Развод. Искусство слать всех на... (СИ) - Шевцова Каролина

- И в чем твой резон?

Жму плечами:

- По сути, нет никакого резона. Но я точно испорчу жизнь Саргсяну. Его тесть ни за что не простит слез единственной дочери и сильно укоротит привязь, на которой пасется сам Геворг. Ну и Эмме теперь придется работать, рассчитывая только на себя, уверена, никаких поездок, квартир, машин за счет семьи Аники она больше не получит. Думаю, она даже на алименты претендовать не будет. Не дадут.

Некоторое время мы молчим.

- Ну, ты-то хоть душу отвела, - хитро спрашивает Карина и, судя по ее лукавым глазам, она не случайно позвонила мне и рассказа о встрече с Аникой. Дала возможность выпустить пар в сторону обидчицы. А я еще голову ломала, не поставлю ли своим скандалом Карину в неловкое положение.

Это не женщина, это мечта!

- Ты знала, что я приду, да?

- Канэшн, - на кавказский лад отвечает Ким. - Никто не может обижать мою подругу.

- А ты сама? Или не помнишь, как на первом курсе сожрала всю еду, которую мне передала мама?

- Ну, так то давно было.

- Или как на своей первой свадьбе заперла меня в кладовке со Стасом?

- Так-то случайно. И не говори, что тебе не понравилось, смотри, какой Колька хороший вышел!

- А вот на нашем последнем корпоративе…

- Так все, - подруга стучит кулаком по столу, - что было на корпоративе, то вспоминать нельзя, а то язык отсохнет! Короче, Никто не может обижать мою подругу, кроме меня самой и то иногда. По большим праздникам.

- И корпоративам, - добавляю я, а перед глазами так и стоит картинка, где директор частной элитной школы Карина Ким уговаривает ведущего провести конкурс с соседним залом ресторана. Там в тот день гулял какой-то НИИ. И потом вместе с уже их директором, грузной тетечкой в летах, пляшет на столе, не снимая каблуков.

Мы с Кариной смотрим друг на друга, и чуть ли не лопаемся от смеха. А на душе в этот момент так легко, так радостно, как не было давно в моей жизни. Все-таки месть не только яд, но иногда и лекарство. В маленьких дозах даже полезно.

Глава 41

Когда настроение идет вверх, то даже в трели автомобильных гудков слышится какая-то мелодия, под которую хочется петь и танцевать. Так и у меня. После встречи с Аникой, я шла домой окрыленной, согретая мелкой, но оттого не менее приятной местью. И даже бардак дома и перспектива красить стены до самого рассвета меня ничуть не смущали. А больничный желтый цвет теперь ассоциировался не с психушкой, а новой жизнью, ну или с куриным желтком, на худой конец.

Я снова переодеваюсь в рабочую одежду, подкалываю волосы, берусь за валик и приступаю к покраске. Каждый взмах руки через радость, через переполняющую меня эйфорию. Не знаю откуда, но сейчас я просто закипаю от чувства, что все у меня будет хорошо!

Все будет прекрасно!

Я крашу полосами, одна за другой они длинными лентами перекрывают все мое прошлое. Все переживания, все обиды, все слезы. Иногда напрасные, а иногда самые настоящие, а оттого самые горькие. Больше Рита не плачет. Не так много нам осталось лет, чтобы тратить это время на обиды и страдания.

И с каждой секундой мне становится легче, будто кто-то снимает с сердца тяжелые гири.

К двери, когда в нее постучали, я иду пританцовывая. В такой хороший день ко мне могут прийти только хорошие люди.

- О, Юрка, какими судьбами?

- Чай пить, - Шмелев выставляет вперед коробку с тортом. Моим любимым, медовиком с ягодами.

На кухню я тоже иду в ритме танца. Ну что за день такой восхитительный! Поработала, сучность свою женскую проявила, а за это мне торт!

- Погоди, Юрец, у меня тут ремонт в самом разгаре, я сейчас руки помою.

Отворачиваюсь, и потому не вижу, но легко угадываю, что Шмелев недоволен:

- А почему на помощь не позвала, я б пришел.

- Потому что я могу сама.

- Знаю, что можешь, только… зачем? Я бы, правда, все сделал, ну чего ты, Рит?

- Я ничего, а ты чай пей.

Ставлю перед его носом большую суповую кружку. Тару поменьше этот водохлеб не воспринимает в принципе.

