Супергерой для Золушки (СИ) - Сокол Лена

«Ответь мне, пожалуйста. Можно прийти? Хочу поговорить» — пришло новое сообщение от Альберта.

Вспомнишь *овно, тут и оно.

Усмехнулась и спрятала телефон обратно в карман.

— Грин, ты где? — Крикнула, приоткрыв дверь машины.

Рядом на стоянке уже заводил свой автомобиль Руслан.

— Здесь, — возник вдруг откуда-то из темноты Артем.

— Посадил меня, сам убежал куда-то. — Потянулась за ремнем, чтобы пристегнуться. — Поехали уже.

— Это тебе. — Под тусклым светом фонаря засияли розовые, белые и синие головки цветов. Он протянул мне пестрый букет. — Чтобы ты больше на меня не сердилась.

Растерялась, замерев и уставившись на него. Артем улыбался так непосредственно и искренне, что захотелось его немедленно расцеловать. Протянула руки, осторожно взяла криво собранный из пеларгоний, виол, петуний, ирисов веник. Покрутила перед глазами.

Посмотрела на него:

— Грин, ты что, совсем офигел?! — Уставилась на увешанные комьями сырой земли корни растений. — Ты у Пороха любимую клумбу ободрал, что ли?

— Ну, не в магазин же мне сейчас нужно было бежать? — Закрыл мою дверцу и, как ни в чем не бывало, отправился к себе, на водительское сидение.

Я открыла окно, выставила цветы наружу и потрясла.

— Э-э, не выкидывай, — воскликнул Гринев, заводя двигатель.

— Просто отряхнула. — Поднесла букет к лицу, прижалась носом к благоухающим бутонам и нежным листьям. Закрыла глаза. — Так и быть, дома в вазу поставлю.

— Извинения приняты?

— Не знаю…

— Знаешь ты все.

«Да. Но тебе не обязательно быть в курсе»

— Разве в этот час здесь должно быть так многолюдно? — Я вытянула шею.

Обычный жилой дом в спальном районе, погруженный в вечерние сумерки, гудел словно улей. Толпы людей, автомобили, сирена скорой помощи. Артем поставил машину на стоянку у дома напротив. Руслан припарковался рядом с нами.

Я бросила букет на заднее сидение и выбралась наружу. Расталкивая зевак, спешила к нужному подъезду. Волнение заставляло сердце работать в бешеном ритме.

— Простите. Позвольте. — Пробиралась сквозь толпу переговаривающихся о чем-то людей. — Можно пройти?

И, наконец, замерла возле сотрудников Полиции и Скорой помощи, плотным кольцом окруживших территорию рядом с подъездом.

— Свои, — поспешно достала удостоверение и показала одному из представителей закона. — Что случилось?

— Самоубийство, — хрипло ответил тучный мужчина в форме. — Мужчина. Выпрыгнул из окна минут двадцать назад.

Подошла вплотную к склонившимся над кем-то коллегам и почувствовала, как слабеют ноги. Не от испуга. Мертвых я повидала достаточно. Просто голова закружилась от мыслей о том, что нужно было торопиться. Ведь было же какое-то предчувствие. Что-то же екнуло… Приехали бы мы хоть на полчаса пораньше… И все могло быть совсем по-другому…

Сильная рука Артема вовремя подхватила меня под локоть. Я до боли закусила губу, разглядывая лунные блики в открытых остекленевших зрачках Валеры. Наверняка, еще теплого наощупь. Мужчина лежал на спине, раскинув руки. Струйки крови расползлись в разные стороны, въедаясь чернотой в асфальт. Пижамные штаны смотрелись на нем нелепо, футболка с сальными пятнами на груди задралась, обнажая огромный, словно сдутый мяч, живот.

— Он был один в квартире? Уже выяснили? — Раздавался за спиной голос Руслана. — Камеры есть на подъезде?

— Интересно, а с каких это пор у нас самоубийцы прыгают из окна спиной вперед? — Прошептал мне на ухо Артем.

Я же просто молчала. Единственное, чем были заняты сейчас мои мысли, был один лишь вопрос: «Кто?»

Кто?

О том, что в поисках пропавшего мужчины мы вышли на Валеру, знали лишь свои — Олег, Руслан, Артем, Егор…

Кто предупредил о том, что нужно его устранить?

Кто это сделал?

В чем был замешан этот Валера?

Что он такого знал?

