Мороз по коже (СИ) - Левина Ева

— Ты… Беспринципный, непробиваемый, эгоистичный…

На третьем слове я запнулась, принявшись лихорадочно перебирать новые эпитеты, которыми хотела бы наградить Романа, но ничего путнего на ум, как назло, не приходило.

— Старый!

— Не борщи, пигалица, — видимо последнее определение неплохо задело Морозова, потому что его янтарные глаза стремительно начали темнеть, а голос сразу зазвучал ниже, царапая слух хрипловатыми нотками.

— Ладно… Послушай, родной… Это так внезапно, мне нужно подумать, — вопреки надеждам, мой обманчиво ласковый тон не смог ввести Романа в заблуждение, поэтому он оскалился, сверкнув белыми ровными зубами и резко нажал на газ.

— Малыш, ты обещала, что как только закончишь учёбу мы поженимся. Я три года ждал этого момента и отступать не намерен. Насчет того, что я старый, очень верно подмечено: тридцать пять время становиться отцом.

— Отцом?! Аааа… Ромочка, родной мой, я тоже всего этого хочу, но мне еще четыре месяца учиться… Может позже это обсудим?

— Когда, *лять позже? Когда я на пенсию пойду? — рявкнул Мороз и, свернув с дороги, остановился у красивого здания с колоннами. Я не бывала здесь раньше, но помпезный фасад и расположение в самом центре города ясно говорили, что это загс.

— Ты не старый совсем у меня… Разве нам плохо вместе? Зачем эти формальности, любимый мой… Самый красивый, молодой…

— Смотри как запела, коза хитрая. Выходи из машины! — рявкнул Морозов и покинул салон мерседеса, громко хлопнув дверью.

— Нет! Я боюсь! Не тебя, разумеется, а штампа в паспорте!

— Ясно, — окинув меня взглядом мученика простонал Роман, после чего обогнул машину и вытащив меня на улицу, взвалил себе на плечо.

Разумеется, всю дорогу до нужного кабинета на нас оборачивались люди, которым Морозов отвечал ужасающей меня фразой:

— Изменила мне, а разводиться не хочет, гадина, — даже те, кто изначально были нк моей стороне, понимающе кивали, а на мои встречные реплики уже не обращали внимание.

В итоге подача заявления прошла так же горячо, как кульминационная серия мексиканского сериала: я кричала, Морозов растирал кровь на расцарапанной шее, а сотрудник загса молча взирал на нас равнодушным усталым взглядом.

— Неужели вы не видите, что творится беззаконие! — заверещала я, глядя на регистратора, но тот только флегматично покачал головой:

— Я тут каждый день такое наблюдаю, что все ваши препирания кажутся полной ерундой. Гражданка Круглова, вы его любите?

— Да, — ответила я без запинки.

— Три года назад обещали выйти за гражданина Морозова замуж?

— Ну, да…

— Тогда в чём проблема? Если передумали, расставайтесь. Он — мужчина видный, один не останется. У меня, например, дочка такая красавица…

— Бланк давайте!

С остервенением заполняя графы, я зло поглядывала на регистраторшу и довольного Мороза. Дочка у неё красавица… Я её быстро за кредитом отправлю!

Уже позже, празднуя помолвку в ресторане, я цедила маленькими глотоками шампанское из высокого бокала и из под полуопущенных ресниц и поглядывала на Морозова, ругая себя за несдержанность… Опять расцарапала… Фасад такого идеально генофонда порчу… Какие же у нас дети будут… Красавцы!

— Что-то ты притихла, малыш, — несмотря на глубокие отметины на скуле, Морозов выглядел умиротворенным и спокойным, напоминая сейчас большого породистого кота, пригревшегося на солнце.

— Думаю, что ребенка уже в этом году рожу, чтобы всякие сотрудницы загса под тебя своих дочерей не подкладывали!

— Какая ты коварная, — хохотнул Морозов, — можешь каждый год мне рожать, главное — будь рядом.

В следующее мгновение передо мной появилась кожаная красная коробочка, из которой Роман быстро достал кольцо с большим камнем и водрузил его на мой безымянный палец, пользуясь тем, что я не успела опомниться.

— Вот так… Я его ещё три года назад купил. Не смей снимать. Никогда.

Бонусная глава

— Как двое? — удивленное лицо Морозова можно было фотографировать на память и вешать на самом видном месте, потому что так смешно мой муж еще никогда не выглядел.

