Шпаргалка (ЛП) - Адамс Сара

Потому что не сейчас?

Следующее, что я помню, я спотыкаюсь о собственные ноги и сильно ударяюсь о тротуар. Инстинкт заставляет меня защищать свое больное колено, приземляясь в основном на здоровое колено, руки и локти. Все жалит, но не так сильно, как моя гордость.

Я сворачиваюсь в клубок и обхватываю руками свое ноющее колено, а Натан падает рядом со мной.

— Бри! У тебя все нормально? — Он суетится над каждым дюймом меня. — Ты истекаешь кровью. Как твое второе колено? — Он сразу же оценивает это, как будто он врач и знает, что он ищет.

— Все в порядке. Я не приземлилась на него. — Слезы наполняют мои глаза, заставляя меня чувствовать себя идиоткой. Я не хочу публично плакать из-за нескольких царапин, но у моего тела, похоже, другие планы. — Я в порядке, Натан! Просто отвернись на секунду!

— Почему?

Голос у него нежный, что только усиливает мое эмоциональное состояние.

Я закрываю лицо руками.

— Чтобы я могла плакать, как маленький ребенок.

Он не смеется, но мягко улыбается. Он берет мое лицо в свои руки и заставляет мои слезящиеся глаза встретиться со своими.

— Бри, ты всегда можешь поплакать со мной.

Позже, вернувшись в квартиру, я лежу на диване, как Клеопатра (если бы она была потной, окровавленной и заплаканной). Мое колено действительно кровоточило и так сильно болело, что я не могла ходить, так что после того, как Натан сорвал с себя рубашку и использовал ее в качестве моей новой любимой повязки, он протащил меня всю дорогу до своего места, где я лежала, как изящная фарфоровая кукла, на диване, несмотря на мои протесты по поводу мокрой одежды и окровавленных конечностей, портящих его мебель.

— Я куплю новый. Не двигайся, — сказал он хрипло. Я не спорила и не указывала на расточительность его заявления, потому что я уже видела этот взгляд на Натане раньше, и это тот взгляд, который у него бывает, когда он волнуется до мозга костей. Я не буду дразнить его, когда он такой.

Через несколько минут он возвращается в гостиную с аптечкой первой помощи и пакетом со льдом. Он надел чистую белую футболку, и я могу поклясться, что слышу хор женщин со всего мира, коллективно стонущих от раздражения. Мы все презираем этот непрозрачный материал.

Натан садится рядом со мной на край подушки и поворачивает бедра ко мне лицом. Он берет мою ногу и осторожно тянет ее к себе на колени. Когда он лечит мой трехдюймовый дорожный ожог, мне становится больно, но я едва замечаю, потому что слишком занята, глядя на него. Время от времени его пальцы скользят по здоровой коже моих ног, и повсюду в моем теле вспыхивают искры. Следующими фиксируют локти, и теперь я выгляжу и чувствую себя неуклюжим ребенком с тремя уродливыми коричневыми повязками с вьющимися кудрями, быстро набухающими вокруг моей головы, когда они высыхают. Я уверена, что у меня есть пятна от слез. Она выглядела симпатичнее, ребята.

Когда я полностью перевязана, Натан откидывается на спинку кресла и кладет пакет со льдом на мое раненое колено. Он хмурится.

— Что это? — осторожно спрашиваю я, опасаясь, что у меня кровотечение или что-то в этом роде, и я просто не вижу этого.

Пока моя нога все еще у него на коленях, его указательный палец проводит по повязке мягкой линией. Я чувствую благоговение в его прикосновении.

— Ничего такого. Просто… вид твоего перевязанного колена навевает воспоминания.

— Моего несчастного случая?

Он кивает, по-прежнему не глядя на меня.

— Я никогда не чувствовал себя более напуганным или беспомощным, чем на той неделе.

Его глаза цепляются за меня. Тяжелые. Серьезные.

Мы редко говорим об этом периоде жизни, хотя я не знаю, почему. Это просто то, чего мы избегаем по причинам, которые, я думаю, никому из нас на самом деле не известны.

— Я хотел… не знаю. Когда ты сказала мне, что балет для тебя закончился, и ты плакала по телефону… — Он звучит мучительно. — Бри, я бы продал свою душу, чтобы вернуть тебе твои мечты в тот момент.

