Врата рая - Эндрюс Вирджиния

Когда я повернулась влево, то увидела, что то же самое произошло с зеркалом на другой стене и с зеркалом в стенном шкафу. Везде остались одни только рамки. Сгорая от любопытства, я поехала дальше. Около громадной с балдахином кровати, почти такой же, как моя, стояли красные атласные туфли. На спинку кровати было накинуто вишнево-красное вечернее платье с кринолином, пышными рукавами и гофрированным воротником. Откинутое стеганое одеяло создавало впечатление, будто кто-то встал только что с постели.

В комоде, который находился дальше по правой стороне, были выдвинуты все ящики. Через их края свешивались различные предметы женского белья и чулки. Словно кто-то бешено рылся во всех этих ящиках в поисках спрятанных драгоценностей.

На комоде и на столах лежали открытые коробки с украшениями. Я видела сверкающие ожерелья, сережки с драгоценными камнями, браслеты с брильянтами и изумрудами, которые были разбросаны как попало. Поняв, что вторгаюсь в чью-то жизнь, я начала откатываться назад и внезапно уперлась в стену. Когда я обернулась, то наткнулась на горящие глаза миссис Бродфилд.

Она выглядела как после скоростного бега. Ее лицо было ярко-красного цвета. Вместо обычно аккуратно причесанных назад волос на ее голове, как оборвавшиеся струны рояля, торчали вверх взбунтовавшиеся пряди. Поскольку я сидела в коляске довольно низко и смотрела на нее вверх, ноздри сестры казались больше обычных и напоминали ноздри быка. Она тяжело дышала, ее полная грудь поднималась и опускалась, выпирая из тесной, стерильно белой сестринской формы. Казалось, что пуговицы сейчас вот-вот отскочат, а сама она взорвется прямо на моих глазах. Я начала двигаться к выходу, но она быстро протянула руку и схватилась за рукоятку коляски, не дав мне возможности увезти себя.

— Что вы здесь делаете? — потребовала она резким, угрожающим тоном.

— Делаю?

— Я пришла в вашу комнату и обнаружила, что вас нет в кровати и что коляска исчезла. — Она сделала глубокий вдох и схватилась за горло. — Я звала вас, зная, что вас нет внизу, и затем начала искать по коридору, даже не предполагая, что вы отправились в этом направлении. Я не могла представить… Я была почти уверена, что с вами что-то случилось в одной из этих комнат.

— Со мной все в порядке.

— Вы не должны быть здесь, — заявила она, подойдя сзади к коляске и поспешно вывозя меня в коридор. — Мистер Таттертон специально просил, чтобы никто сюда не приходил. Он обвинит меня, подумав, что это я привезла вас, — сказала она, выталкивая коляску из двери и внимательно посмотрев в обе стороны коридора, прежде чем следовать дальше.

Я думала, что она ведет себя нелепо, так поспешно и боязливо увозя меня отсюда.

— Тони, конечно, не будет иметь ничего против того, чтобы я приезжала на эту сторону коридора, — заверила ее я.

Но миссис Бродфилд не сбавила скорости. Было очевидно, что она напугана возможностью потерять свое место.

— Если он узнает, я скажу ему, что это была моя инициатива, миссис Бродфилд.

— Это ничего не изменит. Я отвечаю за вас. Я вышла всего на несколько минут, чтобы немного пройтись и подышать свежим воздухом, и посмотрите, что произошло. Вы проснулись, перетащили себя в коляску и отправились бродить по дому.

— Но почему Тони должен возражать против этого?

— Может быть, в этом доме есть места, которые стали небезопасными… прогнившие полы или еще что-нибудь. Откуда мне знать? Он говорит мне только то, что он хочет. Это достаточно просто. Кто бы мог подумать, что вы поступите так? О Боже! — Она быстро свернула в мои комнаты.

— Я спрошу его, когда он придет.

— Даже не вздумайте упоминать об этом. Может быть, он не узнает и все обойдется.

Она остановилась около моей кровати и отступила назад, продолжая смотреть на меня и качая головой.

— Кто-нибудь еще живет здесь, не правда ли? Кто это?

— Кто-нибудь еще?

— Ну, кроме Тони и прислуги и нас с вами. Той комнатой, похоже, пользуются.

