Отпускай (СИ) - Сурмина Ольга

— Как обычно. — Нарочито-спокойно ответил он. — Буду готовить тебе еду, вести быт. Помогать. Давать денег, покупать то, что ты себе захочешь. А со своими чувствами и отношениями… я как-нибудь сам разберусь. Пожалуйста, не лезь в это, я все улажу в течении пары дней, как и сказал.

— Это так не работает. — Фастер съежилась, слыша тяжелое дыхание за своей спиной. — Ты хочешь бросить Бел, да? Вы… не сошлись? Часто ссорились, и ты решил, что тебе не нужны такие отношения? Боже. — Ладонь со лба соскользнула ниже, Эмма закрыла глаза рукой. — Нейт. Ладно. Я не хочу и не буду в это лезть, но быть непрошенным, осмеянным свидетелем мексиканского сериала я устала. Чувствую себя, как суррогат человека, которым можно себя занять, пока не появилось нормальной партнерши. Поболтать за ужином, или вроде того. Мол, вдвоем жить веселее, да? Я… не хочу больше быть свидетелем твоей личной жизни. Не хочу быть советчиком, жилеткой, или говорящим зверьком. Поэтому я в любом случае съеду. Может у меня, наконец, у самой появится личная жизнь.

В ту же секунду горячие пальцы, что её обнимали, впились ей в кожу, и Эмма снова вздрогнула. Слезы так и ползли вниз, а лицо искажало негодование и обида. От нервов краснели щеки. Она сама не понимала, откуда в ней столько решимости так говорить с «братом», ведь до этого момента Фастер никогда особо не позволяла себе споров с ним. Словно с походами в зал сил становилось все больше и больше, сил, которые позволяли ей выпрямить спину и подать голос.

Чужие руки скользнули немного вверх и, сквозь ночную сорочку, начинали разминать спину. Он что, массаж делает?!

— Я тут подумал… начинать с кем-то отношения было ошибкой с самого начала. Ты не «говорящий зверек», ты — мой любимый человек. Самый близкий, самый родной. И… близкого человека рядом мне вполне достаточно.

— А что насчет меня? — Голос дрогнул. — Однажды у меня появится мужчина, нравится тебе это или нет, «брат».

— Да. Однажды появится. — Тихо, и как-то странно сказал Штайнер. — Обязательно появится. Расслабься, ты очень напряжена. Массаж в таком напряжении может повредить тебе мышцы. Расслабься, и попытайся успокоиться. Стресс и так большой, ты уже потеряла уйму веса в этом месяце. Не будем усугублять, ладно?

— Я успокоюсь, если ты уйдешь. — Глаза краснели от соли, а зубы сжимались все сильнее. Фастер казалось, еще немного, и она разрыдалась бы навзрыд. — Нейт, я тебя прошу, просто уйди. Мне нужно побыть одной, я не могу больше.

— Эмма. — Тяжело прошептал он, и девушка почувствовала тяжелое, нарочитое поглаживание по голове. Однако, рука тут же скользнула ниже, по спине к ребрам, и продолжила вжимать в мужское тело обреченного, холодного человека. — Можешь что угодно обо мне думать, но я все понимаю. Я обидел тебя, и ты не хочешь меня видеть, но…

— Ты предал меня. — Глаза сужались, и меж ресницами колыхалась соленая влага. — Ты врал мне много лет о своих чувствах. Врал… — Она запнулась. Врал о своих проектах, о деньгах, о какой-то женщине с ребенком и, скорее всего, о проекте дома. Умалчивал о флирте с симпатичной сотрудницей. Вся жизнь — сплошной белесый туман, и только совместный двухэтажный коттедж монументально возвышался среди этого тумана. Единственное осязаемое, что эти двое создали вместе. Единственное, что не растворилось, словно мираж на закате в сухой пустыне. — Нейт, которого я знала, умер вместе с моими иллюзиями. Тот Нейт, которого я себе вообразила. И я… приняла твое виденье мира. Твое виденье наших с тобой отношений. Мне нормально тебя видеть, но я больше не хочу, чтоб ты меня обнимал. Не хочу больше. Хватит.

Железные руки потянулись к её лицу, и девушка резко от них шарахнулась. Горячие ладони поворачивали её к себе. Фастер нервно сглотнула, когда сквозь тьму увидела блестящие, лиловые глаза.

— А если бы тот Нейт, которого ты придумала у себя в голове... вдруг появился бы? — Штайнер со странной надеждой посмотрел на «сестру». — Что бы ты тогда сказала? Или сделала?

