Мой безумный Новый год (СИ) - Веленская Наталия

- Галиев сказал, что всё нормально и можно работать! Значит пойдёте и будете работать!

- Вот пускай ваш Галиев встаёт там и работает, если ему вё нормально!! А не в кабинете отсиживается, как…

«Как и его тупое, трусливое начальство» – едва не сорвалось у меня с языка, но я вовремя сумел проглотить неуместное с точки зрения субординации сравнение.

- Рот закрыл! Сворачивай свой одиночный пикет и пи**уй делать то, за что мы тут тебе деньги платим! И это вовсе не сотрясание воздуха, Захаров! Свободен!!

А я как стоял на месте, так и остался стоять. И только в голове вихрем кружились картины – что может быть, если я сдамся и оставлю всё, как есть. Как любой из тех мужиков, с кем я тружусь бок о бок уже несколько лет, оказывается придавленным конструкцией весом в сотни килограмм. О том, как на самом деле хрупка человеческая жизнь в сравнении с той техникой, и с теми материалами, с которыми нам приходилось работать. Что даже если ты родился и вырос в суровом краю, если ты с юных лет занят тяжёлым трудом, даже если ты по натуре крепкий, здоровый мужик – твоя жизнь может быть переломлена одним неосторожным движением. Просто из-за того, что твой начальник в конец зажравшийся мудак. Которому гораздо важнее было поставить меня на место и наказать и за историю со смазливой девкой из отдела кадров, чем сохранить человеческую жизнь.

И в тот момент меня прорвало. Я не знаю, куда делись мои навыки дипломатии – в тот момент я о них вообще не думал. А думал я тогда исключительно матом, им же и выражал свою мысль и подкреплял каждый свой аргумент. Мы орали так, что к приемной Тарасова сбежалась половина нашего отдела. Мы орали так, что каждая наша фраза грозила перерасти в настоящий мордобой. И по законам жанра всё это шло к вполне логичному финалу – моему громкому увольнению. Вероятно даже с какой-нибудь нелицеприятной записью в трудовой книжке – я уверен, этот мстительный, старый хрен очень бы постарался мне это организовать.

Но где-то там на небе, судя по всему, на мою скромную персону имели свои более интересные планы. Потому что в один момент Тарасов резко оборвал себя на полуслове и в ужасе уставился на дверь.

Я обернулся и увидел нашего генерального. Ну да, дружба дружбой, но вряд ли Матвеев оценил в полной мере фразу моего начальника про то, как тот «вертел весь наш завод, и наше производство и рукожопых идиотов, которые на него трудятся», на всем известном месте. И что без него наша шарага давно бы развалилась… М-да, вот последнее заявление, пожалуй, было лишним. Сергей Александрович за такое точно по головке не погладит. Это даже такому «рукожопому идиоту», как я, было понятно.

Матвеева у нас на заводе одновременно и уважали, и побаивались. Мужик он был умный, хитрый и хваткий. Именно он после развала союза смог поставить завод «на рельсы», сохранив полный цикл производства, при этом не продав ни одной акции иностранным компаниям. Почему-то за это наши особенно патриотичные мужики пели Матвееву отдельные оды. А ещё я знал, что Сергей Саныч много лет дружил с Тарасовым. Семейные праздники, шашлыки, банька, охота и прочее по списку. Всё наше руководство обычно отдыхало вместе, из года в год держась особняком от остального коллектива. Поэтому тут и к гадалке не надо было ходить, чтобы догадаться, на чьей стороне в этом конфликте будет генеральный директор.

- Фамилия? – коротко спросил Сергей Александрович, кивая в мою сторону.

- Захаров.

- Через полчаса жду в своём кабинете, Захаров.

Глава 45

Не скрою, в тот момент в моей душе промелькнуло некое подобие надежды. Причем не только, что я смогу избежать увольнения, но и что Сергей Александрович всё-таки меня услышит и примет все необходимые меры. Потому что иначе на кой хрен самому генеральному вести разговоры с таким, как я? Зачем ему сообщать мне лично о моём увольнении? Для Матвеева я был слишком мелкой сошкой, чтобы так со мной церемониться. Максимум бы отправил меня в отел кадров.

Ага, к той самой Леночке млять, чтобы по иронии судьбы она лично оформляла моё увольнение!

