Поймать солнце (ЛП) - Хартманн Дженнифер

— Я здесь, папа, — бормочет Кай, его бронзовые щеки розовеют.

Бринн поднимает ногу и легонько ударяет его по лодыжке. Они улыбаются друг другу.

— Не знаю, можно ли применить термин «добра», — добавляю я, пожимая плечами. — Я можно сказать агрессивно добивалась его дружбы. Пришлось применить силу. У него не было другого выбора, кроме как подчиниться.

Бринн хихикает.

— Именно так я поступила с тобой, Элла. А теперь посмотри на всех нас! — Она мечтательно вздыхает. — Одна большая счастливая семья.

Я наклоняюсь, чтобы с ухмылкой прошептать ей на ухо:

— Может быть, когда-нибудь мы станем сестрами?

Выражение ее лица мрачнеет.

Но она быстро приходит в себя, покачивая головой вверх-вниз и изображая улыбку.

— Да.

Хм.

Мэтти подает голос рядом с нами, держа на коленях целый поднос рождественского печенья. Откусывая кусочек, он говорит:

— Тот, кто испек это печенье — мой новый лучший друг. Мы будем неразлучны.

— У нас в доме есть свободная комната, — подхватывает Пит.

— Предложение в силе.

— Пока печенье на столе.

Кай поднимает руку и убирает челку в сторону.

— Спасибо. Я откажусь от комнаты, но с удовольствием приготовлю вам печенье в любое время.

Печенье действительно выглядит фантастически. Каждое из них имеет замысловатый праздничный дизайн, от снеговиков до северных оленей, и выглядит так, будто их привезли прямо из престижной пекарни. У парня талант.

Я протягиваю руку, чтобы взять печенье, и когда откусываю кусочек, у меня глаза вылезают из орбит.

— Святое дерьмо. Безумно вкусно.

— Язык, Элла, — ругает мама.

— Святые малюски. Это безумно вкусно.

— Малюски — это ужасно, — говорит Мэтти, заметно вздрагивая.

— У него трипофобия, — говорит Пит.

Я моргаю.

— Святые фрихолес. Это безумно вкусно.

Кажется, все довольны. Мама и Риккардо продолжают беседовать, прижимаясь друг к другу на диване с каждым глотком пунша с ромом, размахивая руками и смеясь громче. Мэтти и Пит все еще обсуждают тему трипофобии, поэтому я решаю оставить взрослых, хватаю Бринн и Кая за запястья и утаскиваю их подальше от нового спора о том, почему стручки лотоса более неприятны на вид, чем скопления яиц насекомых.

Кай выглядит странно подвыпившим, когда мы пробираемся через парадную дверь, чтобы пообщаться на крыльце. Я сужаю на него глаза, холодный декабрьский воздух смягчается только ярким солнцем.

— Что ты пьешь?

— Пунш, — говорит он.

— Поконкретнее.

— Крепкий пунш.

Бринн ахает.

— Ах ты, негодяй! Можно мне немного? — Он протягивает ей стаканчик с хитрой ухмылкой, и она делает глоток.

Несколько секунд я наблюдаю за ними, оценивая их динамику. Кажется, им комфортно друг с другом. Может быть, даже слишком комфортно, учитывая, что Маккей находится по другую сторону белого сайдинга. Реакция Бринн на мой комментарий о «сестрах» проносится в голове, и я задаюсь вопросом, нет ли проблем в раю.

И высказываю свои подозрения, не нуждаясь в алкоголе, чтобы развязать язык.

— Как дела с Маккеем?

Глоток застревает в горле Бринн, и она заставляет себя сглотнуть.

— Что? Почему ты спрашиваешь?

— Просто любопытно. В последнее время вы двое кажется отдалились друг от друга.

— О. Ну… все было немного напряженно. Мы стали чаще спорить, и он, кажется, все время злится. Кроме того, я скоро уеду в колледж, так что не уверена, к чему это нас приведет. — Прикусив рубиново-красную губу, она отводит взгляд и смотрит на крыльцо. — В июне я переезжаю во Флориду. Буду жить у тети, пока не освоюсь.

— О, ничего себе. Тебя приняли?

Она кивает, не в силах сдержать улыбку.

— Университет Флориды.

— Это потрясающе. Поздравляю, — говорю я ей, подталкивая локтем. — Маккей не хочет поехать с тобой и попытаться все устроить?

Она пожимает плечами.

