Это лишь игра (СИ) - Шолохова Елена

Герман тоже отказался. Хотя наши девчонки и мама Агеевой его очень уговаривали. Мне он сказал, что делать ему там без меня нечего. Я бы не огорчилась, если бы он поехал, честно. Но от его слов стало приятно.

В пятницу в классе царил ажиотаж – наши отправлялись от школы сразу после уроков. Тоже инициатива родительского комитета – чтобы зря не терять время. Заявились кто в чем горазд вместо привычной формы, и Олеся Владимировна получила выволочку от директрисы.

Когда мы с Германом выходили из школы, наши как раз садились в автобус. Я даже немножко им завидовала.

А вечером Герман вдруг позвонил и позвал поехать с ним в Листвянку. Вдвоем! С ночевкой! Сказал, что у них там небольшой домик прямо на берегу Байкала.

– Ты же хотела увидеть Байкал – ну вот, увидишь. Можно еще на катере покататься… – соблазнял он.

Я сначала растерялась, потом разволновалась не на шутку.

– Даже не знаю, – лепетала я неуверенно.

– Что тут знать? Тебе же хочется поехать – значит, поедем, – твердо сказал Герман. И как будто я уже согласилась, добавил: – Завтра в десять утра заеду за тобой.

Легко сказать: раз хочешь – поедем. А как вот мне бабушке сообщить, что я уеду с мальчиком на целую ночь, когда она и в школу-то отпускает меня с тяжелым сердцем?

Но Герман прав в одном – мне безумно хотелось побывать на Байкале хоть раз. А теперь – особенно.

Бабушка, конечно, всполошилась, едва я затеяла этот разговор.

– Да ты что, Леночка? А если там что-то случится?

– Ну, почему сразу должно что-то случиться? И потом, Листвянка же близко, всего час на автобусе, а на своей машине – еще быстрее. А Герман же с водителем. Если что – сразу отвезет. Ну, пожалуйста, бабушка! Разреши поехать. Я так давно мечтала…

– На ночь… – бабушка расстроенно качала головой. – Зачем на ночь, если ехать недолго? Можно ведь погулять днем, а вечером домой вернуться… А я знаю, зачем. Герман твой – взрослый парень. Понятно, что ему нужно…

Я даже возразить ей ничего не могла. Потому что она, наверное, права. В другой ситуации я бы рассуждала так же и, конечно, ни за что бы не поехала. Но сейчас у меня изменилось отношение ко всему. Многое стало казаться не таким уж важным, а то и вовсе незначительным. А еще появилось какое-то безрассудное стремление взять от жизни всё, что можно, всё, что успею.

– И ты должна бы это понимать, не маленькая… – продолжала бабушка.

– Я понимаю, – ответила я, чувствуя, как стыдливо полыхает лицо.

– И что? – чуть ли не с ужасом спросила бабушка. – И ты все равно хочешь с ним туда поехать? Господи, Леночка! Это же неприлично… Кошмар какой… А как же элементарная девичья честь?

– Бабушка, миленькая, неужели ты думаешь, что меня сейчас беспокоят честь и приличия? – неожиданно для себя самой заплакала я. – Да мне уже все равно… прилично или неприлично… мне просто хочется немножко побыть счастливой…

Бабушка и сама смотрела на меня, чуть не плача.

– Ладно, – всхлипнув, я утерла слезы. – Ладно, я поняла. Я сейчас позвоню Герману и скажу, что никуда не поеду.

Я взялась за телефон, но бабушка придержала мою руку:

– Хорошо, можешь поехать. Я разрешаю.

***

В десять утра Герман как штык уже на пороге. Пройти отказывается, стоит ждет у дверей, глядя на меня с полуулыбкой. Он красивый такой, аж сердце заходится. Но бабушка с ним сегодня разговаривает сухо. Она у меня тактичная – ничего лишнего не скажет, но по тону слышно. Тем не менее в напутствие она желает нам хорошо отдохнуть.

– Твоя бабушка на меня обиделась? – спрашивает Герман, когда мы садимся в машину.

– Нет, она просто за меня переживает, – заверяю его я.

Дорога занимает меньше часа, в пути мы почти не разговариваем. Как-то неудобно при его водителе. А потом, когда едем вдоль Байкала, и вовсе забываюсь, жадно любуясь бескрайней синевой озера, сливающейся на горизонте с таким же синим, чистым небом.

