Альтер Эго (СИ) - "Villa Orient"

— Ты расскажешь ему когда-нибудь.

— Думаю, да. Он захочет знать рано или поздно. И потом сам решит, что ему с этим делать. Я не хочу решать за него, как относиться к родным родителям.

Я чувствовала сострадание, я понимала её боль как свою. Я могла быть на её месте. А ещё я чувствовала праведный гнев за все изуродованные Артёмом жизни.

Маргарита отвернулась от меня и всхлипнула. Она была просто несчастной женщиной, выбравшей не того мужчину, сделавшей чуть больше ошибок, чем я. Она медленно повернулась обратно.

— Я люблю его. Это всё, что у меня осталось. — Её голос дрогнул, и я поняла, что это правда. — Но я не могу дать ему ничего, кроме своего позора. Моя мать даже не может на меня смотреть. У меня же нет выбора.

— Тогда спаси его, — твёрдо сказала я. — Спаси его сейчас. Ты не сможешь быть ему матерью. Но ты можешь быть последним человеком, который примет правильное решение ради его счастья.

Она молчала минуту, уставившись на мои руки.

— Ты ненавидишь меня, Аврора?

— Нет, конечно, нет. Ты мне не поверишь, но я хочу помочь. Я бы хотела, чтобы мне помогли, когда я была с Артёмом. Я бы хотела, чтобы кто-то стал настолько смелым, чтобы сказать мне в лицо всю правду про нас с ним и вырвать меня из его рук.

— Ты ненавидишь Артёма.

Я кивнула.

— Да, я давно перестала его любить, а теперь оглядываюсь назад и понимаю, каким отвратительным человеком он был и что творил. Из-за него я потеряла ребёнка. Из-за него ты потеряла ребёнка.

Она кивнула. Слёзы навернулись на её глаза, но она не дала им упасть.

— Я подпишу. Я хочу, чтобы он был счастлив. Я хочу, чтобы он забыл об этом… обо всём. Обещай мне только одно: расскажи ему о его родителях: и обо мне, и об Артёме что-нибудь хорошее.

— Я обещаю.

— Ты ведь позаботишься о нём?

— Да, это я тоже обещаю. И если он захочет навестить тебя, мы приедем. Если тебе удастся выйти по УДО, ты можешь увидеть его раньше. Ну а потом, он вырастет, и сам решит, как ему с этим жить.

Она зажмурилась, как будто прыгала в бездну, и кивнула.

Я знала, что её согласие не было продиктовано любовью ко мне, это был последний акт материнской любви и отчаяния. Через час документы о добровольном согласии на усыновление лежали в моём портфеле. Теперь Кирилл был на один шаг ближе к нам.

Получив добровольное согласие Маргариты, я ускорилась. Юридический механизм, который я привела в действие, работал безупречно. Благодаря консульским связям и моему статусу, органы опеки быстро дали добро на временную опеку, а затем, всего через пару недель, я получила и решение суда об усыновлении. Моя финансовая гарантия и благополучная среда были аргументами, которые невозможно было оспорить.

Сергей оставался на острове с нашим сыном. Мы решили, что так будет лучше: ему нужно было удержать наш «тыл», подготовить дом и, главное, не нагнетать лишнего напряжения. Наш сын, о котором мы договорились не распространяться, оставался единственной темой, которую я обсуждала с ним по телефону. Кирилл же был другой, более сложной историей, о которой я сообщала коротко и сухо: «Всё по плану. Документы готовы. Завтра вылетаю».

Последнее, что мне нужно было сделать — забрать мальчика. Мы встретились сразу в аэропорту, когда мне его передали сотрудники опеки. Ему было почти пять лет, он был маленьким, хрупким, с огромными, испуганными глазами. Он похож на Артёма, и на Маргариту. Он не плакал, но выглядел совершенно потерянным в толпе.

— Привет, Кирилл, — сказала я. — Меня зовут Аврора. Я отвезу тебя к морю.

Он не ответил, лишь опустил глаза в пол. Это будет непросто, но я знала, на что шла. Я присела на корточки, чтобы наши лица были на одном уровне. Я достала из сумки игрушки.

— Я привезла тебе машинку и обезьянку. Я знаю, что ты любишь обезьян. Там, где я сейчас живу, есть настоящие живые обезьяны.

Он взял машинку в одну руку и обезьянку в другую, посмотрел на них, но без энтузиазма.