Все это предстояло выяснить и как можно скорее. Пока известно было лишь одно: доверять нельзя больше никому.

Говорят, настоящая женщина должна вставать на час раньше, чтобы успеть привести себя в порядок. Наверное, я не настоящая, я — искусственная. Мне всегда казалось неправильным тратить на макияж и укладку целых шестьдесят минут своей жизни, и даже философия Ники и ее попытки избавления меня от комплексов не смогли изменить этого мнения.

Даже сейчас.

Даже когда в моей постели лежал этот прекрасный обнаженный мужчина.

Он спал, лежа на животе, уткнувшись лицом в мою подушку. А я, распустив после душа влажные волосы, сидела на краю кровати и, осторожно отодвинув краешек одеяла, рассматривала его спину.

Местами багровые, темнее, чем вся остальная кожа, местами бледно-розовые разводы. Шрамы, сморщенные рубцы, уродливые стянутости. Они занимали всю верхнюю часть спины, заканчиваясь чуть ниже лопаток. Витиеватые, узорчатые, извилистые — страшные следы от ожогов. Если присмотреться к ним, как к огромному пятну, то можно было представить, как огонь пожирает кожу целыми лоскутами, как комкает ее, пережевывает и выплевывает кровавыми ранами обратно.

Мне не было противно. Нисколько. Но прикасаться не хотелось, чтобы не будить его. Да я и знала уже, каковы они наощупь, эти шрамы. Выпуклые, грубые, неровные, глубокие. Из-за них он и привык спать на животе. Наверняка, они заживали долго, сильно кровоточили и беспокоили адской болью. Даже не хочется представлять всего того, что пришлось ему пережить. Хотелось лишь скорее узнать, как и при каких обстоятельствах он их получил.

Мой Артем.

Из-за обилия свалившихся на голову проблем некогда было беспокоиться и переживать о том, какими необычными были наши с ним отношения. Мы не говорили о них, но иначе и не назовешь то, что происходило между нами. Не связь, не интрижка. Что-то необъяснимое и неподвластное рассудку. Словно какая-то магия. И мы оба боялись говорить об этом друг с другом.

Вчера ночью я порывалась ехать в отчий дом, чтобы немедленно поговорить с Андреем, вытрясти из него правду любыми способами. Но Артем удержал меня. Убедил в том, что это ничего не даст. С такими, как он, нужно действовать осторожно и хитро. Успокоил, уговорил поехать домой. И что больше всего поразило: оказывается, когда людей связывают чувства, слово «домой» теряет всякую привязку к местности. Даже если они это не обсуждают, даже если сами боятся признаться себе, что уже не могут жить друг без друга, даже если их отношения кажутся совершенно невозможными. «Дом» — это там, где они. Вдвоем.

И мы поехали к нему. Хоть он и договаривался с сестрой, что она покормит и выгуляет пса, его сердце рвалось на части от переживаний за верного друга, вынужденного сидеть дома в одиночестве. Мы поиграли с Джеем, прогулялись по пляжу, а потом Артем пообещал ему, что скоро вернется. И что когда закончится расследование, будет уделять ему больше внимания. Затем мы поехали ко мне. Потому что, цитирую Гринева: «нужно не забывать про кота, которому тоже одиноко в пустой квартире».

Не знаю, что такое между нами происходило, и как долго это планировало продолжаться, но мне ужасно хотелось посмотреть, куда все-таки эта дорожка нас выведет. Позже, уже у меня дома, я засыпала под его голос. Наблюдала, как он работает на ноутбуке, слушала, укрывшись тонким одеялом, как ведет переговоры и дает указания по телефону подчиненным. Чувствовала вину за то, что дни он посвящал мне, а ночью был вынужден разгребать завалы дел на типографии и в газете. Так и сомкнула веки, запечатлев перед сном картину, как Артем, сидя на краю постели и разговаривая по телефону перед ноутбуком, гладит по гладкой рыжей шерстке довольно мурлыкающего Василия.

Ночью между нами ничего не было. Ничего.

Я почти сразу провалилась в сон и увидела обрывки каких-то картин: неудобные наушники, дикий адреналин, слежка за Стручковым и готовность в любой момент прийти Нике на помощь, досада, а затем лежащий на асфальте и проигравший гравитации Валера. Когда хотелось закричать, сильные руки Артема гладили меня, успокаивая, на некоторое время кошмары отступали, но затем возвращались вновь.