— Пожелала бы ему счастья. — Тихо ответила та. — Как и всем другим Нейтанам. Как и любому Нейту.

Мужчина сдвинул брови. Казалось, он совершенно не понимал, что это значило, но Фастер не хотелось объяснять. Мнимый ком в горле давил на гланды, заставлял их болеть. Дыхания не хватало, и чуть сопел заложенный от слез красный нос.

— Тебе нужно успокоительное. — Шепотом сказал Шайнер. — Я спущусь вниз, и принесу его тебе. Все будет хорошо, я обещаю. — Он медленно наклонился над её лицом, после чего Эмма почувствовала прикосновение сухих горячих губ на влажном от нервов лбу. Скрипнул диван, молодой человек медленно аккуратно поднялся, и тихо вышел из комнаты.

«Хоть бы ты заблудился по дороге» — в сердцах, одними губами сказала Фастер, схватив теплую подушку. Горячие слезы стыли, впитывались в наволочку. Опухали красные щеки, смыкались слипшиеся ресницы. В ночи раздавались тяжелые, редкие всхлипы.

Он стоял во тьме широкого коридора. Тяжело дышал, отрешенно глядя себе под ноги. По телу, раз за разом, проходил мороз, а сердце странно сжималась в быстром такте. Она так плачет… ей, наверное, больно. Наверно, она не хочет его видеть, правда думать об этом было больно.

И все равно страшное напряжение в штанах не давало сойти с места. Горечь и возбуждение.

Нейт хотел прийти, так что пришел.

И гори оно все. Он определился.

Маленький, никем не любимый кактус хотелось забрать себе.

Отцовство

— Ну и, в общем, вот. — Белита прижимала к уху телефон, тяжело дыша в трубку. Холод широкой постели обжигал, летний свет казался как никогда зимним, а шелест листвы за окном напоминал больше о звуках январского бурана. Скомканное одеяло в белом пододеяльнике валялось где-то в стороне, от тошноты кружилась голова. — Ближе мы так и не стали, а время идет. Не знаю, сколько я еще смогу скрывать. Он внимательный, дотошный, а время идет. Я боюсь, что он еще тест ДНК может сделать. Кому тогда платить, чтобы были положительные результаты? Вы знаете, доктор?! Я и вам заплачу. Заплачу, сколько скажете, только сделайте так, чтобы все получилось, молю вас. Моему ребенку нужен отец.

— Да… занятно, занятно. — Послышался тихий, смеющийся голос в трубке. — И что, он прям не стал за вами ухаживать, когда вы были «больны»?

— Стал, но так тошнотно, что я сама отказалась от этой затеи. — Кин закатила глаза. — Уложил меня на диван, задвинул шторы, запретил говорить, вставать, и решил кофе пичкать. Сказал, что если у меня сильные боли, это может быть аневризма.

— Обывателю очень странно знать такие вещи. — Голос становился заинтересованным. — Вы не находите? Не спрашивали, почему он об этом в курсе?

— Не знаю, думаю, просто эрудиция. — Девушка пожала плечами. — Так что мне делать?! Вы поможете мне? У меня нет другого выбора, я должна сказать о ребенке. Ради этого я прошла через весь этот ад, и не намерена давать заднюю. Но сказать… сами понимаете, это еще пол дела. Что там с лунными циклами?! Сейчас это уже можно говорить?! И скажите, кому из ваших коллег заплатить, чтобы результат ДНК сделали положительным.

— То, что вы намереваетесь провернуть… не то что бы это законно, мисс Кин. — Мужчина вздохнул. — Это подлог документов. В хороший год заработная плата доктора из нашей больницы может перевалить за триста тысяч долларов. Вряд ли кто-то из врачей возьмется ставить под удар себя, или свою репутацию ради сомнительного вознаграждения. Хорошо бы ваш молодой человек просто вам поверил.

— То есть, если он не поверит, мне совсем ничего не светит, да? — Белита отвела глаза. Взгляд становился безучастным.

— Вы должны построить свою речь таким образом, чтобы поверил. — Интонация становилась тверже. — Расскажите ему свою историю. Лишите эту историю спорных моментов. Дайте понять, вы сами в смятении и нуждаетесь в поддержке.

— Поддержка, да. — Девушка неуверенно кивнула.

— А, кстати. Вы, пока жили в этом доме, ничего странного не находили? Может… хозяин куда-то вас не впускал, или запрещал подходить к какому-нибудь шкафу…