- Ну чего такой мрачный? Обиделся что ли?

Щелкаю Юрку по носу и сажусь напротив него, поближе к тортику. После такого насыщенного дня моему организму нужен сахар. Очень много сахара! Я ем, а Юра на меня смотрит. Загадочно и тяжело.

- Ну, давай, колись, - нехотя отодвигаю от себя блюдце с медовиком. Становится понятно, что пришел он не просто так, а торт не угощение, а способ меня задобрить.

- Я был у Авакяна, - без единой запинки проговаривает Юра.

- У Артура Робертовича? – Глупо переспрашиваю в ответ. Конечно у него, он такой во всем городе один. Великий и ужасный Тесть Геворга, то есть отец Аники. О старом армянине ходило много легенд, некоторые из них до сих пор вызывают у меня ужас. Это сейчас Артур Робертович добрый дедушка на пенсии, сидит на кухне, тонко нарезает суджук, а вот раньше… Он из тех мастодонтов, кто заливал своих конкурентов в бетон, так что уверена, наша река до сих пор скрывает много тайн семейства Авакян. О том, чтобы я, почти бывшая жена рядового бизнесмена Волкова попала к нему на прием, и речи не было. А вот Юра… удивил.

- И как, - облизываю вмиг пересохшие губы.

- Отлично… наверное. По его лицу не поймешь, но обещал поговорить с Геворгом по своему, по-отечески.

От того, как Юра произнес эти слова, нехороший холодок пробежал по спине.

- Он же его не убьет?

- Что? Нет, нет, конечно! Господи, какая ты кровожадная, - улыбается Юра. – Нет, но что-то сделает. Точнее сделает все, чтобы Саргсян как минимум нам не мешал, как максимум вернул все нечестно заработанное. Понимаешь, Геворг ведет бизнес успешно, но не по понятиям. Если бы он честно обобрал нас, то тесть бы только гордился зятем, а так, через подставные фирмы, через свою бывшую любовницу, исподтишка…. Таким большие дяди типа Авакяна и его друзей не гордятся. Он очень был недоволен от того, что я ему рассказал. А я выложил все, все отчеты, адреса, все, что мы смогли нарыть. Так что, мы почти побелили. Если выиграем следующий тендер и сделаем его, то выйдем, наконец, в плюс и можно будет забыть о наших проблемах.

Эти новости слаще любого торта, так что я забываю о медовике и получаю эндорфин так, без вкусненького. Сама не заметила, в какой момент губы растянулись в счастливой улыбке. А вот Юра, напротив, нахмурился еще сильнее.

- Ладно, - осторожно выдыхаю, а то вдруг я начала радоваться раньше времени, - что еще случилось?

- В целом ничего, - мнется Шмелев, - просто… я ничего не сказал ему об Эмме. И не буду этого делать, и считаю, что мстить таким образом женщине низко, даже если эта женщина Эмма. Хочешь… хочешь я подкуплю ее парикмахершу, чтоб она волосы ей в зеленый по ошибке выкрасила? Ну, правда, Рит, он же ее убьет!

Юра волнуется, тарахтит, а потом вдруг замирает, озаренный страшной догадкой:

- Или ты этого и хотела? Чтобы Эмму убили?

- Конечно, нет!

- Нет? – Юра улыбается так искренне, что я улыбаюсь вслед за ним. – И ты что, во мне не разочарованна? Ну, что я не стал защищать твою честь?

Задумываюсь. Нет, правда, не разочарована. Более того, какой бы кровожадной я не казалась со стороны, меня бы расстроило, если бы Шмелев полез в наши женские разборки. Вот такой поступок меня бы точно разочаровал. А так, все, или почти все, что делал Шмелев, было связано с заботой или защитой меня, и за это я ему очень благодарна.

А что касается Эммы? Мне хватило того, что об их романе знает Аника. Ее гордыня не позволит обратиться за помощью к отцу, наоборот, она сделает все, чтобы он не узнал об измене и так нелюбимого зятя. Так что максимум, который ждет Эмму, пара пощечин и перспектива выхода на работу, чтобы обеспечить себя и дочь. Саргсян и его кошелек будут под жестким контролем жены. У него не останется ни денег, ни возможностей, чтобы встречаться с Эммой или кем-либо еще. Аника стерва, которая до смерти любит мужа, и теперь он обречен любить ее в ответ. Через слезы и постоянные напоминания, какое он все-таки говно. Красота!