Я улыбаюсь твердым краям его челюсти. Строгая линия его бровей нависла над черными глазами. Его плечи напряжены, как будто он может прорваться через гору и сбить ее с ног, но давление его пальца, лениво скользящего по моей коже, словно перышко. Нежный поцелуй.

Это заставляет меня хотеть ответить взаимностью. Быть такой же уязвимой, как его прикосновение.

Я слегка дергаю прядь волос на затылке.

— Я рада, что ты этого не сделал. Потому что… мне нравится твоя душа.

Его палец неподвижен, и он смотрит на меня. Наши взгляды встречаются на протяжении двух судорожных, затяжных вздохов. Я палю. Моя кожа покалывает от головы до кончиков пальцев ног. Знает ли он, как сильно его близость влияет на меня? Знает ли он, что я умираю от желания нырнуть в эти прекрасные глаза и увидеть все его скрытые мысли? Мне нужно знать, есть ли шанс, что он когда-нибудь полюбит меня так, как я люблю его.

Мы друзья?

Или мы больше?

Мое сердце колотится все сильнее и сильнее, чем дольше мы сидим, глядя друг на друга. Он ничего не говорит. ПОЧЕМУ?! Почему он не будет говорить? Тебе тоже нравится моя душа? Я бы согласилась на комплимент моей рубашке. Случайный, Это мило, твои шорты милые. Что-либо! Просто скажи что-нибудь, пожалуйста!

Но чем дольше он это делает, тем больше я задаюсь вопросом, пытается ли он сформулировать идеальный ответ, чтобы легко подвести меня. Твоя душа в порядке, я думаю. Я видел лучше.

Я не даю ему возможности ответить — я в панике.

— Инстаграм!

Он хмурится.

— Хм?

Я слезаю с его колен, чувствуя, как все мои порезы сердито жалят, когда я сгибаю колени и достаю телефон с журнального столика.

— Мы давно не публиковали милые фото, и это было частью контракта, верно? Они хотели, чтобы мы опубликовали пару материалов с их кураторскими хэштегами?

— Ага…

— Тогда приступим к публикации! Мы могли бы поставить фото, где мы играем в шашки или что-то в этом роде? У тебя есть шахматная доска? Или карты? Мы могли бы сыграть в карты… Я позволю тебе выиграть. Почему ты так улыбаешься?

Он хихикает почти себе под нос.

— Почему ты болтаешь?

Я смотрю прямо на него и выпаливаю правду одним длинным блевотным словом.

— Потому что я сказала тебе, что мне нравится твоя душа, а ты не ответил.

Половина его рта изгибается в улыбке. — Я собирался, но ты не дала мне шанса.

— Ты слишком долго тянул. Если бы мы были на Jeopardy , зуммер прозвучал бы задолго до того, как я вмешалась.

— Я не знал, что есть ограничение по времени.

— Есть. Всегда есть ограничение по времени. И теперь я знаю, что ты ненавидишь мою душу.

Он берет телефон у меня из рук, возится с ним и осторожно кладет обратно на кофейный столик.

— Некоторым людям нужно больше времени, чтобы ответить правильно. Несправедливо давать срок.

— Извини, но это жизнь, приятель. Ты не можешь ждать вечно.

Теперь я понимаю, что он повернул телефон на журнальном столике так, чтобы он смотрел на нас.

Он снова смотрит на меня.

— Я не согласен. Я думаю, что некоторые вещи стоит подождать, сколько бы времени это ни заняло.

Натан наклоняется и нажимает кнопку сбоку моего телефона, и начинает мигать индикатор десятисекундного таймера. Прежде чем я успеваю сообразить, что происходит, он кладет руку мне на плечо и осторожно толкает меня так, что моя спина падает на диванную подушку. Это новое. Натан нависает надо мной, прижимая меня к себе, пока рядом с нами продолжают вспыхивать тонкие вспышки обратного отсчета.

— Бри, я хочу тебя поцеловать. Все хорошо?

Все, что я могу сделать, это кивнуть.

Он наклоняется, медленно, и оставляет один мягкий долгий поцелуй в мои губы. В моем животе вспыхивает огонь. Мы не на публике. И камера все еще ведет обратный отсчет. Этот поцелуй не для кого-то, кроме меня и него. Это было тогда, когда это было просто подделкой. Его губы теплые, мягкие, уязвимые ласки. Они заканчиваются слишком рано.