Каждое лето после (ЛП) - Форчун Карли

В конце концов, к концу учёбы мне удалось отключить ночные трансляции, вместо этого забив свой мозг надвигающимися экзаменами, крайними сроками сдачи статей и заявками на стажировку, и приступы паники начали утихать.

Сегодня вечером у меня нет такой сдержанности. Я вспоминаю наши первые разы — нашу первую встречу, наш первый поцелуй, первый раз, когда Сэм сказал мне, что любит меня, — пока реальность встречи с ним не начинает доходить до меня, и мои мысли не превращаются в водоворот вопросов, на которые у меня нет ответов. Как он отреагирует на моё появление? Насколько он изменился? Он одинок? Или, блять, он женат?

Мой психотерапевт Дженнифер — не Джен, никогда Джен — однажды я уже допустила ошибку и была резко исправлена. Женщина повесила на стену цитаты в рамке («Жизнь начинается после кофе» и «Я не странная, я выпущена ограниченным тиражом»), так что не уверена, какой вес, по её мнению, добавляет её полное имя. В любом случае, у Дженнифер есть хитрости, чтобы справиться с такого рода беспокойством, но у глубоких вдохов животом и мантры сегодня вечером нет шансов. Я начала ходить к Дженнифер несколько лет назад, вскоре после Дня Благодарения, который я провела, проблевав Rosé и выложив всё Шанталь. Я не хотела разговаривать с психотерапевтом; я думала, что эта паническая атака была просто вспышкой на пути (довольно успешном!) к вытеснению Сэма Флорека из моего сердца и разума, но Шанталь была настойчива.

— Это дерьмо выше моего уровня оплаты, Пи, — сказала она мне с фирменной прямотой.

Мы с Шанталь познакомились в качестве стажеров в городском журнале, где она сейчас работает редактором развлекательных программ. Нас сблизила своеобразная проверка отзывов о ресторанах (Значит, палтус покрыт пылью из кедровых орехов, а не фисташковой корочкой?) и фарсовая одержимость главного редактора теннисом. Момент, который укрепил нашу дружбу, произошел во время пресс-конференции, которую редактор буквально начал со слов: «Я много думал о теннисе», а затем повернулся к Шанталь, которая была единственным чернокожим человеком во всем офисе, и сказал: «Вы, должно быть, здорово играете в теннис». Её лицо оставалось совершенно спокойным, когда она ответила, что не играет, и в то же время как я выпалила: «Вы шутите?»

Шанталь — моя самая близкая подруга, не то чтобы у неё была большая конкуренция. Мое нежелание делиться смущающими или интимными частями себя с другими женщинами заставляет их относиться ко мне с подозрением. Например: Шанталь знала, что я выросла в коттедже и что я общалась с соседскими мальчиками, но она понятия не имела о масштабах моих отношений с Сэмом — или о том, как всё закончилось беспорядочным взрывом, в результате которого никто не выжил. Думаю, тот факт, что я скрыла от неё такую важную часть своей истории, был более шокирующим, чем история о том, что произошло много лет назад.

— Ты ведь понимаешь, что значит иметь друзей, верно? — спросила она меня после того, как я рассказала ей ужасную правду. Учитывая, что мои два самых близких друга больше не разговаривают со мной, ответ, вероятно, должен был быть «Не совсем».

Но я была хорошей подругой для Шанталь. Я тот человек, которому она звонит, чтобы пожаловаться на работу или на свою будущую свекровь, которая постоянно предлагает Шанталь выпрямить её волосы к свадьбе. Шанталь не интересуется свадебными вещами, за исключением большой танцевальной вечеринки, открытого бара и убийственного платья, что, логично, но поскольку мероприятие должно как-то сочетаться, я стала планировщиком по умолчанию, собирая доски Pinterest с вдохновением для декора. На меня можно положиться. Я хороший слушатель. Я единственная, кто знает, в каком крутом новом ресторане работает самый крутой шеф-повар. Я готовлю отличные манхэттенские блюда. Я веселая! Я просто не хочу говорить о том, что не дает мне спать по ночам. Я не хочу раскрывать, как я начинаю сомневаться в том, что восхождение по карьерной лестнице сделало меня счастливой, как иногда мне хочется писать, но, кажется, не хватает смелости, или какой одинокой я иногда себя чувствую. Шанталь — единственный человек, который может вытащить это из меня.

