Без надежды - Гувер Колин

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67

– Она так гордилась этим, – говорит он, снова глядя на другую сторону улицы.

Я берусь за ручку и открываю дверь, потом выхожу из машины. Становится прохладно, я достаю с переднего сиденья толстовку с капюшоном и натягиваю ее через голову.

– Что ты делаешь? – спрашивает Холдер.

Я знаю, он не поймет, да и я не хочу, чтобы он отговаривал, поэтому, не ответив, я закрываю дверь машины и перехожу улицу. Когда вступаю на лужайку, он окликает меня, находясь в двух шагах позади.

– Холдер, мне нужно увидеть мою комнату.

Я продолжаю идти, каким-то образом точно зная, с какой стороны дома заходить, хотя никаких конкретных воспоминаний о планировке у меня нет.

– Скай, не надо. Там никого нет. Слишком рискованно.

С шага я перехожу на бег. Одобряет он или нет, все равно сделаю по-своему. Достигнув окна, которое, как я уверена, относится к моей бывшей спальне, я оборачиваюсь и смотрю на Холдера:

– Я должна. Там вещи моей матери, которые мне нужны. Знаю, Холдер, ты не хочешь, чтобы я это делала, но мне надо.

Он опускает руки мне на плечи, с тревогой глядя на меня:

– Скай, вламываться нельзя. Он коп. Что ты задумала: разбить, на фиг, окно?

– Этот дом формально по-прежнему мой. И это не будет взломом, – отвечаю я. Хотя он говорит дело. Как я попаду внутрь? Я сжимаю губы и задумываюсь, потом щелкаю пальцами. – Скворечник! На заднем крыльце есть скворечник, и в нем ключ.

Повернувшись, я бегу на задний двор. Там действительно есть скворечник, и это повергает меня в шок. Просунув пальцы внутрь, я нахожу ключ. Память – это нечто непостижимое.

– Скай, не надо. – Холдер едва не умоляет меня не входить в дом.

– Я пойду одна. Ты знаешь, где моя спальня. Подожди у окна и дай знать, если кто-то подъедет.

Он тяжело вздыхает и, когда я вставляю ключ в заднюю дверь, хватает меня за плечо:

– Пожалуйста, постарайся не наследить. И поторопись.

На миг он привлекает меня к себе, затем ждет, когда я войду. Я поворачиваю ключ и проверяю, открывается ли дверь.

Дверная ручка поддается.

Я вхожу и закрываю за собой дверь. В доме темно и жутковато. Я поворачиваю налево и прохожу через кухню, почему-то точно зная, где моя спальня. Задерживая дыхание, стараюсь не думать о серьезности и возможных последствиях своего поступка. Мысль о поимке внушает мне ужас, потому что я по-прежнему не знаю, хочу ли я, чтобы меня нашли. Я делаю так, как велел Холдер: ступаю осторожно, стараясь не оставлять никаких следов. Дойдя до двери своей комнаты, перевожу дыхание и медленно поворачиваю дверную ручку. Войдя, я включаю свет, чтобы осмотреться.

Все здесь выглядит знакомым, за исключением нескольких коробок в углу. Это по-прежнему детская, где за тринадцать лет ничего не изменилось. Мне приходит на ум мысль о комнате Лесли, в которой ничего не трогали со времени ее смерти. Должно быть, тяжело убирать предметы, напоминающие о любимом человеке.

Я провожу пальцем по комоду и оставляю след на пыли. Я вспоминаю, что нельзя, и стираю его рукавом. На комоде нет маминого портрета, где он был, насколько я помню. Я озираюсь в поисках какой-нибудь ее вещицы, которую могла бы взять с собой. У меня не сохранилось воспоминаний о ней, поэтому фотография – самое большее, на что я могу рассчитывать. Я должна установить с ней хоть какую-то связь. Мне необходимо увидеть, как она выглядела. Надеюсь, это поможет что-то вспомнить.

Я подхожу к кровати и сажусь. Главная тема декора комнаты – небо, и это парадоксально, если учесть имя, данное мне Карен. На занавесках и стенах я вижу облака и луну, а на одеяле – звезды. Они повсюду. Большие пластиковые, которые прилепляются к стенам и потолку и мерцают в темноте. Комната усеяна ими, совсем как потолок в доме Карен. Помню, как я упрашивала Карен купить их, увидев в магазине несколько лет назад. Она считала это ребячеством, но мне очень хотелось. Я даже не понимала, зачем они мне понадобились, но теперь все стало ясно. Вероятно, будучи Хоуп, я любила звезды.