— Я так не думаю. Он хочет остаться здесь с Максом

— Правда?

— Наверное. Он сказал, что они заключили договор, когда были детьми. Они собираются путешествовать вместе. Увидеть мир.

Для меня это новость. Макс не говорит о будущем, и полагаю, что это заслуживает отдельного разговора. У меня нет желания оставаться в Теннесси, но оставлять Макса здесь звучит ужасно. Может, он поедет со мной? Маккей сможет присматривать за их отцом, пока тот выбирает свой собственный путь в жизни.

Кай прислоняется к перилам крыльца рядом с Бринн и забирает стаканчик, допивая последние несколько глотков.

— Отец хочет, чтобы я занялся медициной. Он дерматолог.

— Это то, чем ты хочешь заниматься? — спрашиваю я.

— Нет. Я хочу быть художником, — говорит он. — Папа говорит, что термин «художник» не существует, если он не сочетается с «борьбой», поэтому пытается направить меня в более благоприятное русло. По крайней мере, для него. — Он морщит нос от разочарования. — А что насчет тебя, Элла?

— Я уже и сама толком не знаю, — признаюсь я, чувствуя, как тяжелеет в груди. — Я всегда мечтала переехать в Мичиган и однажды работать на лошадиной ферме. Может быть, даже купить ее… если когда-нибудь смогу себе это позволить. Много земли, лошади, которые станут частью семьи, и самые красивые рассветы, и закаты, освещающие конюшни.

Они оба улыбаются мне, но я не могу улыбнуться в ответ.

Видение кажется зыбким, и меня охватывает смятение. Странно думать, что мечта всей жизни, тщательно сшитая из кусочков сердечных нитей и душевных узлов, может так легко распутаться. Распутаться мальчиком, его волшебными поцелуями и сильными руками. Мост, плейлист и вечный танец.

Мечту о Мичигане трудно поймать, когда мои руки заняты чем-то другим.

Мне кажется, что еще слишком рано так думать, но я не могу избавиться от ощущения, что Макс становится новой мечтой — той, которую я никогда не ожидала, но не могу игнорировать.

Минуту спустя дверь со скрипом открывается, и появляется Маккей. Он хмурится, глядя на Бринн и Кая, стоящих стоят так близко друг к другу, прислонившись к перилам, что их бедра соприкасаются. Кай поднимается и проводит рукой по волосам.

— Еда готова, — бормочет Маккей, прежде чем взглянуть на меня. — Макс искал тебя.

Я прочищаю горло.

— Отлично. Буду через минуту.

Он коротко кивает нам, бросает хмурый взгляд в сторону Бринн, а затем исчезает в доме. Она ничего не говорит, когда проходит мимо меня, стуча каблуками по крыльцу и натянуто улыбаясь.

Я наблюдаю, как она заходит в дом. Ее мечта о том, чтобы поселиться с Маккеем, теперь превращается в мечты о побережье Флориды и многообещающей новой карьере… в то время как мои собственные мечты висят на волоске.

***

После ужина при свете рождественской елки и множества красно-зеленых свечей мы открываем подарки. Наши животы полны печенья и лазаньи, а комната наполнена смехом и песнями. Я сижу со скрещенными ногами возле елки и вожусь с бахромой на новом нефритовом шарфе, который я получила.

Макс сидит рядом со мной, вытянув ноги и опираясь на ладони.

— У меня кое-что есть для тебя, — говорит он тихо, чтобы слышала только я.

— Правда?

— Да. Я хочу вручить тебе это наедине.

Мои глаза вспыхивают, а щеки разгораются.

— Еще один фокус с пальцами?

Он фыркает от смеха.

— Я оставлю это на потом.

Ухмыляясь, я собираю волосы и перекидываю их через одно плечо. У нас еще не было секса. Я все еще привыкаю к идее быть чьей-то девушкой после многих лет возведения антиромантических стен из камня, стали и кирпича. Каждый раз, когда мы подходим к той самой черте, я нажимаю на тормоза, переосмысливая все. Это смешно, потому что нам обоим по восемнадцать, и я знаю, что он готов. Я тоже думаю, что готова, но страх, пронизывающий до костей, всегда закрадывается в меня в тот момент, когда я уже готова сдаться. Наверное, так бывает, когда годами приучаешь себя бежать от эмоциональной связи и близости. Ты обнаруживаешь, что это не тот выключатель, который можно просто переключить, когда тебя охватит тоска.