Пособие обольщения от умной дуры (СИ) - Кор Галина

Я чувствую порыв ветра, будто кто-то прошёл… А теперь он опускается рядом, садясь по правую сторону. Не открывая глаз, набираю полные легкие воздуха. Я уже внутренне взбунтовалась, приготовилась отстаивать границы своего уединения, но запах… Такой знакомый запах, отнимает голос, заставляя жадно глотать воздух. Моментально накатывает волна эмоций, которые я долго пыталась скрывать за семью засовами, прятала под масками, подменяла другими чувствами. Неконтролируемые слезы потекли из глаз.

-Почему ты плачешь? Рада, что я жив или воешь от горя, что я жив? – а я ничего не могу ответить. Слезы быстро перерастают в истерические всхлипы. Тушь потекла, больно щиплет глаза, перед глазами пелена, не могу толком рассмотреть его. Становлюсь на четвереньки и ползу. Забираюсь между Костиных ног, утыкаюсь носом в шею, и щедро поливая ее солеными слезами. А он ещё, так нежно и невесомо проводит руками по моим волосам, что на долю секунды мне кажется, что я тю-тю, крыша потекла, и обнимаю я не реального человека, а приведение. Даже окатывает волной холодного ужаса. Резко отстраняюсь, размазываю остатки туши, пытаясь улучшить картинку.

Нет, передо мной точно сидит Костя, прямо нос к носу. Даже при резком ухудшении зрения до минус пяти, я бы его точно узнала. Но общий вид у него другой…

-А где недельная щетина? Длинные волосы, - провожу руками по коротко стриженным волосам на голове. Так он выглядит намного моложе.

-Ссссс, - шипит, когда я задеваю свежий рубец на голове.

-Это что? – приподнимаюсь, чтобы рассмотреть. Чуть выше правого уха и почти до конца роста волос длинный узкий рубец, сантиметров пятнадцать в длину.

-Неудачно упал, ударился о стол головой, - он говорит, а я до сих пор не верю, что это он. Вроде Костя… но не Константин Игоревич, это точно, что-то в нем надломилось, взгляд другой, даже энергетика более… спокойная, что ли, миролюбивая. Будто его тряхнули хорошенько, и отпал весь этот темный вязкий налет из злобы, грубости, брутальности…

-Как? Что? – я даже сразу и не соображу с какого вопроса начать. Только беспомощно верчу руками в воздухе, пытаясь выдавить из себя нечто адекватное. Да я вообще в шоке! О чем в такие моменты надо спрашивать? О чем говорить?

-Всё это неважно… - здрасьте, ему не важно, а мне очень даже, но не пытать же его. И так вон, вавка в голове… Если он не умер, то кто умер вместо него? – Я приехал к тебе рассказать историю о том, как ты спасла мне жизнь.

-Я? – вот удивил, так удивил, у меня глаза, уже на лоб полезли.

-Да, ты… Помнишь? – достает из рядом стоящей небольшой мужской сумки пачку евро, только со странной дырой.

-Деньги? – если он не объяснит, то мои глаза окажутся на затылке.

-Да, это те самые, которые ты выиграла в Монако. Ты удивительная, Маша… Только ты могла забыть о десяти тысячах евро, лежащих в твоей сумочке… Я чисто случайно задел ее, она упала на пол и из неё выпала пачка денег. В тот день, я собирался на благотворительный вечер, решил, что раз тебе они не понадобились, отдам их от твоего имени на благое дело… Положил во внутренний карман пиджака. И вот, - он поворачивает пачку другой стороной, а там… застрявшая пуля.

Внутри всё немеет, а потом разливается дрожь. Меня колотит, то ли от ужаса, то ли от страха за его жизнь. Я так запуталась в эмоциях, что просто ловлю приход за приходом, волну за волной.

-Кто в тебя стрелял? Почему?

-Главное, что его уже нет. Я не знаю, что нас ждет впереди… Депутат из меня не получился, - грустно ухмыляется, - большого дома больше нет, машин, охраны… все превратилось в пепел… в прах…

-Не беда, у меня есть небольшие сбережения. Я продолжаю работать 3-D визуализатором, накопила пару тысяч, хватит на первое время, - перебиваю его. Мне хочется его поддержать, протянуть руку помощи. Мне хочется быть для него опорой.

