Синдром отмены (СИ) - Ронис Александра

Первое время, просыпаясь по утрам, она даже глаза боялась раскрывать — казалось, что все может оказаться сном и рядом не будет Димы. Пока он спал, она подолгу разглядывала его лицо. Широкий лоб, вдоль которого пролегла глубокая морщина, нос с небольшой горбинкой, острые скулы, колючую щетину на подбородке. Каждая черточка его лица была такой родной, такой любимой. И все ее необоснованные страхи постепенно рассеивались, растворялись в его теплой улыбке и крепких объятиях. Чувства, которые ей пришлось прятать так долго, теперь переполняли Аню настолько, что она едва сдерживалась от того, чтобы все время не лезть к Диме с объятиями и поцелуями, хотя очень хотелось. Эти неудержимые потоки эмоций, словно волны, накрывали ее при одном только взгляде на любимого мужчину. С каждым днем все больше и сильнее. Иногда казалось, куда еще сильнее? Ведь сильнее, чем сейчас, любить уже просто невозможно! Но бабочки, порхающие в животе, говорили об обратном. Эта безмерная, безграничная любовь росла и росла.

За крепким плечом Калинина ей было так хорошо и спокойно, что и Диана, чувствуя состояние матери, уверенными шагами шла на поправку. Аня с затаенной радостью наблюдала за тем, как дочь вновь становится подвижной и веселой. Когда через некоторое время после выписки врач посоветовал хотя бы на зимнее время сменить климат на более теплый, Дима заговорил о переезде. Он сразу дал понять, что ради здоровья дочери готов оставить свою привычную жизнь в Москве, начать все с нуля на новом месте. И вскоре Аня, никогда раньше не бывавшая на море, с восхищением не меньшим, чем у Дианы, разглядывала синюю, бескрайнюю гладь воды. Первое время они жили в съемном доме, а уже через месяц купили свой, — в тихом месте, но при этом рядом с морем и недалеко от районного центра.

Аня не могла нарадоваться. Теперь они с дочкой могли проводить на улице почти весь день, не боясь простуд, а море и горный воздух сотворили настоящее чудо, окончательно убрав с лица малышки нездоровую бледность. Какое же это было счастье, что не нужно было постоянно беспокоиться о том, чтобы Дианка не заболела, как это было в Москве. Там Ане приходилось всегда быть начеку — оберегать дочь от малейшего дуновения ветра и одевать в теплую одежду, даже в летнее время, ведь даже летом климат там был очень переменчив. На новом месте тепло было всегда, и здесь Аня могла просто наслаждаться времяпрепровождением с дочерью, позабыв о своих страхах. Тем более что совсем скоро одна из бабочек, порхающих в ее животе, приобрела вполне отчетливую физическую форму. И уже следующей осенью на свет появился сынишка.

Говорят, любовь живет три года. К ним данное утверждение точно не относилось. За это время Калинин окончательно убедился в том, что Аня та единственная, жить без которой он уже не сможет. В ней одной воплотилось все то, что он когда-то до нее искал во многих других — Аня одновременно была и умелой хозяйкой в их большом доме, и страстной любовницей в постели, и заботливой матерью для его детей.

Целыми днями она занималась домом и детьми, а вечерами встречала его с работы и кормила вкуснейшими блюдами. И никогда ведь не жаловалась на усталость. Наоборот, порхала по дому, словно бабочка, одаривая его нежной улыбкой и ласковыми прикосновениями, от которых сразу просыпалось желание. Она порхала, а он смотрел на нее и не мог налюбоваться. Мысленно благодарил судьбу за то, что когда-то свела их на одном жизненном пути, и даже представить боялся, что все могло сложиться иначе — что в тот поздний весенний вечер в его кабинете не оказалась бы та бледная, истощенная девчонка-подросток с затравленным взглядом, которую он тогда не посчитал даже симпатичной. Ведь он мог просто не заметить ее, пройти мимо и не узнать, какая она на самом деле. Не узнал бы, как она может любить, и как, оказывается, умеет любить он сам. Не увидел бы, как, будучи любимой и защищенной от невзгод, она превратилась в красивую, молодую женщину, вслед которой оборачиваются мужчины. Светлые волосы, загорелая кожа, длинные стройные ноги, аппетитные выпуклости груди, увеличившейся после вторых родов — все это словно магнитом привлекало к ней чужие взгляды, вызывая у него жгучую ревность. Хотя он и знал, что все внимание Ани принадлежит лишь ему и детям.

