На изломе алого (СИ) - Логвин Янина

В тот день Сашка впервые из магазина не принесла сдачу – потеряла по дороге, и Ксюша не сдержалась. Руку, конечно, не подняла, побоялась, но обматерила со всем чувством. И плевать, что девочка едва ли ее услышала, а потеряны оказались сущие копейки. Появилась причина, и раздражение женщины выплеснулось с лихвой.

- Убью, сука!

- Дима, не надо! Только не бей! Я не хотела… - звон разбитой посуды и вскрики. Звуки глухой борьбы. На этот раз в стену врезался табурет и Ксюша затихла.

- Пошла нахер!

Час разборок, слез, ругани, и за очередной подругой отца закрылась дверь.

- Сашка, твою мать! Выходи! Убери там все! Если эта сука вернется – задавлю!

Бывают у человека моменты, когда он болеет душой. И вроде бы температура тела в норме, и руки-ноги двигаются, голова поворачивается, а язык складывает звуки в самые простые слова, но что-то в нем ломается, истончается до мембраны, и на какое-то время он становится беззащитен.

Вот и Сашка сломалась. Закрылась в своем мире, который вдруг выцвел и посерел, съежившись до маленькой комнаты в девять квадратных метров со старой мебелью и вылинявшими занавесками. Заболела душой, потеряв ко всему интерес, а когда пришла в школу Игнат ее не узнал.

- Аля, здравствуй.

- Уйди, Савин. Я сижу одна.

Одно движение и чистенький рюкзак Игната упал на пол вместе со спортивной формой.

- Аля?

Очень спокойное и холодное в ответ:

- Уходи, ты меня отвлекаешь.

Сашка открыла тетрадь и закрыла уши. Сжав рот в твердую линию, уставилась перед собой, повторяя предмет, отказываясь замечать застывшего возле ее парты мальчишку. Он неуверенно оглянулся, услышав за спиной смешки одноклассников, и снова посмотрел на девочку, не в силах поверить, что это Алька прогоняет его. Та, чьи тонкие пальцы он знал наизусть и любил держать в руках. Да, мама была убедительна и постаралась тактично объяснить сыну разницу между их семьями. Почему Игнату не стоит водить дружбу с соседкой, если он хочет вырасти хорошим человеком, а не изгоем общества, но он не стал ее слушать. Точнее, он слушал не слыша, протестуя еще не словами, но чувствами.

- Аля, мне все равно.

- Что «все равно»? – Сашка не хотела, но подняла голову и взглянула в побледневшее лицо Игната.

Мальчишка молчал, не находя слов. В его мыслях Алька совершенно не вязалась ни с чем плохим и страшным, совсем наоборот. У него захватывало дух уже оттого, что он мог ее видеть, подойти и даже коснуться, куда уж тут заметить простенькую одежду или косые взгляды соседей.

Но девочка ответила сама.

- А мне нет. Больше нет, - сказала и отвернулась. - Уходи, Савин! Твое место рядом с Маршавиной, не со мной.

- Но, Аля…

- Да иди же! – рассердилась, не сдержавшись. - Иначе я тебя ударю! И никогда, слышишь? Больше никогда не подходи ко мне и не называй этим глупым именем!

Она не замечала его до конца учебного года, а как только начались каникулы – Сашка с отцом уехали. Они вернулись к сентябрю, двадцать девятого августа, и Игнат, наконец-то, дождался, когда в квартире Шевцовых зажегся свет, а в окне мелькнула худенькая фигурка. В тот день он простоял под окнами почти до темноты, пока родители не позвали его домой, но Алька так и не вышла. Напрасно мама приготовила его любимый вишневый торт. Засыпая, Игнат думал, что он самый разнесчастный человек на свете.

В деревню за дочерью Дмитрий приехал не один, с другом. Оба рослые, заросшие, бородатые, мужчины парились в старой баньке, хрустели огурцами, пели песни и пили водку за ВДВ. Много водки за ВДВ и своих ребят. Сашка не знала, где каждое лето бывал ее отец, но он неизменно возвращался с деньгами. Быстро спускал их на подруг и друзей, и все же помнил о дочери. Как умел помнил о том, что нужно заплатить за жилье и Саньке кой-чего прикупить к школе. На это кой-чего обычно оставался мизер, но Сашка не жаловалась - отец этого терпеть не мог.

Так и приехали втроем в город – Шевцовы домой, а друг переночевать и дальше на поезд. И снова мужчины пили и закусывали, тянули песни и курили, пока Сашка убирала дом и готовила нехитрый ужин – картошку с колбасой да помидорный салат.

