Ревнивая печаль - Берсенева Анна
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
– Ему?
– Зачем ему? Ей! Да я бы глаза выцарапала шалаве, если б узнала такое дело… Эх, Лера, не умеешь ты жить! А ты точно знаешь? – вдруг переспросила она. – Что женщина у него?
– Ой, Роза, ну что ты меня мучаешь? – со слезами в голосе воскликнула Лера. – Ничего не сделаешь, понимаешь? Правда – ничего! Не подходит к нему житейская мудрость. Все у него по-другому!
– Это да… – Розин пыл угас, лицо сделалось грустным. – Я таких, как он, конечно, не видала. Но ведь и ты – не я! Что у тебя, ума на него не хватает?
Лера не знала, что ответить. Дело было не в уме. Она не могла объяснить Розе, чего не хватает в ней для Мити. Она сама не знала, как это назвать.
Так же невозможно было представить, чтобы она стала устраивать скандал Тамаре Веселовской. Это вообще не в Лерином духе было – скандалы, а уж тем более теперь. Из-за чего? Из-за того, что солистка хорошо поет и это нравится дирижеру?
Тем более что Тамара была единственным человеком в театре, с которым Лера двух слов никогда не сказала. Это было особенно заметно, потому что остальные певцы, оркестранты, рабочие сцены и билетеры вереницей шли в ее кабинет.
Действительно, каждому надо было то хлопотать о квартире, то устраивать родственника в приличную больницу, то тещу перевозить из Саратова, то бежать от перевезенной тещи куда глаза глядят… А старенький костюмер Иван Яковлевич, помнивший Шаляпина, – тот и просто приходил, чтобы порассуждать о политике, в которой он был дока.
И Лера любила заниматься этими делами больше, чем любыми другими. Они были живые, эти чужие дела, и ей хотелось, чтобы из них состояла ее жизнь.
Тамара ни разу не обратилась к ней ни с какой житейской просьбой и, уж конечно, не заходила «просто поболтать за жизнь», как это охотно делали другие. Она вообще была неразговорчива, и Лера не знала о ней ничего.
Только мелькала в театральных коридорах стройная фигура, вспоминались прозрачные зеленые глаза восточного разреза да волны темных волос на плечах. Да голос…
Но Лера думала о Тамаре постоянно, ей некуда было деваться от этих мыслей. Поэтому она даже не удивилась, когда вдруг увидела ее спокойное, тонких очертаний, лицо на экране телевизора.
С тех пор как она стала директором Ливневской Оперы, Лера смотрела все передачи про театр. Из них она, кстати, узнала и о Зальцбургском пасхальном фестивале, который проводил дирижер Герберт фон Караян, и еще о множестве вещей, которые не просто были ей интересны, но и могли пригодиться практически.
Первую в новом году театральную передачу Лера тоже смотрела. И, конечно, не было ничего удивительного в том, что речь в ней шла о лучшей оперной премьере прошлого года – о «Евгении Онегине» в ливневском театре.
Тамара сидела в глубоком студийном кресле так же непринужденно, как, наверное, сидела бы в королевском дворце или на пеньке в лесу. На ней было белое платье с тонким кружевом у высокого ворота и черный пиджак, к лацкану которого была приколота белая роза. Лера всматривалась в экран, пытаясь понять, настоящий цветок или искусственный, да так и не поняла.
Но еще напряженнее всматривалась она в Тамарины глаза, привычно угадывая их едва заметную отрешенность, и вслушивалась в ее ответы элегантному корреспонденту в замшевом пиджаке.
– Тамара, ведь вы, совсем молодая исполнительница, вчерашняя выпускница консерватории, в один день стали, без преувеличения, знаменитостью. Как вы сами восприняли свое новое положение?
– Я его не ощутила, – ответила Тамара. – Во время работы у меня были гораздо более сильные впечатления.
– Вы вообще равнодушны к славе? – заинтересовался телевизионщик.
– Не знаю… Мне действительно некогда об этом думать. Теперь я репетирую в «Леди Макбет Мценского уезда» и готовлю большую концертную программу. А работа с Дмитрием Сергеевичем не оставляет ни времени, ни сил на постороннее.