— Я больше никого не видела. Вы начинаете воображать какие-то вещи, выдумывать какие-то истории. Мистер Таттертон придет в бешенство. Не говорите об этом больше ни слова, — предупредила она. Ее глаза стали узкими и холодными. — Если у меня будут неприятности из-за этого… пострадаем мы обе, — добавила она тоном, в котором явно слышалась угроза. — Я не собираюсь терять эту работу из-за того, что какая-то искалеченная девчонка нарушает правила.

Искалеченная девчонка! Никто никогда не вешал на меня такого ярлыка. Гнев переполнил меня и вылился слезами, хлынувшими из моих глаз. То, как она произнесла слово «искалеченная», прозвучало как унижение человеческого достоинства.

Я не была искалеченной девчонкой!

— Я звала вас, — твердо заявила я. — Я хотела есть, но никто ко мне не подошел. Даже уже сев в коляску, я снова звала вас.

— Я отлучилась, повторяю, всего на несколько минут. И уже возвращалась назад. Вам надо быть более терпеливой.

— Терпеливой! — воскликнула я.

На этот раз, когда наши взгляды встретились, я не отвела своих глаз. Бунт разгорался во мне, как большой пожар, и я гневно уставилась на сестру. Она попятилась, словно получив пощечину. Ее лицо стало ужасным, рот открывался и закрывался, как бы подыскивая слова, глаза то расширялись, то суживались. На висках через ее тонкую чешуйчатую кожу проступили похожие на паутину вены. Она придвинулась ко мне на несколько шагов.

— Да, терпеливой, — повторила миссис Бродфилд презрительно. — Вы испорчены вашим воспитанием. У меня были и раньше пациенты вроде вас — богатые молодые девчонки, которые были избалованы и получали все, что хотели, и всегда, когда бы ни пожелали. Они не знают, что это такое — жертвовать и бороться, испытывать нужду, переносить боль и страдания. Вот что я вам скажу, — продолжала она с лицом, искаженным злобной улыбкой. — Богатые, избалованные, испорченные люди — слабые люди, у них нет сил бороться с бедой, когда она сваливается на них, и они становятся искалеченными… Они — инвалиды, попавшие в ловушку из-за своего богатства и роскоши, настоящие глупые пустышки. — Сестра соединила руки и стала отчаянно их растирать, как обычно делают озябшие на холодном воздухе люди. — Это глина, из которой можно что-то слепить, а сами они уже не могут сделать из себя ничего. Да, они еще нежные и хорошенькие, но в то же время похожи… — Она посмотрела на комод. — Похожи на шелковое белье, которое приятно потрогать и поносить, а потом отбросить в сторону.

— Я не такая. Не такая! — закричала я.

На этот раз она улыбнулась так, словно говорила с круглым идиотом.

— Вы не такая?! Почему же тогда вы не выполняете моих указаний и не делаете того, о чем я говорю, и тогда, когда я считаю нужным, вместо того чтобы перечить мне на каждом шагу?

— Я делаю это. Я только… — Слова застряли у меня в горле. Мне показалось, что я сейчас задохнусь.

— Да?

— Мне так одиноко. Я потеряла своих родителей, я потеряла своих друзей, я… я…

Она кивнула головой, поощряя меня сказать это. Но я не хотела этого говорить и не могла.

— Изувечена?

— НЕТ!

— Да, вы изувечены! И если не будете слушать то, что я вам говорю, останетесь изувеченной. Этого вы хотите?

— Вы не Бог! — огрызнулась я, не в силах побороть охватившее меня отчаяние.

— Нет. Я никогда и не говорила, что я Бог. — Ее спокойный, деловой тон еще больше разъярил меня. — Но я опытная сестра, специально обученная, чтобы лечить людей вроде вас. Однако что толку в этом обучении, если пациент упрям и избалован и отказывается выполнять указания? Вы думаете, что я жестока? Может быть, это так и выглядит, но на самом деле это не так. Я жестока только для того, чтобы сделать добро. Вы не прислушивались к тому, что я говорила вам… богатые избалованные девочки, такие, как вы, слабые, у них не хватает твердости, когда им приходится сталкиваться с трудностями. Вы должны проявить упорство, примириться со своим одиночеством, образовать вокруг себя что-то вроде коры… затянуть свои раны, с тем чтобы вы могли бороться, иначе останетесь слабой и та уродливая сила, которая сделала вас инвалидом, не выпустит вас из своих рук. Вы что, хотите этого?