Дабл Ю: служебный роман (СИ) - Жилло Анна

— Не знаю, Юра. Тогда мне казалось, что поступаю правильно.

— А сейчас?

— Не знаю… Извини… я очень устала.

Ну да, ясное дело. Иди ты, Юра, уже на хер со своими идиотскими вопросами.

А ведь когда рассказывал ей об отце и обо всем остальном, показалось, будто промелькнуло между нами то же, что и тогда, год назад.

Наверно, только показалось…

— Ладно, отдыхай, — я с трудом выбрался из-за стола. — Спасибо за ужин.

— Тебе спасибо, что подвез.

Юля вышла за мной в прихожую, прислонилась тяжело к шкафу, глядя, как я одеваюсь.

— Ну… — это было как на вокзале, когда до отхода поезда осталось две минуты. — Благополучно тебе со всем управиться. И… Юль… пообещай, если вдруг понадобится помощь, ты позвонишь.

Что ты несешь, кретин?! Кем ты себя возомнил вообще? С какой стати ей тебе что-то обещать?

Но она вдруг улыбнулась — растерянно, недоверчиво. Подошла ближе и поцеловала в щеку.

— Хорошо, Юра. Спасибо!

Щелкнул за спиной замок, и я пошел к лифту, сражаясь с желанием приложить к щеке ладонь.

Глава 33

Юля

Из консультации я пришла злющая, как тридцать три кобры. Врачиха сначала заявила, что у меня узкий таз и я не рожу сама, а потом добавила, что ребенок в неправильном положении и мне, возможно, придется лечь в больницу. Выйдя из кабинета, я тут же в коридоре позвонила Антонине.

— Что за хрень? — возмутилась та. — Успокойся, нормальный у тебя таз. А ребенок за два месяца еще сто раз туда-обратно перевернется. Если за три недели до срока будет ногами вниз или, не дай бог, поперек, тогда ляжешь на дородовое, только и всего.

Потом в автобусе какой-то развалившийся на сиденье сопляк покосился на мой живот и уткнулся обратно в телефон.

— Молодой человек, уступите девушке беременной место! — потребовала сидящая рядом бабуля.

— Беременных девушек не бывает, — фыркнул тот.

— Слушай, ты, сопля, — не выдержала я. — Если не хочешь, чтобы меня вырвало тебе на голову, встал и ушел на фиг!

Тот нехотя поднялся, одарив таким взглядом, что Тёма испугался и в очередной раз перекувырнулся, попутно вмазав пяткой в печень. Ну а чтобы жизнь совсем не казалась медом, едва я вошла и разделась, позвонил Эдик, полтора года снимавший мамину квартиру. Платил он исправно, соседи не жаловались, а что подзапустил немного, так чего ждать от одинокого мужчины?

— Юлечка, вы простите, — виновато начал он, — но мне срочно надо уехать. Мама в Саратове в больницу попала, это надолго. Ухаживать некому. Я знаю, что без предупреждения, залог…

— Перестаньте, — вздохнула я обреченно. — Когда уезжаете?

— Завтра утром.

— Вечером зайду. Если все в порядке, залог верну. Причина уважительная. А ключи соседке оставите.

Разобравшись с Эдиком, я позвонила Свете и попросила прислать бригаду для основательной уборки перед новыми жильцами.

— Юля, клининг я пришлю, — пообещала она, — хоть завтра. А вот насчет сдачи… Послушай доброго совета, собирай вещички и переезжай туда сама. А однушку сдашь.

— Зачем? — удивилась я. — В деньгах потеряю, а ребенку своя комната еще не скоро понадобится.

— Чем раньше у ребенка будет свое пространство, тем лучше. Но дело не в этом. Женщина ты молодая, красивая. Сейчас кажется, что больше никогда и ни за что, но поверь, очень скоро у тебя появится личная жизнь. Няньку-то я подгоню, если нужно будет, но это не выход. На ночь точно не уйдешь. А секс, когда в той же комнате под боком ребенок спит, ну такое себе. Я через все это прошла, знаю.

Меня словно кипятком окатило. Потому что в эту сторону не думала… запрещала себе об этом думать. И абстрактно, и конкретно.

Какой секс, с кем?! Пузо на нос лезет. И вообще…

— Ладно, Свет, посмотрим. Может быть. Не знаю.