– Кстати, для всех было неожиданностью, что дирижер такого уровня, как Гладышев, доверил никому не известной певице Татьяну в своей первой московской опере. А уж Катерина Измайлова – при вашей молодости… Как вы себе это объясняете?
Лера забыла обо всем, ожидая ответа.
– Я никак не объясняю себе то, что считает нужным делать Дмитрий Сергеевич. Мне остается только благодарить судьбу за встречу с ним.
По всей видимости, журналист понял, что из Тамары пространных рассуждений не выудишь, и с легким вздохом спросил:
– Не могли бы вы рассказать о себе подробнее? О родителях, о личной жизни…
– Моя мама родилась в Тбилиси, она из очень древнего княжеского рода. Отец – сибиряк. Они познакомились в самолете и полюбили друг друга с первого взгляда. Они врачи, живут в Омске, это прекрасный, очень театральный город. А о личной жизни я ничего не могу сказать. У меня нет никакой отдельной от пения жизни.
«Что он хотел услышать? – подумала Лера с каким-то растерянным уважением к этой поразительной женщине. – С кем она живет, в какой квартире? А я – что я хотела услышать?..»
Она вдруг поняла, что Тамара действительно сказала все, что могла сказать о себе. Остального было не высказать, и в этом «остальном» все было такой же тайной, как в уголках Митиных глаз, скрытых прямыми ресницами.
Глава 6
Если раньше время летело так стремительно, что Лера не успевала следить за сменой дней и недель, то теперь каждый день был заметен: каждый день увеличивал пропасть между нею и Митей.
Она не могла объяснить, как это происходит, – все текло, как вода между пальцев, – но перемены чувствовались ежедневно. И Лера с ужасом думала о том дне, когда один из них не сможет больше выдерживать эти перемены.
Сама она собирала все силы, чтобы не думать, не замечать, не загадывать… Но что думает об этом Митя – она не знала.
Наверное, этот день отодвигался только потому, что Митя часто уезжал на короткие гастроли – то с сольными концертами, то дирижировать каким-нибудь оркестром; график его поездок был жестко расписан на много месяцев вперед. Но разве могла она когда-нибудь предположить, что возможность счастья будет связана для нее с расставаниями!..
Самым мучительным для Леры было то, что Митя давно уже не говорил ей вечерами: «Посиди со мной», – как это часто бывало прежде. Лера забыть не могла, как вздрагивал его голос, когда он произносил эти слова – то ли просил, то ли спрашивал. Ей всегда казалось, что с таким чувством он прикасается к скрипичным струнам: никогда не зная, что они ответят ему…
Этого больше не было.
Так прошли зима и весь март, и все рушилось в Лериной жизни, как рушился талый снег с обрыва над ручьем в Ливнево.
Даже тому, что в день ее рождения Митя будет на дирижерском конкурсе в Риме, Лера почти обрадовалась. Вдруг показалось, что в этот день все могло бы непоправимо решиться между ними, а ей хотелось отдалить решение…
«Лучше одна побуду, – с облегчением подумала она. – Роза не знает, Аленка маленькая – может, и не вспомнит. А мамы нет…»
Тридцатое марта приходилось на среду, и весь день Лера провела на работе. Туда ей, правда, звонили с поздравлениями не переставая – Зоська, Женя Стрепет, еще множество друзей и знакомых. Но все они знали, что Лера празднует другие даты, а день рождения проводит только с Митей.
Она уже собиралась домой, когда телефон снова зазвонил. Лера подумала было, что никому больше не ответит, но вдруг ей показалось, что это Митя звонит, и она подняла трубку. У нее так забилось сердце, когда она об этом подумала, что она едва не заплакала, услышав в трубке не его голос.
– Что ж ты в праздник-то на работе до вечера сидишь? – услышала она. – Здравствуй, Лера!
– Здравствуй, Саня, – сказала она, постаравшись подавить печальные нотки в своем голосе. – Какой еще праздник?
– Ну как, а день рожденья? Женщины, конечно, по этому поводу только переживают почему-то, но все ж таки… Я тебя поздравляю! Подарок за мной при встрече.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 82
Похожие книги на "Ревнивая печаль", Берсенева Анна
Берсенева Анна читать все книги автора по порядку
Берсенева Анна - все книги автора в одном месте читать по порядку полные версии на сайте онлайн библиотеки mir-knigi.info.