Конечно, мое нежелание обсуждать Сэма с Шанталь не имеет ничего общего с тем, думаю я о нем или нет. Конечно, я думаю. Но я стараюсь этого не делать и не очень часто оступаюсь. У меня не было панических атак с тех пор, как я начала посещать Дженнифер. Мне нравится думать, что я выросла за последнее десятилетие. Нравится думать, что я двигаюсь дальше. Тем не менее, время от времени солнечные лучи на озере Онтарио будут мерцать так, что напомнят мне о коттедже, и я снова с ним на плоту.

***

У меня так сильно трясутся руки, когда я заполняю бланки на стойке проката автомобилей, что я удивляюсь, что клерк впринципе отдает мне ключи. Брэнда отнеслась с пониманием, когда я позвонила и попросила отгул до конца недели — я сказала ей, что в семье кое-кто умер, и хотя технически это была ложь, Сью была мне как член семьи. По крайней мере, когда-то она была такой.

Хотя, наверное, мне не нужно было преувеличивать правду. В этом году я взяла ровно один выходной на длительный спа-уикэнд в честь дня Святого Валентина с Шанталь — мы начали отмечать этот праздник вместе с тех времён, когда мы обе были одиноки, и ни один парень или жених не положит конец этой традиции.

Я на мгновение подумываю о том, чтобы не говорить Шанталь, куда я еду, но потом у меня возникают видения, как я попадаю в аварию, и никто не знает, почему я оказалась на шоссе вдали от города. Поэтому я пишу краткое сообщение со стоянки арендованных автомобилей, добавляя несколько восклицательных знаков с посылов я в полном порядке, прежде чем нажать «отправить»: Твоя вечеринка была такой веселой!!! (Слишком веселой! Не стоило мне пить это последний спритц!) Уезжаю из города на несколько дней на похороны. Мама Сэма.

Её сообщение жужжит секундой позже: — Тот Сэм??? Ты в порядке?

Ответ — нет.

Со мной все будет в порядке, пишу я в ответ.

Мой телефон начинает вибрировать, как только я нажимаю «отправить», но я переключаю звонок Шанталь на голосовую почту. Мне так не хватает сна, что я вывожу исключительно на адреналине и двух чашках кофе, которые я выпила на утреннем собеседовании с самодовольным дизайнером обоев. Я действительно не хочу говорить.

За то время, что мне требуется, чтобы сориентироваться по городским улицам и выехать на 401-е шоссе, моё нутро скручивается в такие тугие узлы, что мне приходится заехать в «Тим Хортонс»⁵ на шоссе, чтобы срочно сходить в уборную.

Меня всё ещё трясет, когда я сажусь в машину с бутылкой воды и булочкой с изюмом и отрубями в руках, но по мере того, как я еду дальше на север, мной овладевает сюрреалистическое спокойствие. В конце концов, скалистые обнажения Канадского щита гранита прорываются из земли, и из кустарника появляются придорожные знаки с рекламами ловли рыбы на живца и закусочными на колёсах. Прошло так много времени с тех пор, как я ездила этим маршрутом, но всё это так знакомо — как будто я возвращаюсь в другую часть своей жизни.

В последний раз я совершала эту поездку в выходные на День Благодарения. Тогда я тоже была одна, мчалась на подержанной Toyota, которую купила на свои чаевые. Я не останавливалась всю четырехчасовую поездку. Прошло три мучительных месяца с тех пор, как я видела Сэма, и я отчаянно хотела, чтобы он обнял меня, хотела почувствовать себя окутанной его телом, хотела сказать ему правду.

Могла ли я знать, что эти выходные подарят мне величайшие и самые ужасные моменты в моей жизни? Как быстро дела пойдут очень, очень плохо? Что я никогда больше не увижу Сэма? Моя ошибка произошла месяцами ранее, но могла ли я предотвратить подземные толчки, которые вызвали самые серьезные разрушения?

Мой желудок начинает кататься на американских горках, как только я замечаю проблеск южной части озера, и я делаю глубокие вдоооохи раз, два, три, четыре и выыыыдохи раз, два, три, четыре всю дорогу до мотеля Cedar Grove на окраине города.