В это лето она немного вытянулась и волосы отрасли, но все равно осталась худенькой как кузнечик. «Одна кожа да кости, - сетовала тетя Нина. - Санька, ешь! Кому готовлю-то? Все свое, хозяйское. Еще пару годков и чем женихов привлекать будешь? Глазюками? – И добавляла шепотом, как будто племянник ее услышать мог: - С таким папкой побыстрее бы замуж выскочить и своим домом жить! Ох, Санька-Санька. Могла бы – забрала тебя. Так не отдаст ведь!»

Ну, и подумаешь, что худая! Зато все вещи остались впору, и форму новую к школе покупать не нужно. Юбка, конечно, стала короче, и манжеты школьной блузы не закрывают косточку на запястье, но ноги стройные, стесняться нечего. А манжеты и повыше задернуть можно. Главное, что Сашка честно старалась помогать тете Нине по хозяйству и дальняя родственница дала ей денег на бумагу и краски. Невская акварель «Белые ночи», совсем как у Пуха, пусть и не тридцать шесть цветов.

Пух. Как всегда при мысли о мальчишке в груди острыми гранями шевельнулась грусть. Сашка часто вспоминала Игната, особенно перед сном, когда оставалась одна в темной комнате деревенской избы и картинки в памяти проступали ярче – то, как он играл ей на пианино, рассказывал истории, как улыбался на улице, все время норовя поймать за руку. Сашка сразу догадалась, что ему этого очень хочется, и не противилась. Ей нравилось чувствовать его тепло, и почему-то нисколечко не было стыдно от понимания, как осторожно он сжимает ее пальцы.

Ей не хватало его, но Сашка всегда была умной девочкой и сразу поняла (еще тогда, когда оказалась на лестнице), что баба Лида права. Ни к чему хорошему их дружба не приведет. Только не с такой, как она, уж лучше выскочка Маршавина. Даже страшно подумать, что стало бы с Пухом, окажись он в ее мире. В мире, где женщин называют суками, а мужчины легко решают проблемы с помощью алкоголя и силы рук. Где забота о ближнем похожа на выживание, а любовь на боль. Где нет поцелуев на ночь, теплых объятий и ласковых слов. Что стало бы с Сашкой, доведись ей увидеть, как гаснет огонь в синих глазах, а на его место приходят разочарование и страх?.. Нет, уж лучше обида и мудрая опека родителей. А притяжение между ними однажды пройдет. Это просто ошибка, что оно все никак не проходит.

«Мне все равно», - сказал Пух. Глупый. Ей, Сашке, не все равно и этого достаточно, чтобы решить за них двоих.

К концу года Савин уже не был тем пухляшом, которым пришел в их класс, и все же так и остался милым и застенчивым мальчишкой. Щеки спали, и Вероника Маршавина больше не дразнила соседа по парте толстяком. Да и вообще никак не дразнила. Похоже, ей нравилось соседство Игната.

Да и разве возможно, чтобы не понравилось?

Интересно, как прошло его лето? Видел ли он дельфинов? Научился ли играть на гитаре как Джимми Пейдж, ведь он так хотел.

- Санька! – грубый окрик. - Санька, сюда иди! Кому сказал, тащи мослы!

Сашка замерла в прихожей, прислушиваясь к голосам на кухне и к звукам попойки. Многие из этих звуков она научилась различать еще лет в пять.

Отец со стуком опустил рюмку на стол и обратился к другу:

- Ты, Володька, меня жизни не учи. Не надо. Я в этой жизни дерьма хлебнул столько - не выблевать. Во! По глотку! Детдом, интернат, с восемнадцати лет по горячим точкам, чего только не видел. Пока служил, жена бля*ь кувыркалась с кобелями, думала, живым не выберусь. Все, паскуда, красивой жизни, хотела, не интернатской. Получила! Как подобрал у дороги с голой жопой, так и выбросил. Саньку свою у чужих людей забрал, а Наташке сказал, если не отдаст – порешу! Отдала бля*ь, еще и просила не бить сильно. Документ об отказе подписала. Теперь у меня с бабами разговор короткий – не нравится, нахер! А для Сашки своей я один царь и Бог. Вот она у меня где, в кулаке вся! Говоришь, еще немного и будет нужен пацан-защитник?.. Не нужен. Я из нее вот этими руками человека вылеплю. Ни одна сволочь не обидит. Санька! Твою мать! Ты где?