Пуанта (СИ) - Тес Ария

Это да. Знаю, что да, но вместе с тем не согласна с его умозаключениями, поэтому пока решаю тему эту не трогать.

— Что было с той девушкой, которую столкнули с лестницы?

— Ох…все было плохо.

— Она была…одной из твоих?

— Должна была стать, но я в нее влюбился.

Интересно. Поднимаю брови, а Макс слегка улыбается и жмет плечами.

— Она оказалась с характером, хорошей при том. Ее родители были набожными, поэтому секс получить там было фактически нереально, но для меня это был вопрос чести. Мы долго общались, и…я понял, что она — другая. Знал, что не выйдет с ней, да и не хотел уже этого. Если честно, с ней я хотел быть лучше и был лучше, но потом случилась та вечеринка…Роковой случай. Не надо было мне ее туда приводить…

— Ее столкнули?

— В один момент я услышал жесткий грохот, а когда подбежал к подножию — она лежала на полу. У нее изо рта шла кровь…я тогда дико испугался…

— Понятное дело…

— Врачи сказали, что у нее сломан позвоночник — она не сможет больше ходить. Ужасный диагноз. Я пришел к ней в палату, хотел, чтобы она знала — мне плевать, я все равно буду с ней рядом и не брошу, но…В общем у нее истерика случилась, и она меня выгнала. Орала, что ненавидит, что это моя вина, что…Знаешь, — усмехается вдруг, указывая на себя, — Может быть в конце концов это мой бумеранг? Из-за меня человек, который не сделал никому и ничего плохого, пострадал, и теперь точно также страдаю я.

— Макс…

— Я не знал, что ее столкнули… — тихо обрывает меня Макс, отказываясь от поддержки, — Но Лекс догадался сразу. Накануне как раз произошел разлом в нашем маленьком клубе. Последнее соревнование, которое выдвинули…оно было…максимально ужасным.

— Что за соревнование?

Макс молчит. Теперь я даже не знаю, а скажет ли? Вижу, что как будто решиться не может, поэтому двигаюсь к нему ближе и кладу свою руку на него, как бы говорю: Макс, теперь ты не будешь один. Я с тобой. Он не реагирует. Точнее как? Он смотрит только на наши пальцы, но не мне в глаза, когда тихо произносит…

— Это был секс на скрепление.

— Что?

— Это был даже не спор. Это был какой-то больной акт "скрепления" наших уз, как во всяких трешовых фильмах бывает. С кровью, так что это должна была быть обязательно девственница, жестко. Сразу все. Везде. И плевать на нее…

О боже.

— И…ты…

— Нет, — мотает головой, потом все таки смотрит на меня и шепчет, — Мы с Араем и Лексом на такое готовы не были, испугались, если хочешь, и не пришли. Уже до этого все стало не таким веселым, и все больше нас троих тяготило. Странное такое ощущение появилось, когда ты понимаешь: я делаю что-то неправильно. Давит…на грудь, знаешь?

— Да…

— Но остальным было нормально. Что меня больше всего поразило — Ксении было нормально. Она…уходить не собиралась, продолжала и подначивала. Это все вообще ее идея. Мы на этой почве рассорились в пух и прах, а потом расстались.

— Поэтому Лекс думал, что это она толкнула ту девушку?

— Да. Он мне говорил, что с ней что-то не так, что она странная, что она его пугает…Меня она тоже стала пугать, если честно. Я чувствовал опасность, но Ксюша после того, что случилось…она пришла ко мне в слезах, говорила, как это было мерзко — тот последний спор, — как она испугалась…

— Что она не ожидала, что они это действительно сделают?

— Да…откуда ты знаешь?

— Догадалась. И ты поверил…

— Я думал, что она — мой друг, — тихо подтверждает, а я еще тише спрашиваю.

— Но девушка была?

— Да.

— Что с ней стало?

— Я не знаю. Я об этом ничего не знаю, клянусь. Меня там не было.

