Эверест. На грани жизни (СИ) - Васина Екатерина

Повезло, что те ребята помогли. Не хватало только сейчас оказаться с травмами в больнице. В апреле собирался выдвигаться на Эверест, с одной знакомой компанией.

А стервочку я сразу узнал. Потер ноющую шею: еще пять минут и дома. Лиля, конечно, давно спит. Одна мысль, что смогу залезть под одеяло и обнять ее — сонную и теплую — прогнала хмарь из настроения.

Но чертова стерва! Я про Джулию. Дочка Кострова, мать ее, так-растак. Как она оказалась в это время в таком месте. Бар далеко не пафосный. Мажорке там явно не место. Ей бы ночью тусоваться в каком-нибудь закрытом клубе или в постельке такого же богатого выхохуля. Прожигать его или папочкины деньги.

Хотя сегодня она меньше всего походила на дочь Кострова. Серые глаза казались уставшими, под ними залегли круги, а наряд оказался далеко от брендовых шмоток. Восемь лет назад выглядела куда как лучше.

Завернул во двор, бросил быстрый взгляд на темные окна квартиры, где сейчас спала Лиля и остановил машину. руки сжались на руле до хруста пластика или суставов. Не разобрать.

Тогда, восемь лет назад, я собирался на Эльбрус гидом. Только начинал карьеру, "тренировался" на более спокойных вершинах. И за месяц до отъезда старшая сестра Маринка попала в аварию. Скажем так, когда она стояла на перекрестке, ее машину просто снесли. Виновник ехал на огромной скорости, в не самом трезвом состоянии. В итоге, за прошедшие восемь лет Марина так и не смогла встать на ноги, сев в инвалидное кресло. А виновник, которым оказался Костров, заплатил какой-то там штраф и остался на свободе. Даже суда не было. Нам просто по-дружески посоветовали не лезть. Не помогли никакие мои знакомства, и в какой-то момент я вдруг всерьез поймал себя на мысли об убийстве. Этот скот на свободе, ему ничего не было за искалеченную жизнь. А у Маринки двое детей и муж.

Тогда я все же поехал в горы, чтобы заработать денег. Они тогда точно утекали из семьи: лечение, реабилитация, снова лечение, лекарства. И там, уже на спуске, столкнулся с другой группой.

Медленно вылез из машины, продолжая с каким-то мазохистским чувством прокручивать в голове события восьмилетней давности. Пока шел к подъезду, щурясь от снега в лицо, вспомнила первую встречу со стервочкой.

Сколько ей тогда было лет? Не больше двадцати точно. Сразу обратил на нее внимание: огромные серые глаза с каким-то наивным восторгом в них, желто-зеленое снаряжение и широкая улыбка. Ею меня наградили, когда взгляды встретились.

— Это что за птичка? — тихо спросил у их гида. С ним мы пару раз пересекались и знали друг друга по типу "привет-пока". Тот проследил за моим взглядом и присвистнул.

— Алекс, не по зубам добыча. Дочка Кострова, того строительного магната.

Вот тогда то меня точно по голове и ударили. Уже потом стало чуть стыдно за несдержанность, но в тот миг не сумел удержать в себе то, что ощущал. Наговорил сгоряча много лишнего, придрался к какому-то пустяку. Просто, чтобы не смотрела на меня своими сияющими глазищами. Не имела права, пока моя сестра лежала в больнице по вине ее папаши.

И вот какого хрена я это сейчас вспоминаю, спрашивается? Чтобы не спать до утра и потом пугать Лилю мрачным взглядом?

Я секунду постоял у двери, прислушиваясь. Это уже вошло в ритуал. Затем как можно тише открыл ее и проскользнул в квартиру, где пахло духами Лили и выпечкой. Полгода назад мы купили хлебопечку, с которой невеста частенько баловалась. Весьма удачно, надо признать.

Стараясь не включать свет, ориентируясь на отблески фонарей из окон, прошмыгнул в ванную. Там уже нажал на выключатель, не боясь разбудить Лилю. Она слишком чутко спала. Особенно после работы в ночную смену.

На миг зажмурился от яркого света, потом открыл глаза и не сразу понял, что не так. Вроде все в порядке, привычный бледно-голубой кафель, сверкающая сантехника, зеркало, корзина для грязного белья как обычно стоит чуть криво, из нее свешивается рукав моего белого свитера.

