Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
— Самойлов, какого хрена ты творишь?!
— Какого хрена ОН тебя лапает?! — Ник, разумеется, заорал в ответ.
— А почему это ТЕБЯ касается?!
— Да потому что…
— Я сейчас тебя урою… — вмешался в их диалог третий.
— Отвали, — Ник, не глядя, толкнул Марка в грудь, и тот снова завалился на злополучный буфет, фарфор уже не зазвенел — зазвякал. Но равновесия Марк не потерял. Вытер тыльной стороной ладони угол рта — видимо, подсмотрел в каком-нибудь боевике этот жест, потому что в реальности крови на лице не было и в помине. И не внял совету отвалить.
— Слышишь, ты, инструктор по рукопашному бою! Только уважение к этому дома не позволяет мне дать тебе в морду прямо здесь и сейчас! Пошли, выйдем на лестничную площадку, поговорим как мужики.
— Поговорим, обязательно, — мрачно пообещал Ник. — Только чуть попозже. Люба, что за хрень происходит, объясни мне!
— О, объясню! — она уперла руки в бедра. — С удовольствием объясню. Медленно и по слогам. У тебя же с пониманием не очень хорошо дело обстоит, так? Ты находишься в МОЕМ доме. Ты пришел на МОЙ день рождения. Тебя сюда НЕ приглашали. И ты оскорбил МЕНЯ, устроив драку с МОИМ молодым человеком.
— С кем?!
— Не знаешь значения этого слова? — Люба усмехнулась. — Хорошо, скажу попроще. С моим любовником. Так тебе понятнее? Такими категориями ты в состоянии оперировать? Или тебе объяснить значение слова «любовник»?
Ник молчал. Он реально не знал, что сказать. Было только одно ощущение — мир рушится вокруг. Пол осыпается под ногами.
— Ладно, объясню. Любовник — это мужчина, имеющий с женщиной сексуальную связь, но не…
— Любава! Прекрати!
— Любава я только для папы. И не смей на меня повышать голос. Думаю, что даже тебе теперь все предельно ясно. И я очень тебя прошу — уходи. Сейчас. Сию секунду. Твое присутствие здесь не желательно.
Единственное, за что она была благодарна Марку — что он, сам не понимая, подыграл ей. Подошел, покровительственно обнял за плечи. Потому что сама Люба доигрывала сцену уже на остатках сил — у Ника были такие глаза, что…
А потом Ник резко развернулся и вышел из кухни. А у нее подогнулись колени, и она бы упала, если бы не Марк. Она все равно не устояла на ногах — но потом, позже…
Пальто, шарф, руки в карманы, перчатки. Все на автопилоте, не думая. Думать — больно. Не сейчас. В кармане обнаруживается что-то вытянутое, достает. Футляр с браслетом. Боль прорывается, он резко кладет фуляр на полку — к чужим шарфам и перчаткам. Ему сейчас безразлична судьба этой дорогой вещи — Ник просто не может держать это в руках. И, в конце концов, это ее подарок. Ей. Для нее. Пусть будет… на память. И даже если подарок как-то затеряется, будет кем-то прихвачен случайно, не попадет ей в руки и окажется, что деньги потрачены зря — плевать. Деньги имеют значение до определенного предела. Когда ты подыхаешь — о деньгах ты уже не волнуешься. Ты лишился чего-то жизненно-важного. И, только лишившись, понял, что можешь подохнуть без этого.
Входную дверь он прикрыл бесшумно.
В квартире наконец-то тихо и пусто. И так будет до утра. Родители решили остаться ночевать у Нади с Виком, гости разошлись. Даже Марк, в конце концов, свалил, хотя выставить его удалось с трудом. Люба оставила попытки объясниться с ним и просто вытолкала его за дверь, сунув в руки одежду. Толку разговаривать с пьяным. Если сам позже позвонит ей — что ж, она попробует объяснить, извинится, не впервой ей, уже научилась. Да, некрасиво вышло по отношению к Марку, но… Что сделано, то сделано.
Люба смотрит на свое отражение в настенном зеркале. Все, представление окончено. Можно сгорбить спину, опустить плечи, смыть грим. Ее рассеянный взгляд цепляется за темно-синий вытянутый футляр, лежащий на самом краю полочки под зеркалом. Эта вещь не принадлежит ей. И не принадлежит родителям. И не забыта случайно кем-то из гостей — она откуда-то знает это точно. И что-то вдруг остро колет под ребрами. Пальцы подрагивают, когда берет. Не сразу решается открыть. Внутри — узкая полоска бумаги. Корявый почерк, но видно, что писавший старался.
Люба, поздравляю с днем рождения. Ник.
А под запиской обнаружился браслет. У нее пальцы просто уже ходят ходуном, когда достает его из футляра. Браслет почему-то не холодный — словно хранит тепло его рук. Тяжелый и теплый. Как и Ник.
Люба медленно сползает по стене, садится на холодную итальянскую плитку «под камень», затоптанную многочисленными гостями. Утыкается лицом в колени и нервное напряжение прорывается наконец-то слезами — громко, надрывно. Плачет она долго, совсем не по-королевски, некрасиво, шмыгая носом, размазывая вечерний макияж по щекам, до икоты. А потом, еще икая и всхлипывая, решительно застегивает браслет на руке. Ее размер. Идеально. И это становится поводом для очередной порции слез. С холодной грязной плитки рядом с входной дверью она встала далеко не скоро.
Глава семнадцатая, в которой Николай страдает и работает, а Любовь — работает и страдает
Ник всегда считал, что потеря аппетита и бессонница на нервной почве — либо фантазии впечатлительных барышень, либо признаки конкретно запущенного невроза. А теперь на своей шкуре ощутил все прелести этой «фантазии».
Он вкалывал как проклятый. Задерживался на работе. Подгребал все дежурства, какие только были. На работе еще как-то удавалось поспать, как ни странно — несмотря на то, что будили и дергали. Но дома — дома он стал спать совсем плохо. Вот вроде бы и устал, и глаза уже слипаются, а стоит только коснуться головой подушки — и все. Кино включают, блин!
Он впервые вынужден был расписаться в собственном бессилии. Что собственной голове, собственным мыслям не хозяин. Потому что думать о случившемся смысла не было. Но не думать не получалось. И это были даже не мысли. Это было мучительное осознание собственной потери.
Люба не отпускала его даже в беспокойных, рваных снах. Ему снилось. Она, обнаженная, с капельками пота над верхней губой, с закрытыми глазами. Выгибается, постанывает. Под другим. Чужие руки накрывают идеальную грудь. Чужие губы целуют.
Он просыпается посреди ночи с бешено колотящимся сердцем. И так хочется сказать себе: «Успокойся, это всего лишь сон». Но — нет. Это не сон. Это, мать твою, правда! Он встает, идет в ванную комнату, умывается холодной водой. Потом на кухню, бутылку минералки из холодильника. А после не может уснуть до утра, и ненавидит и презирает себя за эту слабость, за то, что на поверку оказалось, что у него вместо нервов — вареные макароны. Никогда бы не подумал, что такое может быть с ним. Что вообще такое — бывает. В реальной жизни.
В конце концов, это не могло не сказаться на работе. Владимир Алексеевич прямо спросил, в чем дело, и не дать ли Нику пару дней отгулов. Нина Гавриловна тоже деликатностью не отличилась.
— Николай, а я тебя предупреждала. Вот что ж вы за люди — молодежь? Никогда не слушаетесь старших! Вот говорила я — не для тебя она? Говорила. А теперь вон на тебя смотреть тошно. Такого парня… Эх…
Ознакомительная версия. Доступно 16 страниц из 78
