Самый скандальный развод - Богданова Анна Владимировна

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56

«Прошло два месяца», – торопливо напечатала я, как в эту минуту позвонила Адочка и, рыдая белугой, сказала, что ни на какую вечеринку она не пойдет.

– Что случилось? Почему? – допытывалась я.

– Афродиточка! Моя Фроденька умерла-а-а-а! В субботу – похороны!

– Как? Как такое могло произойти? – недоумевала я. – Она что, под машину попала?

– Не-ет! Взяла и умерла!

– Как это? – тупо спросила я.

– Вот так! Так вот! Даже не предупредила! Да! – убивалась кузина, хотя я никак не могла понять, как Афродита могла ее предупредить о своей скоропостижной кончине. – Если ты не придешь на похороны, я не знаю, что буду делать! У меня кроме вас с Фроденькой никого нет. Нет! Нет!

– Хорошо, ты только успокойся, – утешала я кузину и удивилась: – А разве бывают собачьи похороны?

– Да! Да! Мне Кровопийца денег дал на ритуальные услуги! О-хо-хо-й! – рыдала она.

– А сейчас-то она где?

– Увезли-и! Я дала во что ее одеть... И все...

Я поняла, что лучше не спрашивать Адочку ни о чем, кроме того, куда и во сколько мне подъехать.

– В одиннадцать утра на улицу Корейкина. Там нас будет автобус ждать.

– А потом?

– Потом на кладбище домашних животных! Куда ж еще?!

– А где там – на улице Корейкина?

– Под аркой, – всхлипнула она и положила трубку.

Надо же, Афродите всего пять лет исполнилось, а померла без каких бы то ни было видимых причин! И тут в голове прошмыгнула мысль, что Адочка сама же ее и замучила этими своими «днями красоты».

– Пулька! – спустя пять минут кричала я в трубку. – Я не приду на вечеринку!

– Это еще почему?!

– Иду на похороны. У моей кузины умерла собачка, да и сама она, кажется, близка к самоубийству.

Пульхерия сначала долго удивлялась, какие еще могут быть «собачьи похороны», а потом спросила:

– Так во сколько начинается данное мероприятие?

– В одиннадцать.

– Ну и прекрасно! Мы все сначала приедем, собачку похороним, а потом в ресторан! Какая разница, по какому поводу собираться?! И помянем заодно!

– Да ну тебя! Нехорошо как-то!

– Совсем вы с сестрой свихнулись! Так ты согласна?

– Да!

– Где встречаемся?

– На улице Корейкина, под аркой.

– Дурдом! – сказала Пулька и повесила трубку.

«Прошло два месяца, и наконец самое важное событие в жизни этих двух любящих сердец – пастуха Афанасия и птичницы Ляли – свершилось!» – настрочила я, и тут раздался звонок в дверь, и в квартиру вихрем влетела мама с переноской в руке.

– Здравствуй, моя дорогая, здравствуй! – она расцеловала меня в щеки и торжественно заявила: – Только что из загса! Считай, что я развелась с этим старым изменщиком! Налей водички для Рыжика! Его вырвало! Конечно, вырвет! Пять часов трястись в дороге, потом просидеть в загсе! Да, Рыжичка? – спросила она кота, вызволяя его из переноски. – Ты знаешь, мне кажется, он ни слова не понимает по-русски! Они в этом приюте с ним что-то сделали!

Я чуть было не ляпнула, что, вполне возможно, это вовсе не Рыжик, а какой-нибудь Патрик, и привезла она совершенно чужого кота, но удержалась, чтобы не расстраивать мамашу.

– А где герр Корнишнауцер или как его там?..

– Я разругалась с этим «бультерьером»! – она вытряхнула из переноски кошачий поддон и кинулась на кухню, варить макароны. – Он оказался таким же подонком и мерзавцем, как все! Начиная с твоего кретинистического папочки и заканчивая... – мама задумалась: кто именно должен по логике вещей замкнуть эту цепь мерзавцев?– Я мыла руки? Я, кажется, не мыла руки! – выкрутилась она, а затем поведала историю о «таком же подонке, как все» – герре Бультерьере.