— Ты не понимаешь пока, что происходит, но я тебе всё объясню чуть позже. Мама не сможет пока за тобой присматривать, но она попросила меня это сделать. Я ей обещала, что позабочусь о тебе. Сейчас я живу далеко отсюда. На острове. И мы полетим туда на самолёте. У меня есть дом с садом. И муж, он тоже поможет тебе освоиться. Ты дашь мне руку?

Он с сомнением на меня посмотрел.

— Дай, пожалуйста, ручку, мы полетим очень далеко и долго, с пересадкой. Мне нужно знать, что ты мне доверяешь, по крайней мере, сейчас. Так будет безопасно. Мы будем держаться вместе. Ты мне доверишься?

Я протянула руку. Он с сомнением посмотрел на меня, на мою руку, затем переложил обезьянку под мышку и дал мне руку. Так, молча, мы и прошли на посадку.

Я посадила его у иллюминатора. Всю дорогу он не отрывал взгляда от облаков, не задавал вопросов и почти не ел. Он был тихим, послушным, слишком послушным для пятилетнего ребёнка. Его молчание, его внутренняя пустота пугали меня больше, чем истерики. Я понимала, что он пережил невообразимое. Я держала его маленькую, влажную ладонь, чувствуя колоссальную ответственность. Я забрала его не из милосердия; я забрала его, чтобы спасти себя. Теперь мне предстояло его спасти по-настоящему.

Мы прилетели поздно вечером. Я прошла границу по дипломатическому коридору. Как только мы вышли в зал прилёта, я увидела Сергея. Он стоял у барьера, одетый в лёгкую льняную рубашку, загорелый и взволнованный. Он выглядел как наш новый, благополучный мир.

Его глаза мгновенно нашли меня, а затем — Кирилла, который крепко держался за мою руку, теперь уже не отпуская, и шёл рядом.

Сергей подошёл, не отрывая взгляда от мальчика. Он, как всегда, был открыт, уверен в себе, расслаблен и заботлив.

— Привет, милая. — Он поцеловал меня в висок. — Вы как?

— В целом, нормально, долетели хорошо, — ответила я.

Он медленно опустился на колени прямо на мраморный пол аэропорта, чтобы быть на одном уровне с мальчиком.

— Привет, Кирилл, — сказал он. Его голос был необычайно тихим и мягким. — Меня зовут Серёжа. Я рад, что ты приехал. Я возделываю огород. Там есть дерево манго. Сейчас как раз самый сезон, и оно первый раз даёт плоды. Большие такие, знаешь, какие?

Кирилл осторожно смотрел на Сергея. Он не улыбнулся, но и не отшатнулся. Он просто смотрел на Сергея с недоверием.

Сергей не форсировал. Он медленно протянул ему руку.

— Пойдём? Аврора очень устала.

Сергей забрал у меня чемодан и рюкзак. И произошло то, чего я не ждала. Кирилл не взял Сергея за руку, а вместо этого крепко обнял меня за бедро. Он искал убежища.

Я почувствовала, как Сергей медленно выдохнул. В его глазах не было разочарования, только принятие. Мы совершили серьёзный шаг. И будет непросто.

— Хорошо. Тогда давай я возьму твой рюкзак, а ты держишь Аврору, — сказал он, поднимаясь.

Я поняла, что усыновила не просто мальчика, но и нового, более зрелого Сергея. Он не ожидал мгновенной любви или дружбы. Он был готов ждать.

Мы шли к машине. Кирилл держал меня, я держала его руку, а Сергей держал нас обоих под небом нашего нового, общего дома. С этого момента наша новая жизнь началась.

Я не знаю, правильно ли поступаю. Я не стану ему матерью, а Сергей не станет его отцом. Мы берём огромную ответственность. Я точно знаю лишь, что Сергей меня не бросит, мы вместе пройдём всё. И вместе мы справимся.

Моя история с Сергеем — это не про идеальную жизнь, а про то, что счастье не приходит по сценарию. Долгое время я думала, что со мной что-то не так и я бежала от своего прошлого, как от чумы.

Я нашла спасение в Сергее, в том самом «плохом парне» из стриптиз-клуба, который не вписывался ни в один из моих шаблонов. Он не был врачом или директором, но оказался способным на любовь и верность, которые мой «идеальный» бывший муж никогда не знал. Я дала ему шанс, а он дал мне больше и в итоге помог мне родить нашего сына Николая.

Самое важное, что я поняла: любовь — это принятие. Я приняла его прошлое. А он принял мои травмы, мои страхи и даже мою идею усыновить Кирилла, сына той женщины, которая убила моего бывшего мужа.