Он так преданно и влюбленно смотрит на меня, проводит рукой по щеке, что я таю и сама начинаю ластиться. Как мне этого не хватало. Вот именно такого Костю мой мозг и помнил: романтичного, доброго… новогоднего. Того, с кем я была счастлива, вылепливая из снега бабу, делая снежного ангела, обнималась, лежа на пушистом ковре… Того, кто нежно меня целовал, доводил до вершины блаженства, заставляя требовать ещё и ещё… В тот момент мне всегда хотелось владеть им всецело, запереть в чулан и никому не показывать, как прячут истинное счастье.

-У меня тоже есть небольшие сбережения, пару миллионов, только за ними надо слетать на Кайманы, - открываю рот, и закрываю.

-Снова большие деньги? – хмурюсь. - Я не хочу возврата к старому…

-Возврата не будет. Воронов Константин Игоревич умер, царство ему… правда, не уверен, что небесное. – Поворачиваю голову на сторону и смотрю пытливо.

-А как тебя зовут?

-По паспорту я Коста Коракия – грек, родившийся 15 апреля 1992 года в небольшом городке Стилис на берегу залива Малиакос.

-Почему грек? Почему Коракия? – на самом деле, вопросов у меня к Косте намного больше.

-Почему грек – не знаю, захотелось, говорят, что похож… - пожимает плечами, - а Коракия, потому что ворон по-гречески – кораки.

Громко вздыхаю. Даже не знаю, что и сказать. Вечер потрясений, ей-богу.

-И что, ты так и не расскажешь, что случилось? – качает отрицательно головой. – Ладно… А что будет дальше?

*Маше он не расскажет, а нам-то интересно! Правда? Тогда читаем.

***

Константин. (Вернемся в день Х).

Выборы позади, я достиг своей цели. Не без помощи Байронова, но он заинтересован в результате не меньше, а может даже и больше, чем я. У меня была немного иная жизнь до судьбоносного решения влезть во власть, теперь же, приходится фильтровать каждый свой грёбанный шаг, чтобы полноценно вписаться в новую «гостеприимную» среду.

Я думал, что это в криминальном мире все друг для друга конкуренты и враги, но сделав всего пару шагов по коридорам структур власти, я понял, вот он, настоящий мир хоррора и трэша. За рукопожатиями, фальшивыми приветствиями, заинтересованными взглядами, скрывается жажда наживы. Все «коллеги» рассматривают тебя только с точки зрения выгоды. Они наперед просчитывают варианты возможных схем обогащения и как именно ты можешь поспособствовать в том или ином вопросе. Во всем только финансовый интерес, никаких личных симпатий, никакой дружбы.

Сегодня важный день, инициатива благотворительного вечера исходила от нашей партии, поэтому пропустить такое мероприятия я просто не имею права. И Байронов настоятельно рекомендовал быть…

К семи часам возвращаюсь домой, чтобы переодеться. Цель у мероприятия благая, а вид должен быть сугубо официальный, пришлось даже раскошелиться на фрак. Вот такие мы… народные избранники, собираем средства онкобольным во фраках, если бы просто скинулись кто сколько может, был бы не тот эффект…

Подъезжаем к дому. Ворота открывает какой-то тип. На улице моросит дождь, поэтому дождевик полностью скрывает его лицо. Я перестал запоминать лица охранников. Они постоянно меняются. Так как я теперь не хрен с бугра, а свой… то мою охрану обеспечивает партия. Там все схвачено, роли распределены, слишком инициативных никто не любит, поэтому воспринимаю всё ровно. Все равно я хотел сменить охрану, так какая мне разница, кто эти люди. Тем более депутатская корочка иногда решает больше, чем толпа качков.

Выхожу из машины и направляюсь в дом. Водитель остается в машине, он знает, что максимум через двадцать минут мы должны выехать, иначе опоздаем. В доме горит свет, но прислуги уже нет. Последнее время у меня появился бзик, не люблю темноту, пустоту… после того, как Маша исчезла из моей жизни, свет в доме стал постоянным атрибутом.

Поднимаюсь в свою комнату, принимаю душ, переодеваюсь. Надевая пиджак, задеваю вещи, лежащие на полке. Это Машины вещи. Её здесь нет почти три месяца, а вещи так и лежат в моей гардеробной. Ждут хозяйку? Надеются на её скорое возвращение? Нет. Я знаю, что она не вернется. И то, что она уехала, скорее всего к лучшему. Она слишком «другая», чтобы мой мир мог с легкостью принять её. Здесь не нужны личности, здесь нужны тени… фарфоровые куклы... поигрался, поставь на полку и любуйся. С ней так не получится. А другое я не могу предложить. Для больших авантюр она слишком молодая, неопытная, а ещё с правильными жизненными установками, точно не Альбина, которая в свои тридцать, способна принять решение убить или помиловать… Она другого кроя, иной закваски.