Дом их действительно стоит совсем близко от берега, на невысоком каменистом мысе. Правда его окружают ели и сосны, но со второго этажа открывается шикарный вид на озеро. И первые полчаса я от окна просто не отлипаю, пока Герман чем-то занят во дворе.

Затем обхожу весь дом – Герман, конечно, слегка поскромничал, назвав эти хоромы «небольшим домиком». На первом этаже – большая кухня и гостиная с камином. А на втором – две спальни. А еще мансарда, терраса и огромный двор с какими-то постройками – по-моему, гаражом и баней. Ну и просторной беседкой, где я и обнаруживаю Германа. Он вместе с Василием жарит на мангале шашлык.

– Еще минут пятнадцать и будет готово, – подмигивает мне водитель. Я лишь смущенно улыбаюсь в ответ. – А вечером затоплю вам баньку.

Обедаем мы прямо там же, в беседке. Стыдно сказать, но шашлык я ела всего пару раз в жизни и совершенно не помнила его вкус. А он, оказывается, такой вкусный, что язык проглотить можно. Еще и аппетит у меня вдруг зверский просыпается, аж неловко.

После обеда Василий отвозит нас в Листвянку, сам паркуется возле высокого, очень красивого здания с широкой лестницей, зеркальными дверями и вывеской: отель «Маяк». Я разглядываю его с восхищением. И вообще я только и делаю, что с зачарованным видом кручу головой по сторонам. Но здесь правда так хорошо, просто невероятно! Герман же смотрит лишь на меня с благодушной снисходительной улыбкой. Наверное, я ему сейчас кажусь восторженной дурочкой. Ну и пусть.

– Гуляйте, дети, – говорит Василий. – Буду ждать вас здесь.

Герман ведет меня к пристани, и вскоре мы отчаливаем на теплоходе от берега. Через несколько минут поселок уже далеко, а вокруг только сине-зеленые волны. Я упиваюсь этой красотой, свежим пьянящим воздухом, криками чаек, свободой. Меня переполняют ощущения, такие острые и яркие, что кричать охота. И смеяться. И плакать. Правда, затем мне становится холодно. Но Герман приносит из каюты плед, накидывает на плечи, еще и обнимает меня, прижимая к себе покрепче. В конце концов, мерзнет только нос, но я чувствую себя бесконечно счастливой.

Возвращаемся в их дом мы уже затемно. Пьем на кухне горячий чай, болтаем, смеемся. Затем идем спать. И вот тут на меня ни с того ни с сего нападает паника. Я вдруг осознаю, что боюсь, что не готова. Но Герман желает спокойной ночи Василию, уверенно берет меня за руку и ведет на второй этаж. Там же две спальни, успокаиваю я себя. Я ему скажу, он поймет… Он же всегда меня понимает…

На лестнице сейчас полумрак. Герман выпускает мою ладонь и приобнимает меня за талию. Я чувствую его руку у себя на пояснице, и она даже сквозь одежду кажется очень горячей, прямо раскаленной. Сама я при этом дрожу, как от озноба. Да меня вообще колотит.

– Ты так дрожишь, – замечает Герман. – Замерзла?

Сглотнув, киваю. Но на самом деле это волнение и страх. У меня даже ноги деревенеют. Я не боюсь Германа, абсолютно. Но я боюсь того, что может произойти. Как это глупо, наверное…

– А где я спать буду? – спрашиваю его. Во рту вмиг пересыхает, и голос звучит глухо.

Герман указывает на дверь той комнаты, где я днем любовалась озером. И легонько подталкивает меня к ней.

– А ты где? – выдыхаю чуть слышно.

– Здесь же, – отвечает мне в затылок, и спину тотчас осыпает мурашками.

– Но… Герман… я… – от волнения я чуть ли не заикаюсь.

Мы входим в комнату. Он зажигает свет, разворачивает к себе, берет за плечи и заглядывает в лицо.

– Лен, ты чего? Ты что, думаешь, я на тебя сейчас тут накинусь? – говорит Герман с неподдельным удивлением.

– Нет, – качаю головой растерянно. – Просто я…

Я беспомощно замолкаю. Я даже не знаю, как сформулировать толком свою мысль, свои глупые страхи.

– Лен, ты окоченеешь ночью тут одна. Видишь, уже сейчас холодно. Под утро вообще дубак будет. Дом-то летний. Ну и в отцовской комнате неохота, там... Короче, нам придется потесниться. Приставать не буду, обещаю. Если только самую малость… – смеется он и тут же добавляет серьезно: – Лен, я могу быть кем угодно, но тебе уж точно никогда ничего плохого не сделаю…