Первая их мелкая ссора произошла, стоило им только оказаться в райцентре в магазинчике зоокормов. Родительница моя выбрала самые дорогие консервы для Рыжика и направилась было к кассе, как герр Гюнтер взял ее под локоток и на ломаном русском долго объяснял, что кормить кота подобным образом слишком накладно и что лучше купить какой-нибудь дешевой рыбы. Мамаша разозлилась, но консервы поставила на место, хотя всю дорогу в кондитерскую лавку бубнила, что от рыбы у Рыжика непременно разовьется мочекаменная болезнь.

В кондитерском магазине герр Корнишнауцер точно так же заставил положить ее на полку коробку конфет и предложил в качестве альтернативы сухари с маком. Мама обозвала его жлобом, но конфеты все-таки купила.

Они не разговаривали друг с другом целые сутки, после чего гость счел необходимым прочитать своей будущей жене лекцию об экономии и даже привел пару цитат из «Капитала» Карла Маркса, над которым его соотечественник работал (шутка ли!) аж сорок лет. Все что-то лепетал об основах прибавочной стоимости, которая искусственно создается неоплаченным трудом наемного рабочего, выкрикивая поминутно «арбайт! арбайтен!».

Мама послушала-послушала, да, решив, что на дураков нечего время терять, занялась более важными делами, а именно благоустройством быта. И ее следующий шаг положил конец их отношениям.

Она посмотрела на никчемное ведро с круглым дном и рогами... И тут ее осенило! Мамаша нашла в мастерской треножник из-под какого-то старого самовара и, установив на него ведро, приспособила сию конструкцию в уборной для сжигания уже использованной туалетной бумаги.

Герр Гюнтер, побывав в отхожем месте, в ужасе влетел в дом, тряся перед маминым носом ведерком с рогами.

– Оказалось, – проговорила мама, поперхнувшись макарониной, – это и была реликвия, которую он тащил с собой через границу, чтобы передать в Алмазный фонд! – Она кашляла и заливалась смехом одновременно. – Только что-то ни одного бриллианта я на этом железном тазу не узрела! Ой-хо-хо! – Я колотила ее по спине. – И знаешь, что это оказалось?!

– Что?

– Шлем его предка-тевтонца, который участвовал вместе с остатками разгромленного Ордена меченосцев в захвате Восточного поморья с Гданьском в тысяча триста девятом году! – выпалила она, и мы обе с ней покатились со смеху. – Он взял свой шлем и уехал в Москву на автобусе, – отдышавшись, продолжила мама. – А я сегодня рано утром села в «жигуленок» и, пока не так много машин, тоже поехала в Москву к старому развратнику.

– Ну, и как он поживает?

– Зарастает грязью. Сначала порывался помириться – я ни в какую. В загсе все пытался отобрать у меня машину, а когда мы вышли на улицу, крикнул: «Подавися!» Так что «шестерку» мы отвоевали! – радостно сообщила мама, после чего я рассказала ей все, что происходило в ее отсутствие (не забыла упомянуть и о побеге Мисс Бесконечности), а потом пригласила свою родительницу на похороны Афродиты и на последующий банкет-поминки в ресторан, где Пулька обещала снять для нас всех (свободных женщин) зал.

– Собачьи похороны? Это что-то новое!

И я поведала ей то немногое, что знала по этому поводу, уточнив при этом, что сборы состоятся в субботу, в одиннадцать часов на улице Корейкина, под аркой.

– Кстати, ты звонила бабушке? – вдруг спросила она.

– Звонила, но, услышав, как твой брат изрыгнул «Дэ!», решила остаться неизвестной.

– Ну да, понятно, – проговорила мамаша и о чем-то задумалась.

На следующий день родительница моя с самого раннего утра уехала по каким-то делам, по каким именно, не сказала, велела только Рыжика покормить. Я же полдня писала о пышной свадьбе справного парня Афанасия с пригожей птичницей Лялей. Вечером перечитала текст от начала до конца, а ночью, когда мамаша уже храпела в комнате на постели в обнимку с Рыжиком, я отправила свое последнее творение Любочке.

Утром в кровати я обнаружила только Рыжика – мама бесследно исчезла, не оставив даже записки. Покормив иноземного кота, я стала думать, что же мне надеть, чтобы соответствовать и похоронам, и последующему девичнику в ресторане одновременно. Я отвергла все вечерние платья, строгие костюмы, брюки, юбки. Было девять утра. Через полчаса Пулька должна была подать свою «каракатицу» к подъезду.

И все-таки интересно, куда подевалась мамаша?

Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56