Мой Блэк, Моя Рэд (ЛП) - Мичел П. Т.

— Касс? — кричу я, хотя знаю, что это не она. Касс обычно разрезает яблоки специальной штуковиной, которая режет их на восемь идеальных частей одним махом. Она никогда не чистит яблоки.

Я возвращаюсь к столешнице, снова зову Касс по имени, смотря на двери. Смогу ли я добраться до неё вовремя? Когда я делаю еще один шаг, мужской голос небрежно зовёт из тени:

— Здравствуй, Талия. Ты не писала. Не звонила. Это заставляет меня думать, что я тебе совсем не нравлюсь.

Отвратительный холодок пробегает у меня по спине при звуке этого вкрадчивого голоса; я надеялась, что больше никогда его не услышу.

— Ты должен быть в тюрьме, — говорю я фигуре в ботинках, опирающейся на крошечный столик рядом с корзинкой с фруктами. Возможно, я говорю спокойно, но мои внутренности как желе, а руки трясутся так сильно, что мне приходится цепляться за края пальто, чтобы удержать их.

Щёлкнув выключателем рядом с ним, Хейс снимает вязаную шапку, которую носит, и встаёт.

— Да, ну...у нас с начальником есть договорённость.

Он так изменился с тех пор, как мы виделись в последний раз. Его лицо полнее, а голова полностью выбрита, сияя под светом кухни. Скрестив руки на груди, он ведёт себя дерзко, его тело более мощное, мышцы выпирают из-под футболки.

Желудок сжимается, я делаю шаг назад к столешнице, ставя его прямо между нами.

— Какого рода соглашение? — я пытаюсь заставить его говорить, а сама тайком ищу нож, которым он чистил яблоко.

Пристальный взгляд Хейса скользит по мне.

— Наконец-то я понял, чем такое прекрасное вино. Ты определённо стала лучше с возрастом, Талия. Это сделает наблюдение за тем, как жизнь утекает из твоих глаз, намного слаще.

Как только он заканчивает говорить, Хейс бросается влево от столешницы, нож, который я искала, блестит в его руке.

Может, он и нарастил мышцы, но его лодыжка все равно напоминает о себе. Я замечаю, как дёргается его лицо, когда он опирается на нее. Нерешительность в его шаге даёт мне время, чтобы также переместиться влево, сохраняя столешницу между нами.

— Это то, что ты сделал? Ты сбежал из тюрьмы?

Мы делаем два полных круга вокруг столешницы, он преследует меня, а я держусь на противоположной стороне каждый раз, прежде чем он останавливается и щурит глаза.

— Нет, сейчас я застрял в медицинском блоке, все из-за этого ужасного гриппа, — на его лице мелькает улыбка. — Я должен вести себя хорошо, чтобы выйти через восемнадцать месяцев.

Я знала, что он пытается отвлечь меня, поэтому, когда он быстро приближается слева, я направляюсь вправо, мое сердце почти останавливается. Я подражаю его движениям и снова остаюсь вне его досягаемости.

— Зачем бы ему помогать тебе улизнуть? — спрашиваю я и в то же время тянусь за тарелкой на столешнице.

— Потому что несколько лет назад его сын попал в затруднительное положение с наркотиками, и он знает, что я могу свести счёты с ним. — Хейс бросается вперёд, пытаясь порезать меня, когда я хватаю тарелку.

Я вовремя отскакиваю, яблочная кожура улетает. Разбив тарелку о его запястье, я выбиваю нож из его рук.

Крича от ярости, Хейс хватается за столешницу, чтобы удержать равновесие, и мое сердце начинает биться сильнее, когда он понимает, что стол смещается вместе с ним. Сколько ему понадобится времени, чтобы понять, что он не привинчен к полу?

Раздаётся стук в дверь, и мы оба замираем.

— Талия, это Натан. Я услышал какой-то треск. Ты в порядке?

Пока Натан говорит, я быстро хватаю нож с пола.

— Это твой парень? — Хейс спрашивает низким голосом. Когда я качаю головой, его глаза довольно сужаются. — Я понял, что все, что ты говоришь, ложь.

— Беги, Натан! — кричу я, когда Хейс вытаскивает пистолет с глушителем из заднего кармана штанов, а затем делает два выстрела прямо в дверь.

Звук удара снаружи сводит меня с ума. Боже. Он только что убил Натана?

Хейс хихикает и медленно сдувает дымок с пистолета, как в фильмах про ковбоев.

— Один готов, — говорит он, затем достает что-то из кармана брюк.

