Развод. Пошел вон! - Попова Елена

Но каждый раз, когда Вика закатывала истерики, он говорил, что девочка, рожденная от матери и отца, которые вели разгульный образ жизни, навряд ли будет примерным и послушными ребенком, который добьется больших высот в жизни.

У меня складывалось такое ощущение, что, по его мнению, детдомовские дети не имеют права на капризы и слезы. Наш родной ребенок точно так же закатывал бы скандалы из-за конфетки, которую ему не дали, и из-за мультиков, которые ему не разрешили смотреть в позднее время.

Вика была обычным ребенком со своими детскими хотелками и обидами, как и все остальные дети. Но Сергей был уверен в том, что наш родной ребенок никогда бы не стал валяться по полу и колотить по нему руками, когда ему что-то очень сильно нужно. Упрямо считал, что такое поведение может быть только у детей, рожденных от не пойми кого.

Но чем старше Вика становилась, тем сильнее он к ней привязывался.

Стал понимать, что наша любовь и забота все-таки сильнее плохой наследственности. Вика сходу запоминала стихи и выразительно рассказывала их на конкурсах. Выигрывала школьные олимпиады, и занимала первые места на мероприятиях в музыкальной школе.

Когда Сергей с гордостью ставил родительскую подпись в дневнике, в котором были одни пятерки, то говорил о девочке из дома малютки с плохой наследственностью уже совсем не так, как раньше:

«Оль, она у нас очень умная. И непременно добьется больших успехов в жизни».

Вот и сейчас, когда Вика идет на золотую медаль, он гордится ею, и говорит, что ее ждет светлое будущее.

Но теперь благодаря ему эта золотая медаль под большим вопросом.

Я не знаю, как Вика после всего, что случилось, будет сдавать экзамены…

Вчера она в слезах прокричала:

«С этого дня я ненавижу географию. Ненавижу все, что с ней связано! Я не хочу ходить в эту школу, и не хочу видеть географичку!»

До последнего звонка осталось всего две недели, а потом начнутся экзамены. У нас нет другого выбора, и поэтому придется потерпеть.

Сегодня я напишу заявление на увольнение, как раз отработаю эти две недели и уйду из школы. Вика тоже вскоре окончит ее, затем поступит в институт, и мы с ней начнем новую жизнь, в которой не будет места предателям и развратным учителям географ… географичкам!

Понимаю, что уже нет никакого смысла спать, так как до будильника осталось всего сорок минут, и, встав с дивана, включаю чайник.

– Ты так и не спала? – войдя в кухню, шепчет тетя.

– Поспала, не переживай, – вру я, чтобы она не волновалась за мое состояние.

– Оль, надо бы к матери на могилу съездить, – садится она за стол и глубоко вздыхает. – Скоро будет тридцать лет, как ее не стало. Можем на эту дату и запланировать поездку.

– Обязательно, – киваю, наливая чай, а сама напрягаюсь от одной только мысли, что мне придется поехать в поселок.

Столько лет прошло с тех пор, как я из него уехала, но каждый раз, приезжая туда на кладбище, невольно погружаюсь в события, с которыми связаны родные края.

Дорога к кладбищу как раз проходит через дом, в котором раньше жил Славик. И всякий раз, глядя на тот коттедж, я вижу на крыльце себя в возрасте восемнадцати лет… И глаза Риммы Альбертовны – холодные, равнодушные. А в голове звучит ее голос: «Не приходи сюда больше».

Я не искала встречи со Славиком, не интересовалась его жизнью. Забыла его и отпустила. Но когда я зарегистрировалась в соцсети, то все-таки не удержалась и нашла его. Просто для того чтобы посмотреть, как он изменился.

И надо сказать, что он очень сильно изменился со школьных времен. Красивый, высокий, крепкого телосложения. А глаза все те же – бездонные.

В его профиле был указан город Лондон, значит, он так и остался там после окончания университета. На его странице не было фотографий с женой, с детьми. Но, возможно, сейчас уже что-то и изменилось. Он много путешествовал, судя по публикациям из разных уголков мира, и в перерывах между путешествиями, как я поняла, наведывался в родные края, проведать родителей – там были фото с ними.

