Не влюбляться в клиентов, не спать с ними бесплатно, не болтать языком — какие мудрые правила придумал Василий Иванович! Пока я придерживалась их — у меня всё было хорошо. А теперь? Влюбилась в родственника клиента — и разбила себе сердце, поехала на бесплатную встречу — и чудом не погибла от взрыва, разболтала полиции о Зое — и… И стала единственным свидетелем, который может дать показания в суде и которого легко устранить. Да я просто молодец!
Навалилась тупая усталость. Я сползла по подушке и посмотрела в окно. Жалюзи были раздвинуты, и я видела кусок голубого неба и зелёные верхушки тополей. Они раскачивались от ветра, слышался щебет птиц.
В этот момент я отчетливо осознала, что, несмотря на все проблемы, на безнадёжность моей любви к Молчанову и очевидную тупиковость ситуации, мне всё-таки хотелось попробовать с Кириллом.
41. Если б не было тебя
Я готова была рискнуть и начать встречаться с Кириллом на безвозмездной основе. Я долго сомневалась, примеряя на себя роль его подружки, спутницы или даже любовницы, — и наконец созрела. Пусть у меня не было к нему глубоких чувств, но я ощущала спокойствие, уверенность и тепло. Я ему доверяла. Для начала и это неплохо.
Единственная проблема в том, что я не смогу с ним жить, если за стенкой будет жить Молчанов. Всё моё спокойствие разобьётся на мелкие осколки, если я каждый день буду видеть его бледное, бесстрастное, чужое, дорогое, любимое лицо. Это немыслимо. Я никогда не достигну таких высот самообладания. Кирилл для меня не вариант. Я должна вычеркнуть его из своей жизни. Их обоих!
Он всё ещё держал меня за руку и ждал ответа. Я легко сжала его пальцы:
— Нет, Кирилл. Прости. Я не буду с тобой жить.
— Хорошо, не жить, — быстро ответил он. — Встречаться, общаться, узнавать друг друга. Хотя бы пока ты поправишься. Как ты с одной рукой будешь управляться? Ты правша? — он дождался кивка и воскликнул: — Вот видишь! Я хочу помочь. Я не претендую на что-то большее. Всё остальное — только если сама захочешь.
— Нет. Я ничего от тебя не хочу. Спасибо.
Его лицо исказилось, а в моей памяти всплыли слова Молчанова: «Ему было бы легче, если бы он мог загладить свою вину и как-то компенсировать Лене тот вред, который причинил. Но Лена ничего от него не хотела». Ох! Эмоциональный порыв чуть не толкнул меня к Кириллу — обнять, объяснить, что на самом деле я не считаю его виноватым, что мой отказ не связан с ним, а продиктован другими соображениями. Что я вынуждена так поступать и сама об этом сожалею. Но я вовремя опомнилась — не стоит делать ему ещё больнее. Ему незачем знать, что я отказываю из-за Молчанова.
Неосознанно, каким-то непостижимым образом я повторяла поступок Лены. У нас с Кириллом всё было иначе, совершенно по-другому, но над нами словно висел рок. Всё было предопределено с самого начала: моё сходство с Леной, проигрыш в карты, моя холодность в постели, те удары, которые я ему наносила, его вина передо мной и мой отказ принять от него помощь…
— Кирилл, пожалуйста, уходи! Уже поздно, я устала и хочу спать.
Он встал с кровати, поправил одеяло и сказал:
— Ладно. Я приду завтра на выписку, и тогда ты скажешь, принимаешь моё предложение или нет. Сейчас и правда не стоило разговаривать, ты совсем измучена.
Он поцеловал меня в щёку и ушёл. Я накрылась одеялом, подавила всхлип и заснула.
* * *
Проснулась я от того, что кто-то легонько хлопал меня по щеке. Я открыла глаза и увидела Молчанова. В палате было темно, горел лишь тусклый ночник на столе.
— Паша? — удивилась я. — Сколько времени?
— Три часа ночи.
— Что ты здесь делаешь?
Он встал, принёс к кровати стул и сел на него верхом, устало облокотившись на спинку. Я могла коснуться его колена, если бы захотела. Его близость и ощущение того, что мы оказались наедине в полутёмной больничной палате, смутно меня тревожили.
— Я был на четвёртом этаже, у Маши.
— Как она? — я вспомнила о Маше и разволновалась. — С ребёнком всё в порядке?
— Нормально, угрозы нет, — ответил Молчанов, — но на всякий случай я настоял, чтобы её подержали в больнице. Это не первая её беременность…
Я поняла, о чём он.
— Мне жаль, — искренне сказала я. — Я схожу к ней завтра.
Он кивнул. Мы замолчали. Казалось, он собирался с духом для сложного или неприятного разговора. Сцепив пальцы в замок, он глухо заговорил:
— Четыре года назад, после развода с Леной, я совершил опрометчивый поступок и попал в крайне серьёзную ситуацию.
— В плен?
— Нет, это был не совсем плен. Я приехал туда с намерением воевать, но когда оказался на линии разграничения, то передумал. У меня были причины так поступить, я не буду сейчас их касаться. — Он с минуту помолчал и продолжил: — Захватили меня не военные, а обычные бандиты — чистый криминал. Когда они узнали, кто я, то потребовали выкуп — несколько миллионов долларов.
Я подтянулась и села на кровати. Об этой истории я слышала, но подробностей не знала и теперь боялась пропустить хоть слово.
— Они позвонили Кириллу и тот откликнулся. Обнулил оборотку «СтальИмпорта», снял деньги со счетов, набрал кредитов и через три недели приехал за мной. А до этого мы два года не разговаривали: Кирилл не мог простить, что я женился на девушке, которую он любил.
Молчанов задумался, словно переживая те события снова.
— А что потом?
— А потом я вернулся домой. В тяжёлом состоянии — пневмония, гниющие раны. — Он потёр запястья, и я догадалась, что тонкие белые шрамы, которые я заметила в самолёте, появились после плена. Наручники? Верёвка? Проволока, врезающаяся в кожу? — Маша ухаживала за мной два месяца, мы очень сблизились. С Кириллом тоже помирились. Я продал всё, что у меня было, — две квартиры, дачу, машину, — и вложился в его бизнес, иначе он бы обанкротился. А Кирилл сделал меня совладельцем. Я просил не делать этого, но он сказал, что заплатил за брата, а не за чужого человека, и ему не нужно возмещения.
Он снова замолчал. Я тоже не знала, что сказать. Я восхищалась этими двумя мужчинами, преклонялась перед их дружбой и взаимовыручкой, и, кажется, любила их обоих. Разной любовью — но всё же обоих. И ни с одним из них я быть не могла. Я лишний пазл в этой картинке, меня некуда вставить.
Молчанов поднялся и принёс стакан воды. Протянул мне. Я сделала несколько глотков, а он жадно допил оставшееся. Вытер ладонью губы и снова сел:
— Я рассказал эту историю, чтобы ты поняла, что нас связывает, — меня, Кирилла и Машу. Мы не просто друзья детства, мы родные люди. Мы никогда не сделаем друг другу больно.
«Особенно из-за какой-то проститутки», — мысленно продолжила я. Что ж, это честно — сказать мне всё в лицо. Расставить точки над «i». Продемонстрировать нерушимый кодекс чести, который не оставляет моей глупой любви ни единого шанса.
