– Тебе, – рывком поднимаюсь с места, оставляя цветы лежать на диване.
Сам совершаю несколько шагов, впуская Свободу в зону моего личного пространства. Нет, ближе.
Словно невзначай провожу ладонью по ее спине, останавливая порыв где-то в области талии. На самом же деле я хотел к ней прикоснуться весь сегодняшний день. В ресторане она меня показательно проигнорила. Хотя в глубине души я ожидал куда более радушного приветствия.
– Едем? – чуть понижает голос и кладет руку на мое плечо.
– Пять минут, – подтягиваю ее ближе, делая глубокий вдох у виска. Какие-то новые, сладкие духи, такие же, как и она сама. Замечаю скользнувшие по тонкой шее мурашки и то, как приоткрылись пухлые губы. – Если ты будешь так реагировать, – шепотом, – мы никуда не уедем.
– Ванечка, ты обещал мне театр. И никаких рук… – мурлычет, скользя ладошками по моей груди, успевая расстегнуть верхнюю пуговицу пиджака.
– Не ври, последнего я точно не обещал.
– Точно, – у нее тихий голос. Соблазнительный. Она вся такая. На грани.
Еще немного, и меня точно переклинит окончательно, и тогда мы вряд ли куда-либо поедем. Максимум – это поднимемся наверх.
Сжимаю ее ладонь, что успела опуститься к ремню на моих брюках, и отвожу в сторону.
– Поехали, я обещал тебе культурный вечер. На пару часов приличия нас точно должно хватить.
– А если не хватит? – смотрит в глаза, чуть приподнявшись на носочки, удобно устраивая свои руки на моих плечах.
– Мы обязательно что-нибудь придумаем.
73
– Ловлю тебя на слове.
Татка отстраняется, перекидывает распущенные волосы на левое плечо и быстро застегивает пуговицы на моем пиджаке.
Помогаю ей надеть пальто и пропускаю вперед.
– Мы не опаздываем? – вытаскивает из маленькой сумки телефон.
– Нет. Я приехал раньше, чем обещал.
– Точно, – морщит нос, – еще только начало седьмого. Кстати, можно на моей машине, с водителем. Это удобнее.
– Третий лишний, – открываю ей дверь. – Сегодня обойдемся без посторонних.
Азарина ничего не отвечает. Некоторое время пути мы молчим, будто привыкаем друг к другу. К атмосфере, что пропитала каждый закуток салона машины и нас самих.
– Ты с Громовым не общался, на днях?
– А что?
– Так, не бери в голову.
– Это ты так интересуешься, в курсе ли я о твоих бредовых идеях?
– Он тебе сказал? – Татка напрягается, злится. Пока ведет себя сдержанно, но рванет в любой момент.
– Намекнул. Прямо не говорил, – переключаю передачу, уже давно переведя коробку в ручной режим. – Мы созванивались утром, он собирается в Москву в этом месяце. Конференция какая-то врачебная, что ли. Привет от тебя передал.
– Гад! Что вы за друзья вообще такие? – закатывает глаза. – Хуже базарных баб.
– Так зачем тебе новые си…
– Молчи, Токман, лучше молчи.
– Ответь на вопрос.
– Хочется.
– Ну если хочется, то пожалуйста.
– И все?
– А что я еще должен сказать?
– Ну не знаю, поучить жизни. Ты же любишь.
– Тебе тридцатник скоро, какие поучения?
– Не скоро, – Татка демонстративно складывает руки на груди. – Фу таким быть, Ванечка.
– Вообще, когда мы успели с жарких объятий вернуться вот в это? – рассекаю ребром ладони воздух и внимательно смотрю на Азарину.
– Сразу после твоих фееричных рассуждений.
– Прошу прощения? – бросаю взгляд на ее грудь, наконец останавливая машину.
– Проси, – закусывает нижнюю губу, чуть подаваясь вперед. – Проси, Ванечка.
Тянусь к ней и подавляю в себе порыв усадить на свои колени. Лишь зарываюсь пальцами в густые волосы. Таткина идеальная укладка в момент становится не такой уж и идеальной.
– Я с ума схожу, – трогаю ее шею, – схожу по тебе с ума, – целую. Делаю то, о чем думал весь сегодняшний день и не только.
