Думать не будем пока ни о чем (СИ) - Субботина Айя

Мне нужно притворяться. Опять. Выбрать из арсенала подходящую вежливо-понимающую маску, улыбнуться и даже попытаться завести разговор с этим мальчиком, но хотя бы перед самой собой я останусь честной до конца, даже если эта правда так же безобразна, как и чужой сын, обнимающий моего теперь уже без пяти минут мужа.

Я не обязана любить этого ребенка только потому, что его мать ошиблась.

Я не обязана жалеть его и понимать, не обязана радоваться, что он вдруг хватает моего Антона за руку и тащит в дом, на ходу рассказывая полную чушь.

— Йени, просто дыши, — подсказывать мать, когда меня потряхивает в ее руках. — Хочешь, я сама поговорю с бабушкой? Она… поймет, если ты уедешь.

— Что? — не понимаю я. Мотаю головой и делаю громкий вдох полной грудью. Звуки получаются ужасные: что-то среднее между горловым пением и приступами астмы, но мне становится лучше. — Я никуда не уйду, мам. Это — наша семья, наша жизнь и, в конце концов, моя бабуля. Если кто-то сегодня и уберется, то это буду не я.

Надеюсь, что уберется Саша со своей «любимой», и заберут с моих глаз это… чернильное пятно.

Я не обязана проявлять сострадание.

Я хочу хотя бы раз в жизни быть эгоисткой.

Глава сорок восьмая: Йен

Бабушка для меня тот человек, которого я люблю безусловно и безоговорочно.

В ее доме мне хорошо всегда, и я даже рада, что она который год проявляет характер и не дает отцу превратить ее жилище в ещё один красивый дизайнерский проект.

Помню, как маленькая валялась на кровати с продавленным матрасом на панцирной сетке и слушала ветер за окном, если шел дождь или кусалась вьюга.

И потом, когда я повзрослела и сломалась, только здесь никто и никогда не смотрел на меня как на убожество с перегоревшими микросхемами. Бабуля всегда вовремя включала «трудотерапию», и только благодаря ей я научилась так хорошо и разнообразно готовить. И полюбила сам процесс.

Она встречает меня на крыльце: в переднике и с платком на голове. Время как будто заморозило ее еще лет десять назад. Как будто ни одной морщины не прибавилось, и в глазах тот же живой блеск. А когда обнимает, невольно охаю, потому что крепкие не по возрасту руки сжимают до приятной ломоты в ребрах.

— Такая же хилая, — машет рукой бабуля. Отодвигает на расстояние вытянутых рук, разглядывает с прищуром, от которого мне на миг становится очень не по себе. — Так, глаза как будто не запухли, но вот та шишка на лбу мне не нравится. Что случилось?

— Неудачно спускалась с лестницы, — отмахиваюсь я.

Бабулю таким не провести, но она никогда не лезет в душу. Ждет, что наберусь смелости и расскажу сама. Иногда и правда рассказываю, но в последнее время все чаще отмалчиваюсь, потому что ее тоже нужно беречь. В том числе и от сложного устройства головы собственной внучки.

— Это твой кавалер что ли? — Бабуля кивает себе за спину.

Наташин ребенок утащил Антона куда-то в дом, и мне нужно держать себя в руках, чтобы не выдать своих настоящих чувств. Нужно просто переключиться на что-то хорошее.

Я прикладываю палец к губам, намекая, что собираюсь раскрыть ей секрет, и показываю руку с кольцом. И снова чувствую себя маленькой девочкой, которая нашла под подушкой хрустальные туфельки.

Бабуля разглядывает кольцо очень пристально и внимательно. Я бы удивилась, залейся она слезами радости.

— Ну что тебе сказать, красота моя ненаглядная… Кольцо красивое, камень… сгодится. Ну а мужчина-то как? Обкатала уже? Выглядит простоватым.

Если бы Антон случайно услышал наш разговор, он, наверное, нашел бы в нем не один повод для обиды. А на самом деле бабуля только что выдала чуть ли не свой максимум позитивных реакций.

— Бабуля, что мы говорим об «обкатала»? — Помигиваю, потому что сама научила ее этой киношной фразе, ставшей для нас чем-то вроде кодового слова.