Когда я ложусь на подушку и смотрю в потолок, тревога усиливается. На меня накатывает волна знакомого страха, и я перевожу взгляд на дверь детской. Это та самая дверная ручка, которую я умоляла не поворачиваться в недавнем ночном кошмаре.

Желая прогнать воспоминание, я судорожно вздыхаю и зажмуриваю глаза. Каким-то образом мне удалось запереть эти картины в тайнике души на тринадцать лет, но, когда я оказалась здесь, на этой кровати, они вышли наружу. Эти воспоминания опутывают меня, как паутиной, и мне никак не вырваться. По щеке скатывается теплая слеза, и я жалею, что не послушалась Холдера. Нельзя было сюда возвращаться. Если бы я не пришла, то никогда бы не вспомнила.

Тринадцатью годами раньше

Я научилась сдерживать дыхание, чтобы он считал меня спящей. Это не помогает, потому что ему все равно, сплю я или нет. Однажды я затаила дыхание и понадеялась, что он примет меня за мертвую. Это тоже не помогло, потому что он никогда не замечал, что я не дышу.

Дверная ручка поворачивается, а запас моих хитростей уже иссяк. Я пытаюсь придумать что-то еще, но не могу. Он закрывает за собой дверь, и я слышу его приближающиеся шаги. Он садится на кровать рядом со мной, и я поневоле сдерживаю дыхание. Не потому, что думаю: в этот раз сработает, а потому, что это помогает немного унять страх.

– Эй, Принцесса, – говорит он, заправляя мне волосы за ухо. – Я принес тебе подарок.

Я зажмуриваюсь, подарка хочется. Я люблю подарки, и он всегда покупает мне лучшие, потому что любит меня. Но я терпеть не могу, когда он приносит их вечером, так как не получаю их сразу. Он всегда заставляет меня сначала сказать спасибо.

Я не хочу этого подарка. Не хочу.

– Принцесса?

Когда я слышу папин голос, у меня начинает болеть живот. Он всегда разговаривает со мной исключительно ласково, и от этого я еще больше скучаю по мамочке. Я не помню ее голоса, но папа сказал, что он похож на мой. Еще он говорит, что мама расстроится, если я перестану принимать его подарки, потому что ее здесь нет и ему ничего ей не подарить. От этого мне становится грустно; я переворачиваюсь и поднимаю на него глаза:

– А можно завтра, папочка?

Я не хочу его расстраивать, но не хочу и получить эту коробку сегодня. Не хочу.

Папа улыбается и убирает мне волосы со лба:

– Конечно можно. Но разве ты не хочешь поблагодарить папу?

Мое сердце начинает очень громко биться, и я ненавижу, когда оно так стучит. Мне не нравятся ни его оглушительные удары, ни холодок ужаса в животе. Я перевожу взгляд с лица папы на звезды, стараясь думать о том, какие они красивые. Если я все время буду думать о звездах и о небе, то сердце, может быть, не будет так колотиться, а живот перестанет болеть.

Я пытаюсь сосчитать звезды, но все время останавливаюсь на цифре пять. Не могу вспомнить следующую цифру, поэтому приходится начинать сначала. Приходится снова и снова считать звезды, по пять штук за раз, потому что мне не хочется, чтобы папа трогал меня. Я не хочу прикасаться к нему, чувствовать его запах или слышать его голос, и вынуждена считать, и считать, и считать, пока я не перестаю воспринимать его прикосновения, слышать голос и ощущать запах.

Когда наконец папа больше не заставляет меня благодарить его, он опускает мою ночную рубашку и шепчет: «Спокойной ночи, Принцесса». Я поворачиваюсь на бок, натягиваю одеяло на голову и, зажмурив глаза, стараюсь не заплакать, но плачу. Я плачу всегда, когда папа приносит подарок.

Терпеть не могу получать подарки.

Воскресенье, 28 октября 2012 года

19 часов 29 минут

Я поднимаюсь и смотрю на кровать, сдерживая дыхание, чтобы не дать изобличающим звукам вырваться из глотки.

Я не стану плакать.

Не стану.

Медленно опустившись на колени, я провожу пальцами по желтым звездам, разбросанным по темно-голубому полю стеганого одеяла. Я долго смотрю на них, и постепенно они начинают расплываться от слез, застилающих мой взор.

Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 67