — орал он в трубку.
— Что я делала с Райаном, Дариус? Я и пальцем его не касалась! Ты начал свои похождения задолго до того, как Райан появился на горизонте!
— Тебе не нужно прикасаться к нему, чтобы завести интрижку.
Он использовал Райана, указывая, что причиной его действий послужили мои отношения с Райаном. Он отправил мне фото в бикини, которое я отправляла Райану в прошлом году, чтобы напомнить мне о моей неверности. Когда я вспомнила о целом слайд-шоу из кисок и сисек в его телефоне, он сказал, что я не могу признать собственные проблемы. А потом мы спорили о Райане минут пятнадцать, я защищалась, а он обвинял. В конце концов, я поняла, что это просто уловка Дариуса. Он продолжал уклоняться от ответа, а я попадала в его ловушку.
Я перестала отвечать на звонки и перестала звонить. Есть тоже. Сбросила пять килограмм за десять дней. Чудо-диета! Мама привезла Мерси домой и побледнела, увидев меня.
— Я схожу в магазин и куплю чего-нибудь на ужин, — сказала она. Я слышала, как она звонит отчиму и говорит, что останется на пару дней.
Мерси стала спрашивать о нем. «Где папочка? Папочка придет домой? Почему папочка со мной не попрощался? Папочка меня любит?» Что я могла ей на это ответить? Как я могла объяснить? Я просто обнимала ее, пока она плакала, и проклинала ее отца, проклинала Дариуса, и всех мужчин, которые ранили ее. «Это была ошибка.»
Я была в бешенстве. Он не просто ужасно поступил со мной, он ни во что не ставит и мою дочь. Мне не удалось ее защитить. Я пустила в дом чудовище и дала ему бразды правления. Зачем? Зачем ломать что-то, настолько прекрасное? Он причинил боль всей нашей семье.
Какая следующая стадия после ярости? Я ждала принятия — отличная стадия. Двигаться вперед и перестать страдать... Я все еще жду.
Глава 48. Парад
Я уже несколько месяцев не разговариваю с Фиг. Два? Три? И почему вообще мы больше не общаемся? А, точно, потому что я думала, что она влюблена в Дариуса. Сейчас все кажется таким неважным. Я знала, я чувствовала, что с Дариусом было что-то не так. Я просто смотрела не на того человека. Мне нужно было сделать шаг назад, даже после того как я изменила свое мнение относительно влюбленности Фиг.
Она была странной и в то же время чрезмерно контролирующей. Было время, когда она была у нас дома пять дней в неделю, приходила, когда хотела, приносила Мерси какие-то сумасшедшие подарки, тайком давала ей сладости. Фиг делала сайты для моих знакомых писательниц. Потом она стала парковать свой белый джип в гараже, вместо того, чтобы парковаться рядом с домом, как делали все в нашем квартале, и я не могла понять, дома она или нет.
Впервые за месяц я накрасилась. Одежда сидела на мне мешковато. Я сбросила пять килограмм с тех пор как мой брак подошел к концу. Исчезли даже мои сиськи.
Вечер выдался чудесный, теплый и светлый. Я одела ботинки и пошла к воротам в саду, закрыв его осторожно, чтобы не захлопнуть. Не знаю, зачем мне понадобилось втайне шнырять по ее саду. Я не хотела быть замеченной, чтобы она притворилась, что ее нет дома. Мне казалось, что она прячется. Может, потому что у меня это отлично получалось. Когда работаешь дома, паркуешься в гараже, закрываешь окна занавесками и никогда не встречаешься взглядом с соседями. Я слегка постучала в заднюю дверь. Сегодня было теплее, чем вчера, я заметила почки на деревьях. Должно быть, я застала ее врасплох, потому что как только ее лицо показалось в окне, ее ротик образовал букву «о». Когда она отперла дверь, я почувствовала знакомый запах. Запах моего дома. Пора бы уже перестать удивляться.
— Привет! Как дела? — спросила она. На ней была спортивная одежда, а на лице были видны капельки пота, как будто она занималась на беговой дорожке. Господи, до чего же она худая. Худее меня, худее любого нормального человека.
— Ты знала, что он мне изменяет? — выпалила я, удерживая взгляд на ее лице. — Он тебе рассказывал?
Цвет ее лица поменялся на белоснежно молочный.