Какое счастье, что, приезжая туда, я его ни разу не встретила.

Да, мы были еще детьми – глупыми, уязвимыми. Но даже прекрасно это понимая, я не могу простить человека, который бросил меня в полном одиночестве в тот сложный период.

Надеюсь, что никогда его не встречу.

Глава 7. Семейная тайна

Сергей

– Сереж, я же попросила не трогать меня сейчас. – Кира поворачивается на другой бок, и прикрывает одеялом обнаженное тело. – Мне не до любовных утех, разве не понимаешь?

– Малыш, перестань, – осторожно обнимаю ее и целую в плечо. – Все будет хорошо, обещаю.

– Как ты может такое обещать? – всхлипывает она. – Это же не тебе предстоит через два часа пойти в школу, где работает Ольга, и смотреть ей в глаза. А если она всем расскажет о том, что было? Или Вика расскажет одноклассникам. Ты только представь, Сереж, только представь, как на меня будут смотреть коллеги и ученики, – пускается она в слезы и пищит: – Ты понимаешь, какая травля начнется?

– Никакой травли не будет, – утешаю ее, гладя по белоснежным волосам. – Ольга никому не расскажет. Зачем ей это? Она не любит, когда кто-то копается в ее личной жизни. Тем более она тоже там работает, и в ее же интересах молчать, чтобы избежать косых взглядов. И Вика там учится. Ты думаешь, Ольге нужны слухи о том, что мы с тобой занимались любовью на столе нашей дочери? Она же прекрасно понимает, что Вику это тоже затронет. Вика умная девочка, не будет никому об этом рассказывать. Она немного остынет, и я сам лично с ней поговорю, не волнуйся.

– Ну даже если Вика ничего не расскажет одноклассникам, и Оля – коллегам, то я все равно не представляю, как буду смотреть им в глаза. Ладно Вика скоро уйдет из школы, а Оля? Как я буду с ней пересекаться там?

– Тогда переходи в другую школу.

– Сереж, ты прекрасно знаешь, какая у меня здесь поддержка. Моя двоюродная сестра завуч в этой школе, а директор, Анна Рафаиловна, ее лучшая подруга. Она, кстати, через три года переедет в другую страну, и ее место займет моя сестра, а меня назначат завучем. Здесь для меня все двери открыты, здесь меня ждет стремительный карьерный рост, понимаешь? А в другой школе что? Всю жизнь преподавать географию и всё?

Кира глубоко вздыхает.

– Вот бы Ольга уволилась… Это был бы самый лучший расклад.

– Что-то мне подсказывает, что она и так уволится, – двигаюсь ближе к Кире и обнимаю ее. – Солнце, все будет хорошо, обещаю, – отодвинув волосы, целую ее в шею.

– Сереж, – поворачивается она ко мне, – получается, квартира достанется Ольге? Хотя там же не только квартира, да?

– Еще машина и дача. Но я сделаю все, чтобы Ольга вернула то, что мне принадлежит. В конце концов она прекрасно знает на какие деньги это куплено. И по-человечески должна все на меня переписать.

– По-человечески, – усмехается Кира. – Она так рассержена, что навряд ли пойдет тебе навстречу.

– Я дам ей несколько дней для того чтобы остыла, а потом спокойно обо всем поговорим.

Ольге после развода и так достанется часть моих фитнес-центров. Если б я заранее мог предугадать, что мы однажды разведемся, то составил бы брачный договор, в котором черным по белому было бы написано, что в случае развода она не сможет претендовать на мой бизнес.

Но я этого не сделал. Потому что даже представить не мог, что так сильно полюблю другую женщину, ради которой готов горы свернуть.

Каждый раз, когда эта молодая блондиночка с большими голубыми глазами и красивыми формами появлялась у нас дома, я чувствовал, как внутри начинает все бурлить. Меня бросало в жар, как только она переступала порог нашей квартиры. Кира очень красивая и сексуальная девушка. Ее кокетливый смех сводил меня с ума, а голос – ласкал слух. Игриво глядя на меня, поправляла свои длинные блестящие волосы, ослепляла улыбкой, и всячески давала понять, что я тоже ей интересен.