***

Домывая посуду, Аня из окна кухни любовалась на заходящее за горы солнце. Да, жизнь ее была однообразной, но тем ей и нравилась — она не жаждала никаких перемен. Она была счастлива уже в этих простых мелочах — обустройстве их семейного быта, заботе о детях, в том, что Дима рядом. Больше всего она любила вечера, когда вся семья была в сборе и из гостиной доносились радостные визги детей. Основным местом для игр являлся пушистый ковер, на котором повсюду были рабросаны многочисленные игрушки дочери и сына.

Когда Аня вышла из кухни, любимая Дианкина игра «перелезть-через-папу» была в самом разгаре, а рядом с ними крутился двухлетний Андрюшка.

— Доча, ну ты совсем папу замучила, дай ему отдохнуть, — ласково пожурила Аня дочь, но сама знала, что Диме эта возня в удовольствие.

Дианка росла настоящей «папиной дочкой», и с негласного позволения отца ей было дозволено все. А Диму, казалось, совершенно не раздражало то, что в доме всегда шумно и везде разбросаны игрушки, и покоя нет, даже, когда он только пришел с работы. На радость детей, Дима всегда был готов бросить все дела, чтобы поиграть или отправиться на прогулку. И не просто для «галочки», а потому, что ему действительно было интересно проводить с ними время. Он хотел видеть, как они растут, замечать их маленькие достижения, учить чему-то новому. Младенчество Дианы он пропустил, поэтому в уходе за сыном старался принимать самое активное участие, не страшась грязных подгузников и ночных дежурств у его кроватки. Впрочем, Андрюшка был спокойным ребенком и ночами спал хорошо, позволяя родителям провести это время вдвоем. Время, когда они наслаждались не только физической, но и эмоциональной близостью. Достаточно было просто находиться рядом, держаться за руки и не нужно было лишних слов, чтобы понимать друг друга.

Вечерами Калинин любил покурить на веранде, глядя на темное южное небо. Уложив детей, Аня всегда выходила к нему, чтобы посидеть вместе в тишине, нарушаемой лишь стрекотанием цикад. Вот и в этот раз, прикрыв дверь в дом, она тихо опустилась на подлокотник его кресла. Ловким движением Дима тут же пересадил ее к себе на колени, крепко обнял и поцеловал в обнаженное плечо.

Аня протянула руку к его лицу, прижала ладонь к колючей щеке.

— Я. Тебя. Люблю, — только и смогла произнести, понимая, что всех слов на свете не хватит, чтобы выразить ее чувства. И вдруг, поддавшись минутному порыву, задала вопрос, на который долго не решалась: — Дим, ты не жалеешь, что уехал из Москвы?

Он покачал головой.

— Нет.

Она почти физически ощущала на себе его пристальный, изучающий взгляд, и уже пожалела, что задала этот вопрос. Не стоило, наверно, бередить старые раны.

— А по работе в полиции не скучаешь? — все же снова спросила, опустив глаза. Она до сих пор чувствовала свою вину за то, что ему пришлось уволиться с любимой работы.

— Нет, не скучаю, — Дима улыбнулся. Улыбка затронула его губы, но глаза остались серьезными. — Ань, у меня в жизни теперь есть вещи поважнее.

— Это какие же? — она ласково провела пальцами по его волосам.

— Вот такие, — он притянул ее к себе и поцеловал.

Аня улыбнулась и, обвив руками его шею, прижалась теснее.

— Знаешь, а все равно ты для меня навсегда останешься майором Калининым, — едва слышно прошептала она.

Дима ничего не ответил, лишь крепче сжал ее в своих объятиях.

Каждый должен за все ответить. И каждый из них по-своему ответил за свои грехи, заплатил свою цену за счастье. Но в одном Аня была права — кем бы он ни был теперь, в душе он так и остался майором Калининым. Ведь бывших ментов, как известно, не бывает.

Конец