— Папаша, вы что не рады? — расплылась в улыбке мой лечащий гинеколог и просто женщина добрейшей души, рекомендованная мне Катей Шамаевой.

— Не рад?! Да я… Я… Я счастлив! — он не лгал, в глазах Романа действительно светилась целая гамма чувств: радость, гордость и бесконечная нежность, которую он и раньше мне дарил, но в гораздо меньших количествах.

Потом мы долго рассматривали очертания малышей, слушали звук маленьких сердец, наперебой стучащих с такой бешенной скоростью, что Морозов три раза переспрашивал, почему у его детей тахикардия.

— Это из-за того, что ты куришь, — зачем-то пошутила я, о чем уже в следующую секунду крупно пожалела.

— Что? Это я виноват? Что теперь будет? Доктор, скажите как это исправить? Неужели ничего нельзя изменить? Если бы я знал… Да я бы… Я бы никогда не курил! Даже в школе не пробовал бы!

— Успокойтесь, Роман Сергеевич, Оксана, вероятно, шутит. Для этого срока такая частота серцебиения — абсолютная норма. Но насчет никотиновой зависимости вам стоит задуматься, ведь употребление сигарет понижает потенцию, да и вашей беременной жене не стоит дышать дымом.

— Понял, доктор. Брошу, — с готовностью ответил Морозов и тут же пробурчал себе под нос, — Шамай предупреждал, что так и будет… Эх…

— Всё в норме, поэтому вот салфетка, можете стереть гель, а я пока распечатаю результат, — гинеколог проворно нажала нужные кнопки, через несколько секунд поставила внизу еще теплого заключения круглую печать и передала бумаги Роману в руки.

— До свидания. Жду вас через три недели на прием.

Как только дверь кабинета узи закрылась, Морозов сгреб меня в охапку и закружил по коридору под улыбающиеся взгляды беременных, сидящих в очереди.

— Прекрати, Ром, мы не одни, — все попытки освободиться из сильных объятий были пресечены и награждены нежнейшими поцелуями, поэтому я очень скоро забыла о неловкости и вообще о том, гле мы находимся.

— Малыш, их двое! Целых двое детей! Представляешь?

— Слушай, еще немного и я буду шугаться тебя, как Катя Олега! Вы что там все на детях помешались? Решили соревноваться, у кого больше?

— А ты, что не хочешь двоих? — влюбленный взгляд Морозова вдруг стал пытливым и очень внимательным, а губы сжались в тонкую линию, показывающую крайнее недовольство их владельца.

Видимо, пришло время оправданий, поэтому я слабо улыбнулась и посмотрела на мужа одним из самых своих очаровательных взглядов:

— Просто я еще на первом узи в семь недель узнала, что предположительно будет двойня, но врач сказал, что на первом скрининге всё будет уже точно видно. Именно поэтому свыклась с мыслью, что малышей двое.

— И ничего мне не сказала, — муж явно был не доволен, поэтому аккуратно, словно хрустальную вазу, поставил меня на ноги и, развернувшись ко мне массивной спиной, зашагал к выходу.

— Любимый, ну прости! Я не знаю, почему не рассказала… Может быть, боялась сглазить…

Видя, что ответа нет, а Морозов уже входит в разъехавшиеся двери лифта, я прибегнула к чисто женской коварной хитрости. Схватившись за бок, застонала, как можно натуральнее и состроила на лице гримасу, полную страдания:

— Ой… Ой… Больно…

Разумеется, уже через мгновенье побледневший муж был рядом и шарил по мне испуганным взглядом:

— Где больно? Малыш, не молчи! Врача! Врача сюда!

— Уже лучше, любимый, просто в боку закололо… От волнения, наверно, — максимально слабым голосом ответила я и опершись на твердую мужскую руку, направилась к лифту.

— Тьфу, актриса бессовестная… Именно такие беременность в болезнь и превращают! Вот я на заводе колбасном в две смены до седьмого месяца работала, и ни разу нигде не кололо!

К счастью, Морозов не слышал этой тирады, сказанной почти шепотом, потому что отвлекся на входящий звонок, а вот я бодро обернулась на голос и показала язык вредной завистливой тётке, после чего с чувством выполненного долга вошла в лифт и снова оперлась на руку мужа.