Рисунок по памяти (СИ) - Воробьёва Татьяна

— Пожалуй, теперь я вижу, почему Саид говорит, что тебя нельзя выпускать из вида надолго, — низкий голос Зейна с шутливой, но при этом нежной интонацией, прозвучал над самым ухом.

Хадижа повернулась, встретившись с темно-карими глазами, в которых кроме озорного огонька, был и плохо скрываемый отблеск тревоги. Он волнуется за неё.

— Ас-саля́му але́йкум, Зейн, — поздоровалась она, — Все совсем не так плохо, как кажется, — запротестовала она.

Мужчина же просто подхватил ее на руки, так что Хадиже оставалось только обхватить шею мужа.

Он вернул Хадижу на покинутую минутой ранее постель, а сам сел перед ней и с вниманием врача-практиканта начал осматривать ногу в повязке:

— Болит?

— Почти нет, — покачала головой девушка, вздрогнув, как только ощутила, как его пальцы нежно и легко прошлись по стопе.

— Как это случилось? — задал он тот вопрос, который Хадижа и ожидала, и боялась услышать.

Врать не хотелось абсолютно, но сказать всю правду тоже казалось нереальным. А вдруг Зейн пойдет разбираться с Саматом за попытку похищения, которую никто не может доказать? И если там еще и завяжется драка. А что дальше? Арест? Тюрьма? Позор для всей семьи?

— Я была в развалинах на краю пустыни и оступилась, — шепотом ответила Хадижа.

— Значит, в развалинах? — лицо Зейна помрачнело на миг.

Девушка заметила, что у дяди Али, тети Латифы так же менялось выражение лица, как только она заговаривала о развалинах. Никто не говорил, что такого в них такого, а это злило, и сейчас Хадижа не выдержала:

— Да, что в этих развалинах такого, что каждый раз, когда о них заходит речь, то у всех такие глаза, словно я своими руками задушила котенка?!

— Твоя мама очень любила эти развалины и часто ходила туда, — став серьезным сказал Зейн.

— И все? — испытывающее смотрела на мужа Хадижа.

— Именно там она встретила бразильца, в которого влюбилась, — голос Зейна стал сухим и безэмоциональным.

— Ясно, — отвернулась Хадижа.

Было видно, что эта тема Зейну неприятна, да и самой девушке стало как-то тоскливо. В комнате повисла режущая тишина, напряженная, вязкая, тяжелая. Уже жалея, что затеяла этот разговор, Хадижа потянулась за альбомом с набросками. Вслед за альбомом потянулась и стопка фотографий, легко соскользнувшая по постели и рассыпавшаяся с тихим шелестом по полу.

— Ой! — вскрикнула Хадижа, посмотрев на цветной калейдоскоп, расстелившийся по ковру.

Зейн стал собирать фотографии и замер, когда наткнулся на ту, где был изображен он. Мужчина в тот момент любовался древней мозаикой. Хадиже нравилась эта фотография, сделанная украдкой: Зейн был здесь какой-то настоящий, кажется, еще секунда и ты сможешь узнать, о чем он думает, что чувствует, что скрывается в задумчивости его мрачной фигуры. Здесь была душа.

— Отдай, пожалуйста, — прошептала Хадижа.

Мужчина протянул фотографии, что успел собрать:

— Ты не только талантливая художница, но и фотограф.

Хадижа покачала головой:

— Фотография — это дело момента. Рисовать мне нравится намного больше. В рисунке можно изобразить прошлое и будущие, фантазию и мечту. Фотографии зачастую предпочитают реальность, иногда жестокую.

В этих словах было столько неясной печали, боли, что Зейн впервые задумался, что пережила Хадижа за те годы, что прожила в приюте. Ему захотелось ее обнять и тем самым хотя бы на немного защитить от всех этих невзгод.

— Хадижа, не составишь мне компанию? Я хотел бы выпить чая.

— Да, но…

Девушка многозначительно посмотрела на свою ногу, но договорить фразу не успела, так как была в тот же миг подхвачена на руки. И ей снова оставалось лишь сильнее обхватить крепкую шею мужчины.

— Не бойся, не уроню, — раздался голос возле уха.

— Я не боюсь, — покачала головой Хадижа, машинально прижимаясь к нему чуть сильнее.

Они спустились на первый этаж в гостиную, где на небольшом столике уже стоял поднос с фруктами, лепешками и сладостями. Зейн бережно усадил свою драгоценную ношу на диван.

— Спасибо, — смущенно прошептала Хадижа, ловя себя на мысли, что, когда он так близко, то ей почему-то очень хочется его поцеловать.

