Лицо с обложки - Белкина Юлия

— Ты в порядке?

— Да. Ты сказал: твоя дочь вышла замуж… Постой… — Зоя рассмеялась нервным смехом, пригубила бокал. — Постой, я запуталась в твоей семейной саге. За кого твоя дочь вышла замуж?

— За сына Роберта Ханьяна. За Митю. Ты его сегодня видела на презентации.

— Я?

— Да, это он выиграл вазу.

— Ты мне не говорил. О господи, и что же?

Глаза жены возбужденно блестели, меланхолию как рукой сняло.

Борис продолжал:

— Дарена родила мальчика. Митя дома не появлялся. У Даши началась депрессия. Чтобы помочь, ее отчим нашел няньку, какую-то девушку, которая согласилась стирать, готовить, вставать по ночам к ребенку…

— Налей-ка еще, — попросила жена, подставляя пустой бокал.

Обычно она мало пила, но, выпив, становилась такой веселой, словно с нее спадала личина деловитой резкости. Борис до краев наполнил боках.

— Однажды… нянька оставила коляску с ребенком во дворе без присмотра, а сама зачем-то вернулась в подъезд. Когда вышла, ребенок исчез. Его украли.

— Что с ним случилось? — произнесла Зоя одними губами.

— Подонки потребовали за него выкуп: двести тысяч долларов. Деньги мы собрали, но так и не успели передать. Мальчик умер. Мертвый, он им не был нужен и, наверное, даже мешал. Они подбросили его в спортивной сумке в кабину таксофона, недалеко от дома, где жила Даша.

Зоя вытерла глаза салфеткой. Борис тактично смотрел в сторону, давая жене привести себя в порядок.

— Кто это сделал?

— Мы этого никогда не узнаем, — спокойно ответил он.

— А что сделали с нянькой?

Борис пожал плечами:

— Не помню, куда она делась. Кажется, с перепугу сбежала. Да и что с нее взять? Быть дураком у нас не преступление…

Он еще подлил Зое вина.

— И дальше? Что дальше?

— Ничего. Дарена перенесла смерть ребенка стоически, но с тех пор сильно изменилась. Если бы ты видела ее тогда и теперь, ты бы ее не узнала. Эта трагедия отдалила Дашу от матери, от друзей, она резко порвала с прошлым. Из старых приятелей рядом с ней остался только Герман. C Митей она развелась, хотя он умолял подождать. Нам казалось, что его мучила совесть. Сейчас Даша ведет жизнь затворницы, ты сама видела ее. У нее нет близких друзей, подруг, она постоянно живет за городом, редко приезжает в Москву. Вот почему я хочу, чтобы вы подружились.

Зоя встала, сделала шаг и пошатнулась, словно у нее затекла нога.

— Что с тобой? — спросил Борис, поддерживая ее за локоть.

Жена прижала пальцы к вискам:

— Ничего. Страшно болит голова.

— Хочешь массаж?

Он утешал жену, как маленькую девочку, котором рассказали страшную сказку, а она и расплакалась. Затем посмотрел на часы, поставил пустой бокал.

— Ого, как поздно. Идем-ка спать!

Митя

Каждый год тринадцатого января, в день рождения Димочки, Даша ездила к нему на Востряковское кладбище. Так уж повелось и шло из года в год.

Прошло время, притупилась и боль. Самые страшные воспоминания побледнели, выгорели, как старые фотографии. Сейчас Даша понимала, что не любила своего сына. Хуже! — смотрела на Димочку, как на главную причину своих несчастий. Любовь к малышу родилась позже, имеете с бесплодным раскаянием. Вместе с тоскливым взглядом в сторону счастливой семейной пары с детьми. С мыслью: «Димочке сейчас было бы столько же»…

Какой смысл иметь дом с зеленым газоном, если на нем некому играть? Зачем деньги, если некому покупать качели и надувные бассейны?

Митя тоже приезжал на кладбище каждый год. При носил цветы и маленькие мягкие игрушки, которые оставлял в снегу возле черного мраморного памятника с выгравированным портретом веселого полугодовалого малыша. Глядя на бывшею мужа, Даша не могла сдержать мстительных мыслей: «Теперь ты приходишь! Теперь ты помнишь! А тогда? За полгода всего пару раз заскочил на полминуты, посмотреть на сына. Посмотреть! Как на неведому зверушку, не имеющую к тебе никакою отношения?»