— «Не скажу», — ворчит моя старушка и еще раз крепко обнимает, на этот раз заливаясь соловьем, какая я стала красивая, как у меня глаза сияют — и что она ждет внуков к следующему новому году.

Я собираюсь пошутить насчет того, что мы с Антоном еще даже не поженились, но слова примерзают к губам под прицельным выстрелом темных глаз.

Наташа.

В паре метрах от меня. Бешеная, злая. Черт знает какая.

И смотрит она не на меня, а на мою ладонь с кольцом, которой обнимаю бабулю. 

У каждой женщины, наверное, есть мечта умыть соперницу вот таким образом. Или не соперницу, а просто прилипалу-бывшую, которая вроде как давно ушла со сцены, но настойчиво пытается вернуть главную роль. А тут просто лучше не придумаешь: и планы не сломала, и кольцо не получила, хоть билась за него если не все три года, то один, последний, точно.

Но мне хочется поскорее смыть с себя эту липкую злобу, от которой неприятно в груди, как будто насадили на раскаленную спицу и через отверстие медленно вынимают душу. Бабуля оглядывается и строго, в своей любимой грубоватой манере, командует:

— Раз в тесто с такими ногтями не полезешь, то хоть постели перестели.

Бабушка у меня очень прямолинейна, подчас даже слишком, но в ее возрасте уже можно позволить себе не расшаркиваться перед молодым поколением.

Наташа еще несколько секунд разглядывает мою ладонь, а потом, выразительно цокая каблуками, проходит мимо, до двери и оттуда — на улицу.

Бабуля громко фыркает.

— Вот же коза, — не особо таясь, ворчит себе под нос, а потом подталкивает меня в сторону кухни. — Пойдем, красавица моя ненаглядная, пирожки сами себя лепить не будут. Заодно расскажешь старой шарманке, из каких краев твой добрый молодец.

Я с облегчением выдыхаю. Это как раз то, что нужно, чтобы почувствовать себя в безопасном окружении людей, которые будут на моей стороне, несмотря ни на что.

Понятия не имею, сколько проходит времени, прежде чем бабуля дает отмашку сделать перерыв. По крайней мере лично я сделала несколько порций пирогов с консервированными вишнями и творогом, и часть из них Анечка уже забросила на большие чугунные сковороды.

Бабуля разливает всем чай — настоящий, липовый, с ложкой акациевого меда.

Я вижу, что пара человек, и Сашина мама в том числе, уже заметили мое кольцо, но тактично помалкивают, а я нарочно не завожу разговор первой, потому что мы с Антоном договорились сказать об этом вечером, когда наш клан соберется за столом. И, хоть с момента приезда мой мужчина как в воду канул, я буду придерживаться этого заранее оговоренного плана.

Но все же, когда до меня доносится все тот же неприятный «голос в нос» и детский смех, я оставляю чашку на край стола, поднимаюсь и иду на поиски Антона.

Глава сорок девятая: Антон

Я никогда особо не любил детей. Точнее, относился к ним как к чему-то нейтральному, чему в моей жизни нет места в обозримом будущем. Потому что ребенок — это крест на спокойной жизни, регулярном сексе и радостях для себя. Это как гиря на ноге: вроде никак не мешает, но к земле тянет, особенно когда душа просит полета.

Но с сыном Наташи как-то сразу нашел общий язык. О том, что она разведенная мать-одиночка было честно написано в ее профиле, и, когда я соглашался на встречу, примерно представлял, если у нас все растянется на дольше, чем пара свиданий, рано или поздно мне придется познакомиться с ее пацаном. Это случилось примерно через месяц, когда Наташа пригласила меня к себе — в съемную комнату, в которой ютились она и Леша, и изредка ночевала ее подруга-парикмахер. Мальчишка от меня не дичился, сразу пошел на контакт: приволок ящик с китайскими дешевыми игрушками, и мы битый час играли в монстров и драконов.

Наверное, я нравился Леше потому что никогда не сюсюкался с ним и никогда не забывал все наши игры.

Не удивительно, что сегодня так лихо бросился на шею. Когда я отвозил их с Наташей на съемную квартиру, он так температурил, что вряд ли понимал, что происходит. А сейчас чуть не волком затащил в дом, наперебой хвастаясь дорогими игрушками: каким-то крутым роботом из «Трансформеров», машиной на дистанционном управлении, коробочной обновленной версией «Монополии».