Но Матвеев не зря занимал свой пост, и не зря пользовался уважением среди наших мужиков. Потому что он действительно меня выслушал, задал ряд уточняющих вопросов и только потом сделал несколько важных распоряжений, чтобы устранить все критические моменты на нашем участке.

После своих сбивчивых объяснений генеральному, что произошло, почему и какие я вижу варианты по исправлению случившееся, я конкретно выдохся. А после скотского поведения Тарасова, увидеть адекватное человеческое отношение, стало для меня подобием какого-то чуда, которое одновременно и окрыляло, и выбивало из колеи.

Матвеев будто был рождён для того, чтобы руководить. Седая густая копна волос, складка, что залегла между бровей, и которая только усиливалась, когда я перечислял все возможные риски для производства, нос с горбинкой и очень умные голубые глаза, что сканировали меня насквозь и одновременно вели в уме какие-то сложные вычисления. А быть может и принимали судьбоносные решения. От него исходила такая мощь, такая спокойная сила, что я только и мог, что глазеть на него в немом восхищении, точно пригвождённый к своему месту. И просто впитывать – каждое слово, каждое его движение, каждую эмоцию, которая мелькала на его лице. Как он чётко отдавал распоряжения и пресекал ненужные разглагольствования нижестоящего руководства. Не повышая голоса, спокойно и твёрдо. Но при не было ни единого сомнения, что никто не посмеет его ослушаться или попытаться что-то утаить по данному вопросу. В тот момент, Сергей Александрович был для меня живым олицетворением того, каким бы руководителем хотел бы я стать через много-много лет. Да пускай даже на этом самом заводе. А что? Как говорится, чем чёрт не шутит. И плох тот солдат, который не метит в генералы.

Пока я мысленно строил свои наполеоновские планы, Матвеев уже расправился со всеми поручениями. Какое-то время он просто молчал.

- Напомни, какая там у тебя профессия по диплому? – наконец поинтересовался он, окинув меня долгим, пристальным взглядом.

- Специалист по металлургии цветных металлов и сплавов.

- Понятно. Ну мозги значит есть, уже не плохо. Управленческие функции тебе, конечно, надо бы подтянуть. Да и ораторское мастерство тоже требует… корректировки, - усмехнулся Матвеев. Вероятно, вспомнил все те матерные выражения, которые я декламировал в кабинете своего начальника.

- Зачем?

- Николай Семёнович что-то подустал, хочет больше времени уделять семье, внукам, - спокойным, будничным тоном сообщил мне Матвеев. – Значит, так. С завтрашнего дня будешь принимать у него дела. У вас две недели, Галиев будет контролировать процесс, чтобы вы друг другу глотки не перегрызли. Вот заодно и отточишь свои коммуникативные навыки и потренируешься в ораторском искусстве.

Чего-о?!!

- Погодите, в смысле принимать дела?! – подскочил я. – Сергей Александрович, вы… вы что серьёзно? Я?!!Я буду принимать дела у Тарасова?!

- Ну не я же, - пожал плечами генеральный. А я обессилено рухнул на стул, не понимая причин такого решения. Может я что-то не так понял или ослышался? А может я тупо сплю?! Сейчас прозвонит будильник, и я проснусь.

Что это ещё за аттракцион невиданной щедрости?!

- А ты чего растерялся? Мне кажется или в кабинете Тарасова ты был более бойким, Захаров? Или ты не рад повышению?

- Рад! Если вы не шутите, конечно… - сконфуженно пробормотал я. Вот весело будет, если он сейчас реально возьмёт и скажет мне: «Захаров, ты – наивный идиот. Жопу поднял и пошёл с вещами на выход!».

- Не шучу. Только я что-то по-прежнему не наблюдаю радости на твоём лице, - подначил меня Матвеев.

- Да я просто в шоке… Сергей Александрович, ну сами подумайте – кто я, а кто Тарасов! Вы же с ним… много лет. Друзья там в конце концов… – выпалил я то, что крутилось в тот момент у меня в голове. Потому что мой мозг напрочь отказывался соображать и формулировать какие-либо умные фразы, за которые мне бы потом не было стыдно. По-хорошему, мне надо было улыбку во все тридцать два зуба на лицо навесить и в ножки Матвееву упасть, рассыпаясь в благодарностях за такую оказанную честь, а не делиться с ним своими сомнениями. Но, как говорится, из песни слов не выкинешь…