Но бог с ним. О чем это она? Ведь все в прошлом. Все в прошлом…

В этом году день рождения Димочки совпал с открытием нового магазина, и отец не смог поехать с ней на Востряковское. Без него Даше казалось пусто. В прошлые годы папа брак на себя миссию миротворца: он разговаривал с Митей и с Дашей, получалась такая цепочка, телефонным провод… Втроем гораздо легче находить общую тему для разговора. Даша обращалась к отцу, отец — к Мите… Получался разговор втроем. Но сегодня весь день отец занят на презентации. Даша решила, что Митя не поедет без Бориса, но он приехал. Привез пушистого зайчика. Усадил в снег, под черный мрамор. Помолчали…

Слава богу, что рядом Герман. Герман никогда не оставлял ее с Митей наедине. Она сама так просила. В первое время, когда страх ушел и осталась одна боль. Даша могла не выдержать к покаяться во всем бывшему мужу. Хоть бы и убил — пусть! Но Герман ее хранил.

Даша посмотрела на него. Ей показалось, что после презентации Герман приуныл и задумался. Почему? Она взяла мужа под руку, заглянула и лицо, толкнула:

— Эй! Все прошло хорошо. И презентация отличная, и магазин шикарный. Будет пользоваться у богатеньких буратино сумасшедшей популярностью.

Герман печально усмехнулся, не ответил.

Свою работу он выполнил на отлично, отец им доволен, и Роберт им доволен… Почему же он еще ни слова не сказал с тех пор, как они выехали из Мякинина? Спрашивать бесполезно, все равно не скажет.

Мужчины выпили по стопке водки, и Герман, посмотрев на часы, неожиданно извинился и сказал, что вынужден раньше уехать. Он обещал Роберту вернуться.

Даша вопросительно посмотрела на мужа.

— Митя тебя отвезет, — предложил он. — Ты не против?

Даша оглянулась на Митю. Он кивнул:

— Конечно, я отвезу тебя домой.

Мужчины пожали друг другу руки, и Герман ушел.

Даша и Митя некоторое время помолчали, не находя слов для общего разговора.

— Холодно сегодня, — первым сказал Митя.

Она согласилась:

— Да, холодно.

— Обещают в этом году снежную зиму.

— Да, — подтвердила она, спиной поворачиваясь к ветру. — Второй день метет.

— Как твои дела? — спросил Митя.

— В двух словах всего не расскажешь…

Ближе к вечеру снегопад усилился. Воздух посерел, наполнился снежными хлопьями. Они липли к ресницам, таяли на кончиках меховых волосков.

Возвращаясь с кладбища по узкой, засыпанной снегом дорожке, которую не успели расчистить. Митя предложил Даше руку. Она взяла его под локоть, и они медленно пошли дальше в молчании, не мешая друг другу думать.

Как это хорошо, когда можно просто молчать вдвоем… Раньше она не могла найти слов, чтобы задержать Митю, удержать его рядом. А сейчас… Как мирно, как тихо на душе, когда все прощено. Как спокойно, когда не любишь… А может, тогда была не любовь? Любила ли она Митю, когда мучила его и себя ревностью, скандалами, звонками? Была ли тогда любовь, или… или? Страшно думать…

Так молчать вдвоем раньше Даша могла только с Германом. Их отношения с самого начала строились спокойно, без бурных чувств. Поначалу Даша была к Герману равнодушна, ровно настолько, насколько вообще в первое время после смерти ребенка была равнодушна к мужчинам. В ней словно умер какой-то орган, способный переживать. Но Герман держался рядом. Он приезжал, садился в ее ногах, у кровати и молчал. И Даше становилось легче в его присутствии, потому что отпадала мучительная необходимость лгать.

Герман все знал. Они были сообщниками. Они знали друг о друге все.

Даша не успела заметить, когда поменялись их роли. В какой момент не он стал цепляться за нее, а наоборот?

Может, тогда, когда она впервые по-настоящему испугалась одиночества? Несколько лет панически старалась ухватить ускользающее женское счастье, но две попытки закончились пыткой. Пустотой и чувством обреченности: вряд ли когда-нибудь еще у меня будут дети…

— Заедем ко мне? — неожиданно предложит Митя в машине. — Это рядом, — он махнул рукой в сторону современной высотки, похожей за снегопадом на гору Килиманджаро. — Ты ведь у меня никогда не была.