Когда он поднимает нитку чёрного жемчуга, которую дал мне Себастьян, а затем обматывает ее вокруг пистолета, размахивая, во мне вспыхивает ярость.

— Я не позволю тебе разрушить все в моей жизни, — крича от ярости, я бросаю нож так сильно, как только могу, и я потрясена, когда он вонзается в плечо Хейса.

Ревя от боли, Хейс роняет пистолет, чтобы схватиться за руку.

В ту же секунду, когда его пистолет падает на пол, я быстро хватаю жемчуг, а затем пинаю пистолет через кухню, надеясь дать себе время, чтобы добежать до двери.

Мои пальцы едва касаются ручки, когда его твердая рука хватает меня за талию, а другой дергает за волосы назад.

— Я вижу, ты все еще маленькая обманчивая сучка! — он шипит мне в ухо.

Глаза слезятся от его болезненной хватки, я пытаюсь освободиться от него, но он просто смеётся и забирает жемчуг из моей руки.

— Потребуется больше, чем нож для резки свиней. Ты понятия не имеешь о глубине своего предательства, но скоро поймешь, — говорит он прямо перед тем, как пару раз обмотать нитку жемчуга вокруг моей шеи. Отпустив мои волосы, он быстро сжимает рукой жемчужины на моей шее.

— Вот тебе кратко, что должно произойти, — хрипит он, когда начинает душить. — Я буду сжимать твою шею, пока трахаю тебя, пока ты не кончишь или не потеряешь сознание.

Я пытаюсь вздохнуть, шиплю от ненависти, но не могу. Горло закрыто, лёгкие болезненно пульсируют. Он усмехается, в восторге от моей борьбы и моего страха, когда он грубо засовывает другую руку в мое платье и вниз к моему лифчику.

— Классные сиськи. Черт возьми, у тебя крутое тело. Такое расточительство. Я заставлю тебя заплатить за все твои грехи, Талия. Ебать и душить, ебать и душить. Я буду делать это снова и снова. Ты получишь то, что заслуживаешь, и когда я закончу, я прослежу, чтобы ты сделала последний вздох.

Я борюсь, чтобы оставаться в сознании, но все перед глазами расплывается, когда его мстительные обещания пульсируют в моей голове, как смертельный звон снова и снова.

Меня будит хрюканье. Горло горит, шея и спина болят. Я нахожусь посреди кухни, там, где обычно находится стол, который теперь стоит у основной поверхности кухни. Я пытаюсь выпрямиться, но сижу в кухонном кресле, прикованная наручниками, мои лодыжки привязаны к каждой ножке стула кулинарной нитью.

Мое сердце содрогается при виде крови, размазанной по коленям и внутренней поверхности бедер, где юбка моего платья задрана. Красные пятна проступают и по краю пальто, и вдоль ног. Я сглатываю и тихо выдыхаю от облегчения, когда я не чувствую никакой серьезной боли между ног или любой другой части моего тела. Должно быть, кровь Хейса.

Я быстро поднимаю глаза, когда Хейс тащит Натана в мою квартиру. Натан не двигается и не борется вообще. Я опускаю взгляд и прикусываю губу, чтобы сдержать вопль, что он может быть мертв.

Мой взгляд падает на наручники, и я моргаю, когда замечаю какую-то замысловатую гравировку на каждой манжете. Я медленно поворачиваю запястья так, чтобы свет падал прямо на них.

Когда я смотрю сделанную на заказ гравировку буквы R на одной манжете, и B — на другой, слезы застилают глаза. Я должна была доверять ему. Я не заслуживаю Себастьяна. Когда я склоняю голову, думая, что навлекла все это на себя, слова Себастьяна возвращаются ко мне.

«Никогда не прекращай бороться, Талия. Твое упорство, несмотря ни на что — одна из твоих самых замечательных черт».

Я поднимаю взгляд на заколку для волос, висящую у меня перед лицом, и мое сердце подпрыгивает. Я буду продолжать бороться, Себастьян. Я опускаю волосы близко к рукам и снимаю зажим с прядей, затем начинаю сгибать его назад и вперед, пока не отламываю тонкий кусочек металла.

Прежде чем я успеваю поработать с наручниками, Хейз смотрит в мою сторону.

— Я вижу, ты очнулась. Когда он смеется и роняет обмякшее тело Натана на пол в гостиной, я сжимаю кусок металла в кулаке. Он приближается, его тон весёлый, несмотря на повязку, которую он повязал вокруг руки, чтобы остановить кровотечение.