— Не за что, — сам мужчина опустился на кресло напротив.

Служанка тут же принесла горячий чай.

— А где все? — удивилась Хадижа такой пустынности дома.

— Сид Али пошел на рынок верблюдов. Лары Зорайде, Латифа и Самира — на Медину за специями, — ответила служанка. — Не волнуйтесь, госпожа, они скоро вернуться.

— Конечно, — кивнула она.

— Так чем же ты еще занималась в эти дни, кроме опасных прогулок по развалинам? — спросил Зейн, отпивая свой напиток.

— Мы с Самирой съездили в город Шефшауэн, в гробницы Меридинов и каньон Дадес, — стала перечислять Хадижа, — Меня особенно впечатлил Шефшауэн: столько оттенков голубого и синего в одном месте, что казалось, все другие цвета исчезли вовсе.

— Синий и голубой — цвета небесной истины, философии, покорности Божьей воле и смирения, — улыбнулся Зейн.

— Я больше люблю оттенки зеленого и красного, — ответила Хадижа, — Так что там в Рио? Все дела улажены?

Зейн пожал плечами:

— Вполне, конечно, я не бросаю клуб на произвол судьбы, назначил управляющего, но и самому нужно будет появляться хотя бы раз в полгода. Не скажу, что это чем-то отличается от того, как я веду дела в других клубах.

— Других? — наклонила голову Хадижа?

— Да, — улыбнулся Зейн, — У меня клубы в Египте, Саудовской Аравии и Ливии.

— Ух, — выдохнула Хадижа не думая, что сеть клубов настолько широка, — И теперь ты решил освоить Европу?

— Почему бы не попробовать, — улыбнулся мужчина.

— Думаю, это будет несколько сложнее, конкуренция выше, — с хитрой улыбкой проговорила Хадижа.

— Я не отступаю перед трудными задачами, даже наоборот, — вернув ей улыбку, ответил он.

Хадижа не могла точно сказать, о чем этот разговор: о его делах, или о их личных отношениях, но вдруг почувствовала себя неловко. Чтобы как-то оправдать возникшую паузу, Хадижа отщипнула кусочек лепешки и стала усиленно пережевывать.

Звук шагов заставил обоих повернуть голову к входу — гостиную бодрым шагом вошел сид Али. Зейн поднялся навстречу, чтобы поприветствовать хозяина дома.

— Как я рад твоему возвращению, — душевно обнял гостя мужчина.

— Спасибо, сид Али, — поздоровался Зейн с ним.

— Хадижа, — улыбнулся Али, — Как нога?

— Все хорошо, — ответила девушка, — Через пару дней, думаю, смогу наступать.

— На все воля Аллаха. Я присоединюсь? — мужчина сел в кресло, где до этого сидел Зейн.

— Мы в вашем доме, — Зейн пересел на диван рядом с Хадижей.

— Как прошла твоя поездка? — спросил дядя Али.

— Все отлично, — ответил Зейн.

Дальше мужчины обсуждали рынок верблюдов и золота, дела красилен и какую-то новую экономическую политику Марокко. Хадижа не особо вслушивалась в разговор, ощущая лишь аромат одеколона Зейна: нотки сандала смешивались с чем-то фруктово-цветочным и одновременно до невозможности приятным, — мурашки на коже коснулись даже кончиков пальцев; захотелось уткнуться в плечо мужчины, и она позволила себе придвинуться к нему чуть ближе.

— Оставайся здесь Зейн, теперь ты часть семьи, — предложил сид Али мужчине, — К тому же Хадижа не будет так скучать.

— Спасибо, сид Али, — благодарно улыбнулся Зейн, взглянув на жену, продолжил, — Я не дам ей заскучать.

Хадижа почувствовала, как щеки заалели, хотя и понимала, что Зейн не имел ничего стыдного в виду.

— Вот и славно, — с хитрой улыбкой проговорил Али, посмотрев на супругов, и хлопнул в ладоши.

На все воля Аллаха, но самому Али очень хотелось, чтобы у этих двоих все сложилось, ради них самих и ради Жади, которую он всё же не смог уберечь.

«Аллах, соедини их сердца неразрывными нитями, — взмолился про себя Али, — Пусть друг в друге они найдут истинное счастье».

Хадижа сидела во внутреннем дворе, возле декоративного бассейна, в котором плавали лепестки роз, распространяя свой аромат в каждый уголочек этого тихого места. Здесь было не так жарко, как на балконе, но света вполне хватало, чтобы рисовать.