Я и правда не знала. И не в последнюю очередь потому, что возвращаться туда было страшновато. Уж слишком много воспоминаний. О маме… Но, может, и правда пора?

В этот раз в годовщину я ездила на кладбище со Светой и Филей. Они прибрались, а я просто посидела рядом на скамеечке. Боль… нет, не ушла, конечно, но, как сказал Юра, я постепенно училась с ней жить. Так, чтобы она не заслоняла все на свете.

Я снова подумала о нем. У него была своя боль — смерть родителей, война за наследство, разрыв с родными, которые поддержали молодую хищницу. Кто бы мог подумать, что ему столько пришлось пережить.

В тот вечер, когда он ушел, я помыла посуду и без сил свалилась на диван. Перекинулась сообщениями с Лийкой, выложила в Контакт селфи с подписью «Ну вот и декрет» и зависла над телефоном.

Я и раньше заходила на его страницу. Как будто в замочную скважину подглядывала. Сердилась на себя — и все равно залезала. Посты появлялись редко, в основном фотографии из поездок. За последние две недели всего одна новая. Точнее старая — черно-белая, на ней ему было лет двадцать от силы. Там были и лайки, и комментарии, но я обратила внимание на один: некая Нази накидала целую строчку сердечек. Или некий?

Я перешла по нику и выяснила, что все-таки некая. Двадцатипятилетняя девушка, вся из себя гламурная — губки, бровки, реснички, ноготки, лейблы. Бьюти-блогер. Под каждым своим постом зазывала к себе в инстаграм, а в Контакте выкладывала все подряд, от селфи и еды до мемов и демотиваторов. Полистав, я наткнулась на фотографию примерно месячной давности. Темный мужской силуэт на фоне окна и подпись: «Первая маленькая дата. Полет нормальный».

Если бы не строчка сердечек под Юркиной фотографией с собакой, на эту я бы и внимания не обратила. Но тут застряла надолго.

Он? Или нет?

Снято было так, чтобы точно не узнать. Ни одной детали, за которую можно зацепиться. Но я упорно продолжала разглядывать.

Юля, ты сама как собака… да, и на сене, и еще гоняешься за своим хвостом.

Как там мама говорила? Eifersucht ist eine Leidenschaft, die mit Eifer sucht, was Leiden schafft. Ревность — это страсть находить себе все новые страдания. И если ты не перешагнешь через это, то…

То что? С чего ты вообще взяла, будто что-то еще может быть? Только потому, что он до дома с сумками подвез? Тебе рожать скоро, зачем ты ему нужна с чужим ребенком? Может, для него это был такой же спонтанный импульс, как и для тебя, когда пригласила зайти.

Целую неделю я маялась, лазала на страницы к нему, к этой самой Нази, спорила с собой, а потом… Словно лопнула туго натянутая струна.

Пусть все идет так, как идет. Вот вообще все.

Света позвонила и сказала, что квартира в полном порядке, она сама следила за уборкой. Хочешь — переезжай, хочешь — сдавай.

Я пошла туда и вдруг с удивлением поняла: что-то изменилась. Нет, не в квартире. Наверно, во мне самой. До этого, если зачем-то заходила к Эдику, старалась побыстрее уйти, потому что мне было там… холодно, что ли. А сейчас, наоборот, стало тепло. Да, там все было связано с мамой, но теперь я воспринимала это иначе. Как будто она вдруг стала моим добрым духом-хранителем.

Я обошла квартиру, прикидывая, что надо убрать или переставить, а когда вернулась домой, достала из кладовки сумки и пустые коробки. Собиралась, особо не перетруждаясь, целую неделю. Что-то выбросила, что-то отложила, чтобы убрать на антресоли. Когда все было готово, хотела уже позвонить Свете, но почему-то вдруг застыла с телефоном в руках.

Сидела, смотрела, как скачут по подоконнику воробьи, подбирая крошки, а потом разблокировала Юрин номер и написала в воцап:

«Привет. Ты в выходные свободен? Я переезжаю. Если сможешь, помоги, пожалуйста, перевезти вещи».

— Прилично! — присвистнул Юра, оглядев выстроившиеся вдоль стены коридора коробки и сумки.

— Ну так за одиннадцать лет накопилось, — вздохнула я. — Это я еще часть выбросила. И кое-что потихоньку сама перенесла, что полегче. Хорошо хоть не надо ничего из мебели или техники тяжелой перевозить, там все есть.