— По ощущениям, как три кило горячих сарделек, — комментирует Саша, оценив комок в пеленке. — Ну он тяжелый, горячий и… определенно человек. На бобра не похож.
— Слушай, он, конечно, не красавец, но мне нравится результат. Скажем так, я почему-то его уже немного люблю, только пока не понимаю, чем он это заслужил.
Мы смотрим друг другу в глаза и улыбаемся, а мелкий Дантес как будто уже злой на целый мир — лежит на животе Пушкиной и (наверное) пялится на нас недовольно.
— Только не говори мне, что это в первый и последний раз, — шепчу я, разглядывая потустороннее инопланетное лицо маленького Дантеса. — Если что, я готов предоставить тебе еще девять пальцев.
Пушкина изучает нашего «мальтибуля» и улыбается ему, как обычно мне. Это приятно согревает изнутри. Получается, теперь она всегда будет со мной? Получается, она родила мне еще одного Дантеса?
— Ладно, — вздыхает Алекс. — Девять пальцев, я поняла.
— Молодой человек, вам в травму надо, палец синеет, — ворчит врач и забирает наше чудо-чудное у Пушкиной. — Так, а вас, мужчина, — это уже Жоржу, — давайте-ка посмотрим.
Мелкого вытирают, замеряют, слушают под его непрекращающееся недовольное ворчание, а мы с Саней еще какое-то время залипаем.
— Красиво стелет, — вздыхает Пушкина.
— Ага, будто песни поет.
— Проваливай уже, — Саша, явно придя в себя, толкает меня в плечо, — жду тебя в палате загипсованного.
Из больницы я выхожу уже с широченной улыбкой, и тут же попадаю в руки счастливой толпы родственников. Приходится минут десять объяснять, зачем мне в травму.
— Назвали-то как?
— Жорж Шарль Дантес, конечно!
— Ж-жорж? — переспрашивает Маша, округлив глаза.
— Ну в честь Дантеса.
— И Саша за? — недоумевает сестра.
— Ну она предлагала Владимиром.
— А, ну в честь Дантеса? — поддакивает она, а я закрываю ладонью лицо.
— Меня одни неучи окружают?
— Никто не знает, кто такой этот твой Жорж, — закатывает глаза Маша. — Ну Жорж так Жорж. Мы, правда, плакатики заказали. И там не Жорж...
— А кто?
— Если честно, мы были уверены, что вы назовете его Сашей.
— Да, — все поддакивают.
И дед, и Эмма, и Арнольд.
— Ну мы там поправим, — смеется Эмма.
— Да и Феля все равно сожрала кусок плаката, — кивает дед. — Жорж... Да уж. Это вроде бы Георг? Ну, добро пожаловать. Жорж Шарль Александрович Дантес. Такого этот чертов мир точно не ожидал.