Потом как ожгло: не хватало того, что стало уже привычным. Многочисленных Лилиных кремов, духов и прочих женских вещей. Она всегда тщательно следила за собой, находила время после ночных смен. Лилька трудилась медсестрой в хирургическом отделении.

А теперь на стеклянных полочках под зеркалом и вдоль ванной стояли лишь мои шампуни да пены для бритья.

Ничего не понимая, рванул в квартиру, уже не слишком заботясь о тишине. На ходу зажег свет в зале, ворвался в спальню с окликом:

— Лиля! — одновременно и тут включая свет.

Постель была пуста и аккуратно заправлена.

— Лиля… — уже тише повторил я, оглядывая спальню. Потом подошел к шкафу и очень медленно открыл его.

Да, ее одежда исчезла, хотя я втайне подозревал, что сейчас Лилька выскочит и закричит "сюрпри-и-из". С ее чувством юмора такое вполне могло произойти. Так что на всякий случай заглянул под кровать, но там, кроме пыли ничего не нашел.

— Ну ладно, — проговорил, доставая мобильник.

Может, по всем канонам воспитания звонить в такой ранний час неприлично. Но знаете, исчезать куда-то со всеми вещами и даже без записки неприлично вдвойне.

На мое удивление, Лиля ответила сразу же. Хотя в глубине души я почти был уверен, что она отключила телефон.

— Ничего не хочешь объяснить? — спросил спокойно, хотя внутри уже медленно закипал. Все же исчезать после почти двух лет совместной жизни как-то не слишком вежливо. Тем более, поводов я не давал. Черт подери, да мы практически не ссорились.

Лиля молчала, я слышал только ее дыхание. Наверняка, оно пахло мятой, так как она обожала жвачки и конфеты с этим вкусом.

— Лиль, — поторопил ее, — знаешь, я не спал всю ночь, на меня напали какие-то огрызки, а теперь выясняется, что любимая удрала в ночь и забыла предупредить.

— Горы тебе любимые. — вдруг выдала Лиля.

А потом заговорила: с резкими выдыханиями, точно выталкивала из себя слова. Точно то, что накопилось внутри, теперь требовало выхода.

— Я устала, Леша, просто устала. Ты полгода можешь провести в горах, а я должна не спать ночами и придумывать себе ужасы. Ты приезжаешь домой, а сам первые месяцы мыслями еще там, на вершине. Ты во сне пытаешься кого-то спасти, вытащить, а я лежу и пытаюсь не зареветь в голос. Знаешь почему? Потому что не бывает заговоренных людей! И я знаю, что однажды будут пытаться вытащить тебя.

— Ли…

— Помолчи! Думаешь, мне легко было уйти? Думаешь, я вот так взяла, встала и спокойно уехала? Да я три месяца разрывалась на части! Но… Леша, извини, для меня это слишком. Я, наверное, не умею ждать и сходить с ума. Позавчера к нам в хирургии троих альпинистов привезли. Но они то не на твой Эверест карабкались, а тут, неподалеку. И все равно сорвались, травмы тяжелые. А я на них смотрю и думаю о тебе. У меня волосы седые появились! И это в двадцать семь.

— Значит, вот так.

А что я могу сказать? Что готов бросить работу гидом, забыть о восхождении и навсегда осесть в городе? Ради Лили?

— Лиль, — позвал осторожно, слушая как она прерывисто дышит, — Лилек, ты же понимаешь, что это не только работа. Я этим живу. Вспомни, с каким удовольствием ты эти свои украшения из полимерной глины делаешь. С каким восторгом показываешь мне новинки. И хоть я ни черта в этом не понимаю, но зато вижу, что тебе это в кайф.

— Я не рискую жизнью от своего хобби.

— А я рискую. — ответил спокойно. — Лиля, я занимался этим когда мы познакомились. Ты меня полюбила таким, какой я есть. Без гор я стану… другим. Попробуй понять.

— Уже пробовала. — вдруг как-то устало проговорила Лиля. — Не могу больше пробовать, не хочу становиться вдовой, не успев выйти замуж.

Я стиснул зубы, постарался говорить как можно спокойнее. Внутри кружилась метель, такая же, как на улице. Только кусалась сильнее и целилась в сердце.

— Это твое окончательное решение?

— Да.

— Хорошо. — проговорил ровно-ровно. — Хорошо, Лиля, я не из тех, кто будет врать и говорить, что поменяюсь. Удачи тебе. Найти того, о ком не станешь беспокоиться так сильно.