Молчим снова. Я не знаю, что на это ответить — воистину ужасно, но виню ли я его? Зная всю историю? Не знаю. Больше нет, чем да — он ведь был ребенком сам. Запутавшимся мальчишкой, у которого не было матери, и чей отец был слишком занят своими миллионами, чтобы ему помочь. Он только глушил последствия, но не объяснял ничего. И по итогу, кто в этом на самом деле виноват? Макс или родители? Мария, которой было восемнадцать, и которая сама не умела строить отношения с мужчиной, а уже была замужем, и даже больше, была матерью? Петр, которого воспитывал жестокий, по-настоящему жестокий и холодный человек? Наверно, все же правы люди, когда говорят: родителями надо быть, когда ты сам уже не ребенок и когда ты готов. А может я просто слишком его люблю и выгораживаю? Не знаю, но знаю, что буду на его стороне все равно. Искать оправдания, защищать, мне плевать — я, наверно, могу его понять, потому что хочу понять. Осудить легко, это легче остального, а вот принять любым — это уже сложнее. Не тем красавчиком, а всех его демонов. Уродливых, страшных, насмехающихся — это сложнее, но это и есть любовь, в конце концов. Принять полностью…

— Ты можешь снять кольцо, Амелия… — тихо говорит, и вот он этот момент.

Перипетия. Повернёшь направо: снимаешь кольцо и уходишь, а потом страдаешь всю жизнь без своей любви, сдаешься. Повернешь налево: надеваешь кольцо плотнее и действительно стареешь понять и принять, работаешь и трудишься ради своей семьи. Для меня здесь выбора как будто бы и нету, но для кого-то может быть, и это тоже нормально. Ты сам выбираешь свою судьбу, в конце концов, поэтому я улыбаюсь, поднимаю глаза и тихо цыкаю.

— Сколько раз повторять, что я сниму его, только после того, как ты купишь мне новое?

— Амелия…

— Макс, нет, послушай… — перебираюсь к нему обратно, обнимаю и, уткнув лицо в грудь, шепчу, — Ты был ребенком сам. Злым и одиноким, поэтому тобой управлять было просто. Ты виноват, что не прекратил все это, я тебя тут оправдывать не буду. Ты должен был помочь девчонке, но с другой стороны…Я очень сомневаюсь, что ты мог что-то сделать.

— Я…

— Серьезно. Я по себе просто сужу. Меня никто не смог бы сбить с моего курса, а раз она согласилась на всю ту дичь, значит и ее не могли. Был вариант сообщить учителям, конечно, но вряд ли в твоем возрасте найдется кто-то достаточно смелый, чтобы это действительно сделать. Что касается остальных твоих…развлечений. Макс, когда мы проходили через такое же, я точно знала: это мой выбор. Ты никогда на меня не давил и ничего не заставлял делать — я этого хотела. Даже не из-за тебя, хотя ты и играл огромную роль, я просто хотела попробовать. Мне было любопытно. Я на многое ответила отказом, и ты это все принимал. С ними было иначе?

— Нет.

— Значит они сами этого хотели. Просто ты…очень убедительный, к тому же секс с тобой — это что-то на потрясающем…

Мы тихо смеемся, и тогда я поднимаю глаза, чтобы встретиться с его и еще тише добавляю.

— Ты просто знаешь, что тебе не будет больно, а будет очень хорошо. Почему тогда не попробовать, если ты этого действительно хочешь? Вряд ли по итогу они о чем-то жалели. Потому что я не жалела, слышишь? Никогда. Ни об одном разе я не жалела.

— С тобой всегда все было иначе, малыш. Я и половины не делал…

— Если бы я почувствовала, что для меня это слишком, я бы отказалась. Ты бы стал давить?

— Да.

— Заставлять?

— Нет, но уговаривать и манипулировать — да. Прости.

— А если я бы не поддалась на твои уговоры и манипуляции? Что тогда?

— Ну…

— Ты бы взял это силой?

— Я этого никогда не делал и не собираюсь начинать. Никогда.

— Что мы тогда обсуждаем? Ты сам сказал: вы были злыми, брошенными детьми. Такие дети раньше взрослеют, и таким детям раньше становится интересно «другое».

— Пытаешься убедить меня, что я не такой мудак?

— Пытаюсь показать тебе, что ты тоже человек. Ты имеешь право ошибаться, но также я пытаюсь показать тебе: ты не всесилен. Ты не бог. Ты не решаешь по факту. Если бы ты их насиловал, это был бы другой разговор. Скажи мне честно, тот последний раз подразумевал насилие?

— Он предполагал. Условия были: не останавливаться, даже если она захочет.

— И тебя там не было.

— Не было.

— Это для тебя было слишком?

— Это для всех нормальных людей слишком.