Ее ресницы подрагивают, а пальцы не перестают сжимать лацканы моего пиджака. Она держится за ткань, как за спасательный круг. Меня и самого ведет от этой близости. Становится все сложнее держать себя в руках.
Тата
Чувствую, как покрываюсь испариной. Жарко, так невыносимо жарко, но вместе с тем приятно.
Его близость порабощает. Я в настоящей ловушке, из которой нет выхода. Да я его и не ищу. Мне он не нужен, этот выход.
Трогаю Ванькино лицо, обхватываю его ладонями и смотрю в глаза. Там настоящий пожар. Пламя, что готово поглотить все, что встретится на его пути.
– Поехали отсюда, – его шепот, от которого я покрываюсь мурашками.
Отрицательно качаю головой. Это мазохизм и садизм в одном лице, но я по максимуму хочу насладиться этим ожиданием, когда считаешь минуты. Теряешь рассудок от мыслей, что крутятся в твоей голове. От чувств, что не могут найти выхода до определенного момента.
– Тогда пошли.
Ванька резко отстраняется и открывает дверь. Холодный воздух щекочет кожу, и дышать становится чуточку легче.
Не успеваю коснуться подошвой туфли асфальта, как Ваня берет меня под руку.
Следующие полчаса проходят в молчании. Мы не говорим. Только бросаем быстрые взгляды. Рассматриваем друг друга. Думаем. Сходим с ума.
В какой-то момент я чувствую, как Ванина рука сжимает мое колено. В зале темно, к счастью. Но неловкость зашкаливает.
Кожа, где он прикасается, горит огнем.
Нервно сглатываю. Не смотрю на него. Потому что, если повернусь, просто провалюсь в бездну и мне станет абсолютно все равно, что мы не одни.
Как он и говорил, нас хватает на первый акт. Со второго мы сбегаем. Так не по-светски, довольно шумно спускаемся по ступеням.
Едва оказываюсь на улице, лицо обдувает холодным ветром, волосы путаются, а Ванькины губы, вдруг становятся запретно близко.
– С приличной частью этого вечера покончено, – шепчет, буквально на секунду разрывая поцелуй, и довольно грубо толкает меня к машине.
Я впечатываюсь бедрами в холодный металл и начинаю мелко дрожать. Пальцы немеют от переизбытка впечатлений. Все и сразу.
– Мы же не сделаем это здесь? – осматриваюсь, но, честно говоря, мое внимание настолько рассеяно, что я все равно ничего не вижу.
Ванька останавливается. Отрывается буквально на миллиметры, а мне становится невыносимо холодно.
– Не здесь, – медленно кивает и смотрит мне в глаза. Гипнотизирует. Точно-точно.
Нащупываю позади себя ручку на двери машины, тяну на себя и практически проваливаюсь в образовавшуюся щель. Пока Токман обходит машину, перевожу дыхание.
Щеки горят. Сумасшедший день. Эмоции переполняют.
Меня закручивает в водоворот этой одержимости. Скользнув ладонью по лодыжке, снимаю туфли и подтягиваю колени к груди, упираясь пятками в сиденье.
Ванька внимательно следит за моими движениями, после несколько раз моргает, словно пытается избавиться от наваждения, и заводит машину.
Я знаю, что мы едем к нему. Знаю и очень сильно этого желаю.
Лестницы в подъезде кажутся нескончаемыми. Слишком долго, а лифт ползет слишком медленно.
Поцелуи становятся глубже, а сердце заходится в каком-то неисчислимом ритме ударов.
– Ноги, – Ванька прижимает меня к стене, и я проворно обвиваю его корпус ногами, скрещивая лодыжки за его спиной.
Створки лифта разъезжаются на нужном нам этаже. И это достаточно сложно – открыть дверь, не отрываясь друг от друга ни на секунду.
Темнота прихожей поглощает. Одежда теперь точно становится лишней. В нетерпении тянусь к пуговицам на Ванькином пиджаке и стягиваю плотный материал с плеч вместе с черным пальто.
Разгибаю колени, соприкасаясь туфлями с полом, издавая протяжный вздох. Ванька выбивает воздух из моих легких, довольно резко прижимая к стене.
Платье летит под ноги, туда же отправляется белье.
Завожу руки за голову, открывая ему полный доступ к моему телу.
Отпускаю себя.
74
– Доброе утро, – приоткрываю один глаз, медленно переворачиваясь набок.
